— Сенека…

— Откуда же ты знаешь, чем занимаются муж да жена, если никогда в жизни этим на занималась? — спросил он.

— Это все миссис Макинтош.

— Просто рассказала тебе, да? Ты ничего об этом не узнаешь, пока сама не испробуешь, Пичи.

— Нет, я знаю. Мисс Макинтош объяснила все очень хорошо.

— Тогда, я думаю, она рассказала тебе об этом, — сказал он и положил ее руку к себе на бедра, а затем приложил к паху.

Пичи вдруг стало страшно. Только его кальсоны отделяли ее руку от его самого сокровенного места. Она попыталась отдернуть руку, но Сенека не дал ей этого сделать.

— Я думал, что ты все знаешь об этом, а ведешь себя так, как будто бы не знаешь ничего. Если ты овладеешь этими знаниями, то «такое» твое прикосновение ко мне ничего плохого для тебя не сделает. Более того, я никогда не обижал тебя и не собираюсь этого делать сейчас.

А Пичи тем временем обезумела от страха. Сенека все еще не отпускал ее руку, а она чувствовала, как его плоть увеличивалась в размерах и была такой горячей.

Пичи была очень удивлена, так как миссис Макинтош ничего не говорила ей о том, что мужская плоть может так расти. Сенека начал водить ее рукой вверх-вниз…

— Скажи мне, что ты знаешь об этом? Скажи, что нам с этим нужно делать? — допытывался он у нее.

Когда она поняла, что он подразумевает под словом «это», то раскрыла рот от изумления.

— О, Боже, Сенека! Ты от скромности не умрешь!

— В кровати — никогда, и тебе того же желаю! А теперь скажи мне, что мы сделаем с «этим»? — спросил он и положил ее руку себе между ног.

Придавленная его могучим телом, Пичи лежала, как мышка, боясь и пальцем пошевельнуть. О том, чтобы вырваться и убежать, не могло быть и речи. Он, как демон, удерживал ее своими сильными руками.

— М… м… мы н… ничего не сделаем с «этим». Это не то, чем мы могли бы заниматься сегодня. Позволь мне…

— Нет, не позволю! Ответь на мой вопрос. Ей ничего не пришлось сделать, как подчиниться королевскому приказу. Глядя ему в глаза, она приготовилась доказать, что ей все было известно.

— Ну… ты… у тебя с «этим» делом все в порядке… и по размерам… и по силе. Должно быть, у тебя совсем нет проблем, так, Сенека?

— Ты — замечательнейшая женщина! Я даже и не думал, что ты когда-нибудь сделаешь мне комплимент, — сказал он и еще сильнее надавил ее рукою свою плоть.

— Продолжай, моя дорогая, прошу тебя… Боги небесные! Она думала, что эта пытка для нее никогда не закончится! Ей показалось, что его плоть стала еще горячее прежнего. Ее рука горела как в огне.

— Пичи, — сказал он, — что еще ты знаешь?

— Я… Ну… «это» входит внутрь и ерзает до тех пор, пока ты можешь двигать, и даже может содрогаться. А еще, ты даже можешь вспотеть от этой тяжелой работы, и даже — застонать. Но при всем при том у тебя возникают очень хорошие чувства. И я думаю, что у меня должны быть такие же! А когда уже никто — ни ты, ни я — не в состоянии будем двигаться, тогда ты вынимаешь «это», и все закончено. Вот что я знаю, Сенека!

Сенека не засмеялся и не улыбнулся, так как боялся обидеть ее.

— Ты сказала: «Это входит внутрь». Внутрь куда?

— Меня.

— Тебя? А конкретно, куда?

— Ты знаешь.

— Я, действительно, знаю, Пичи. Но мне интересно, знаешь ли ты?

— Это входит в Друлли, ясно? — закричала она.

— Хорошо. А теперь, если можно, поподробнее о том «ерзанье», что ты рассказала. Как осуществляются те движения?

Пичи покраснела и смутилась.

— Откуда же я знаю, дружище?

— Я думал, что ты знаешь всё…

— Но я же ведь не мужчина, Сенека. Это вы, мужчины, все знаете. А теперь отпусти мою руку. Она скоро обуглится!

Сенека вернул ее руку на прежнее место.

— Пичи, а пока это движется внутри тебя, ты что делаешь? Думаю, движешься тоже?

— Глупее вопроса я еще не слышала! Как же я смогу двигаться с тобою вместе? Соображай, парень! Ты же задавишь меня своим весом так, что мне бы только воздуха вдохнуть, а ты… двигаться…

— Поживем — увидим! Ты сможешь сделать все, как надо! Любить можно по-разному. — .

— Я обещаю тебе, Пичи, что я не «задавлю» тебя, как ты думаешь.

Она ничего не ответила, но задумалась над тем, как можно «любить по-разному».

— Это очень хорошие чувства, Пичи, вот увидишь! — сказал Сенека. — Да, а как тебе рассказывала про чувства миссис Макинтош?

— Послушай! Ты мне надоел. Чувства как чувства и все тут. Если чувствуешь себя хорошо, значит — это хорошие чувства. Другого не дано.

— Пичи, — прошептал он. — Я докажу тебе, что ты не права.

— Видит Бог! Я не лгу! Сенека, со мною что-то странное происходит: мои женские чувства твердят мне «да», «да», «да», а мой разум — в ответ… «нет», «нет», «нет», — закончил он за нее.

От нее не ускользнуло его разочарование.

— Я сказала тебе, что хочу доставить тебе удовольствие, но я сейчас поняла, что еще не могу сделать этого, вот как…

— Пичи, — произнес он и начал целовать ее. Он никогда прежде никого так не целовал, как целовал ее.

Чувства — сильные, острые — вновь нахлынули на нее. Но, как ни странно, она теперь не боялась его. Ей хотелось доверять ему. Она прошептала:

— Я не знаю, что делать. Я не знаю, что со мною происходит… Сенека.

— Моя Принцесса.

Ей нравилось, когда он так называл ее.

— Я сейчас могу думать только об этом… — сказала она и положила ему свою руку на грудь.

— О чем же, моя Принцесса?

— Я… я думаю о том, что могу довериться тебе сейчас… И если ты думаешь, … что время пришло… то я верю тебе, Сенека.

Сенека не мог и слова произнести. Да, время пришло.

— Я доверяю тебе, Сенека. — бормотала она ему на ухо.

Ему показалось, что в ее голосе прозвучали нотки страха. Очень осторожно он распахнул полы ее халата.

Пичи почувствовала его руку у себя на бедре. Она прекрасно понимала, что он делал, и от этого задрожала.

— Ты сделаешь это специально? Он оторвал взгляд от ее красивых бедер и заглянул ей в глаза.

— Я сделаю это специально. Дичи, — прошептал он в ответ.

Пичи все еще колотила мелкая дрожь.

— Мой первый раз… Я уже молилась за то, чтобы это случилось. Мы… У нас с тобой внутри будут прекрасные чувства. Не только тело, но сердце и душа будут ощущать те радостные чувства. Ты сделаешь это для нас, Сенека. Да?

Его рука так и лежала на ее бедре, а пальцы перебирали халат. В голове у него проносились ее слова:

«Ты сделаешь это для нас, Сенека. У нас с тобой внутри будут прекрасные чувства».

Он тихо застонал. Он прекрасно понимал, какого сорта чувства она ожидала. Она жаждала чувственного и эмоционального удовлетворения. И если она его любит, то будет чувствовать именно это. Она доверилась ему.

И вдруг Сенека понял, что сейчас он ничего не сможет сделать. Он перевернулся на спину, уставился глазами на балдахин и стал себя проклинать на чем свет стоит.

— Сенека? Что случилось? Почему ты… — удивилась она, — ничего не делаешь? Время… Настало время любви, не так ли?

— Нет, — сказал он и даже ушам своим не поверил, что это слово и таким тоном могло слететь с его губ.

Он выскочил из постели и нашел свою рубашку. Пичи наблюдала за тем, как он стал натягивать ее на себя.

— Т… ты уходишь? — пролепетала она.

Он судорожно застегивал пуговицы на рубашке. — Не вижу больше причины оставаться здесь, -

сказал он.

В его голосе звучали какие-то странные нотки.

Она подумала, что он сильно расстроился.

— Ты утомился со мной, да? — прошептала она. Он сам не мог понять, что он наделал. У него был шанс сделать ее своей женой прямо здесь и прямо сейчас, но он упустил его. Глупее он еще ничего в своей жизни не делал. Что на него нашло? Что остановило его? Но он больше не желал, чтобы такое вновь повторилось.

Полдень был на исходе, а ночь еще не наступила. И у него было чувство, что ночь не пройдет напрасно и запомнится им навсегда.

Была не была! Он строго взглянул на нее.

— Мы сегодня вечером будем ужинать у меня, в моих апартаментах, Пичи. В семь часов вечера, — сказал он и собрался уходить.

— Сенека, — произнесла она. Он остановился у подножия кровати и повернулся к ней лицом.

— У меня кое что есть для тебя, — сказала она и надела халат, подвязав его пояском. Затем она подошла к своему буфету, взяла стакан и вручила его Сенеке. Внутри стакана был паук. Это был большущий длинноногий паук. Пауки приносят счастье в жизни.

Он стоял и смотрел на подарок и не переставал» удивляться. Ему приходилось в жизни получать разные подарки. Все эти подарки были дорогие — золотые, серебряные, драгоценности. Но ни один из них ничего не значил.

А это был простой подарок: просто паук. Но этот подарок тронул его до глубины души.

— Сенека? Тебе понравился подарок? Я хотела тебе что-нибудь подарить, но так как у меня не стало денег, я решила так поискать что-нибудь. И когда я увидела в саду паука… В общем, я решила тебе его подарить, — сказала она.

— Это… это очень хороший подарок. Спасибо.

— Тебе спасибо.

— За что? — спросил он.

— Спасибо за то, что для нас еще не наступило хорошее время.

Сенека подумал о предстоящем вечере.

— И спасибо за мою корону тоже, — продолжила она.

Она подошла к кровати, взяла корону и надела ее себе на голову. Он увидел, что бриллианты гармонируют с ее прекрасными локонами.

Пичи улыбнулась.

— Можно, я приду на ужин в короне, Сенека?

— Конечно. — Он подошел к двери и открыл ее.

— Сенека?

Он поглядел на нее.

— Сделай что-нибудь для меня.

— Что именно?

— Улыбнись! Я никогда не видела, как ты это делаешь!

— Прости, но по какому поводу?

Он не привык улыбаться по заказу, и хотя она стояла и ожидала его улыбки, открыл дверь. — Увидимся в семь! — сказал Сенека.

Она низко поклонилась. — Увидимся в семь, — повторила она. — И, может быть, сегодня ночью ты улыбнешься.