Джо хотелось объяснить, что отныне он собирается тратить свое время и силы только на себя и не думать о том, как угодить ей, удовлетворить ее желания, обоснованность которых в глубине души признавал. Он хотел, чтобы его жизнь принадлежала ему одному. Он хотел только работать, а ее любовь была ему не нужна. Она стала грузом, который не давал ему взмыть в небо и лететь в любую сторону. Да и цена, которую ему приходилось платить за любовь, была для него слишком высока.

— Ты уверен, что дело в этом? Ну, в том, что я не могу ездить с тобой?.. Ты не ушел бы, если бы я смогла? — спросила Кейт, лихорадочно прикидывая, удастся ли ей договориться с Энди так, чтобы он почаще брал Кларки и Стивени к себе. Она готова была реже видеться с детьми — лишь бы не потерять Джо.

Но он только покачал головой.

— Это не поможет, Кейт. Дело вообще не в этом — дело во мне. Твоя мать была права: самолеты всегда были и остались для меня самым главным. Быть может, поэтому-то она и ненавидела меня, не доверяла мне… Она сразу поняла, что я собой представляю, какой я внутри… Сначала я сам этого не знал, а когда узнал, попытался спрятать это от тебя и — в первую очередь — от себя самого. Но теперь я прозрел. Я никогда не смогу стать таким, каким ты хотела меня видеть; думаю, тебе это тоже давно ясно. Единственное, что меня утешает, это то, что ты еще молода и сумеешь найти себе кого-нибудь… более подходящего. Что касается меня, то я больше не могу притворяться, не могу строить из себя мужа и отца, поскольку я уже давно не являюсь ни тем, ни другим. Я честно старался, Кейт, но, наверное, это не для меня. Теперь я ухожу. Прости меня, если можешь…

— Ты это серьезно? Как это у тебя просто получается, Джо: «пойди и найди себе кого-нибудь другого»… А если я не хочу? Я же люблю тебя, Джо! Я люблю тебя с семнадцати лет! Я не переставала любить тебя, даже когда думала, что ты умер, когда была замужем за Энди, даже когда погибли мои дети!!! Нет, Джо, я не верю, что ты способен так просто взять и уйти, ты не можешь…

Она расплакалась и не смогла продолжать, но Джо не сделал ни малейшей попытки утешить ее. Вместо этого он сказал:

— Иногда приходится уходить, Кейт. Время от времени человек просто обязан остановиться и как следует подумать, кто он такой, что собой представляет и чего он хочет в этой жизни. Мы с тобой женаты, Кейт, но согласись, что это не брак, а фикция. Не будем обманывать себя: настоящей, крепкой семьи у нас нет, и я устал обвинять в этом себя. Наверное, у меня просто нет качеств, которые необходимы, чтобы быть нормальным мужем, безразлично — твоим или чьим-нибудь другим. Теперь я убедился в этом и никогда больше не женюсь.

Кейт слушала его, и ей казалось, что она видит страшный сон. Ей было ясно одно: нужно срочно что-то сделать, подобрать какие-то слова, чтобы уговорить его остаться.

— Джо, на самом деле мне уже все равно, как надолго ты уезжаешь. Я уже привыкла и не возражаю. Пока тебя нет, я могу заниматься детьми, могу даже найти себе работу… Ведь не можешь же ты просто выбросить нас в мусорную корзину! Мы живые люди, Джо, — и я, и Кларк Александр, и Стивени! И мы любим тебя! Неважно, что мы редко видимся. Я все равно люблю только тебя и хочу быть твоей женой. Твоей Джо, а не чьей-нибудь!

Но Джо снова покачал головой, и Кейт разрыдалась. Она чувствовала, что потеряла Джо, потеряла окончательно, но когда это произошло, сказать не могла. В один прекрасный день он выскользнул из ее рук, а она и не заметила, и теперь ей осталось только подбирать обломки и оплакивать все то, что он захотел забрать с собой, в новую жизнь. И одной из этих брошенных на произвол судьбы вещей была она сама. Что ей делать дальше, Кейт понятия не имела и надеялась, что скоро умрет, потому что жить без Джо она все равно не могла.

Но она должна была жить, и сама знала это. У нее были дети, и Кейт не могла их бросить. Что ж, оставался один способ как-то пережить потерю: притвориться, будто Джо умер. Впрочем, в каком-то смысле так и было…

— Вы с детьми можете оставаться в квартире столько, сколько вам нужно, — сказал Джо. — До конца года я все равно буду работать в Калифорнии… И вообще, я считаю, что головной офис пора переносить в Лос-Анджелес: в ближайшем будущем он обещает стать одним из крупнейших деловых центров страны.

— Значит, ты уже давно все распланировал? — ужаснулась Кейт. — Когда, Джо?! Когда ты понял, что я тебе больше не нужна?

— Я понял это… некоторое время назад. Наверное, еще летом… Просто я решил, что сейчас — самый подходящий момент для… Ведь мне в любом случае пришлось бы уехать очень надолго. Да и бессмысленно продолжать мучить друг друга.

Кейт машинально кивала, с удивлением глядя на Джо. У него было такое лицо, будто она причинила ему ужасную боль, предала его, совершила что-то еще более страшное. Но ничего такого Кейт не делала — разве что вышла за него замуж. Это было единственным, на что Джо никогда бы не пошел по собственной воле, но, когда они поженились, он даже был как будто доволен. Во всяком случае — в первое время… Кейт, во всяком случае, была уверена, что интересна ему, она чувствовала, что восхищает его, приводит в восторг, в трепет, его влекло к ней, как бабочку к огню. Но это было, пожалуй, все. Джо не нужно было ее тепло, ее нежность и забота — ему нужно было только небо, и в него он возвращался теперь, побыв на земле ровно столько, сколько смогло выдержать его созданное для полета сердце.

На этом разговор практически закончился, и они легли спать. Джо заснул почти сразу, а Кейт еще долго не спала. Она плакала, гладила его по голове, вглядывалась в его лицо в слабом свете ночника и наконец поняла, что не может сейчас быть рядом с ним — иначе у нее разорвется сердце. Тихонько поднявшись, она перешла в детскую и остаток ночи провела там.

Прощаясь с Кейт утром перед тем, как ехать в аэропорт, Джо тщательно выбирал слова, чтобы не будить в ней ненужных надежд. Он ясно дал ей понять, что не передумает и что он не просто улетает в длительную командировку. Джо уходил от нее навсегда, и Кейт поняла это, почувствовала каждой клеточкой своего тела, каждой частицей своей души.

— Я люблю тебя, Джо, — сказала она ему на прощание, и на мгновение Джо снова увидел перед собой ту семнадцатилетнюю девушку, которую встретил однажды на званом вечере, — юную и свежую, в атласном голубом платье, с шапкой густых темно-каштановых волос. Он до сих пор помнил ее глаза — большие, голубые, словно озера. Глаза остались те же, но сейчас их, как будто дымом, затянуло пеленой невыразимой муки.

— Я всегда буду любить тебя, — проговорила Кейт.

Она вдруг подумала, что, скорее всего, они с Джо никогда больше не встретятся. Никогда не встретятся, никогда не будут вместе… Только теперь Кейт поняла, почему все три недели, что Джо прожил в Нью-Йорке, они не занимались любовью. Он хотел, чтобы у нее не осталось никаких иллюзий, никаких надежд… Впрочем, очень могло быть так, что ему просто не хотелось! Она была ему больше не нужна, и он отсылал ее, чтобы без помех заняться собой и своей жизнью.

— Будь осторожна, береги себя, — негромко сказал Джо, бросая на Кейт последний, долгий взгляд. Ему было нелегко отпускать ее от себя, потому что по-своему он тоже любил ее и хотел бы любить меньше. — Все-таки я был прав: это была мечта, несбыточная мечта…

— Нет! — резко сказала она. Ее голубые глаза ярко сверкнули, и Джо невольно подумал, что даже теперь, когда Кейт так страдала, она была очень красива — красивее, чем ему хотелось. — У нас все могло получиться. И сейчас еще может. Мы… каждый из нас мог бы иметь все, чего всегда хотел, и даже больше!

Джо нахмурился: она так и не поняла, что он больше не может, не должен причинять ей страдания. От этого он всегда начинал испытывать боль и острое чувство вины.

— Я больше не хочу… ничего не хочу, — ответил он намеренно жестко.

Кейт ничего не ответила, и Джо вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Глава 23

Как он и собирался, Джо полгода прожил в Калифорнии, а оттуда поехал в Лондон, где провел еще пять месяцев. Он предложил выплачивать Кейт внушительное содержание, от которого она, поблагодарив, решительно отказалась. У нее были свои деньги, и она не хотела ничего брать у него.

Это было единственное, что смущало Джо, — в остальном он считал, что поступил правильно. Кейт причинила ему слишком много боли, заставила чувствовать себя бесконечно виноватым перед ней, и в конце концов он не выдержал и сбежал. Он нуждался в ней больше, чем в ком бы то ни было, любил сильнее, чем когда-либо осмеливался, он отдал ей больше, чем считал себя способным, но ей этого было мало. На протяжении всего времени, что они были вместе, Джо постоянно чувствовал, что Кейт требует, хочет от него все больше, и больше, и больше. В конце концов в нем проснулись, ожили все его старые страхи, так что каждый раз, когда Кейт о чем-то его просила, он слышал голоса своих троюродных дяди и тети, которые то по очереди, то хором выговаривали ему, какой он скверный, непослушный, никчемный мальчишка, и как они в нем разочарованы. Вскоре Джо уже не мог видеть Кейт без содрогания. Каждый раз, когда он возвращался домой после очередной деловой поездки, ему сразу вспоминались все его детские ощущения, и он переставал чувствовать себя нормальным человеком и нормальным мужчиной, превращаясь в полное ничтожество, в неудачника, в «горе луковое». От этого-то он и старался убежать, как бегал всю жизнь. Даже огромная, мощная корпорация, которую Джо создал практически в одиночку, не вдохнула в него ни капли уверенности. Боль, которую он замечал в глазах Кейт, мгновенно отбрасывала его на много лет назад, в далекое детство, и он снова принимался вспоминать все свои действительные и воображаемые грехи.

В конце концов Джо пришел к выводу, что ему лучше оставаться одному, чем мучить Кейт и себя, потому что каждый раз, когда ему казалось, что он обидел или огорчил ее, он тоже испытывал ни с чем не сравнимые муки. Впрочем, Джо готов был признать, что не последнюю роль в его решении сыграл и самый обыкновенный мужской эгоизм. Он не хотел ни под кого подстраиваться, предпочитая, чтобы окружающие — и в первую очередь Кейт — подстраивались, приспосабливались к его желаниям и нуждам.