Глава 5

— Мама, Иззи сказала, что у нас не будет красивого дома. Она сказала, что мы снова будем жить с кем-то. Это правда, мам? — спросила я, сидя на переднем сидении. Я была маленькой. Очень. Возможно такого же возраста, как и Офелия.

— Ты трепло! Я не хотела, чтобы ты говорила ей это, — пожаловалась Иззи с заднего сидения и ударила меня. Подождите. Ударила кого? Я была на переднем сидении. Или на заднем?

— Почему ты так сказала, Изабелла? — спросила мама, оглядываясь через плечо, бросая на Иззи строгий взгляд.

— Ну, ты всегда об этом говоришь, но никогда эти слова не становятся реальностью, — сказала я правду. Все было так знакомо и в то же время так чуждо. Безопасность. Я чувствовала себя в безопасности. Большей, чем когда-либо в жизни. Я думаю…

— Могли бы мы так жить, если бы нам нужно было заботиться о доме? Неужели вам действительно хочется жить в стенах одного и того же дома год за годом? — Мама подмигнула, и ярчайшая улыбка зажгла ее лицо. Она обнажила белые зубы из-под красных губ. Это значило, что я была права. У нас не будет своего дома.

Я видела свою молодую мать, словно она стояла у меня перед глазами. Словно могла протянуть руку и коснуться ее прекрасного лица. Ее волосы завивались, как у меня и Иззи, у кончиков. Подождите. Иззи? Настоящая жизнь смешалась с другой реальностью в моем сне, который больше походил на некое подобие галлюцинации. Она была реальной и все же не совсем.

— Ну, у нас могли бы быть качели, — произнесла я снова с переднего сидения.

Голос Изабеллы прервал беседу между мной и мамой.

— Посмотрите на все эти цветы, — произнесла она чуть громче шепота. Ангельский голосок. Наши с мамой разговоры о доме с двухуровневыми кроватями и игровой площадкой закончились с этими мягкими словами.

Я выглянула в окно. Золотые цветы походили на ковер, устилающий пустыню. Сотни цветов, а может и миллионы триллионов. Там было больше цвета, чем у меня в цветных карандашах. Я была поражена. Все мы были.

— Пойдемте, девочки, — сказала мама веселым голосом. Это означало новые приключения. Нас ожидало веселье. По мере взросления мы поняли, что это обычно значило нарушение закона.

Мы с Гэбби выскочили из машины и побежали за мамой, наши руки парили в воздухе, словно орлы, летающие высоко в небе. Запах желтых и оранжевых цветов наполнял наши носы, пока мы бегали в свете солнца.

— Ложитесь. Мы должны лечь, — настояла мама. Конечно, мы с Иззи сделали это. Рука об руку мы легли на кровать из цветов. В ярко-голубом летнем небе виднелись молочного цвета облака. Легкие и пушистые. Легкий ветерок приносил к нам аромат цветов. Я видела, как наши с Иззи носики морщились. Запах был похож на рыбий. Эти цветы не были благоухающими. От них не пахло чудесной лавандой или розой. Но мама даже не заметила этого. Она была в том состоянии, когда просто веришь во что-то большее, возможно, размышляла, что мы были посланы на эту землю не просто так. Все это был лишь тест перед тем, что нас ожидало. Моя мама повторяла нам это, сколько я себя помнила.

— Что вы видите, Клайды?

— Я вижу пони, — произнесла я, но тут же поняла, что она имела в виду не это.

Мою руку сжали с тихим пониманием, и я услышала вздох. Дальше была очередь Иззи, и она произнесла то, что мама хотела услышать.

— Я вижу весь мир, — сказала она в восхищении, не замечая плывущего пони, но видя что-то волшебное. Что-то грандиозное, большее, чем она сама. Что-то, что видела и моя мать.

— Правильно, малышка. Там весь мир. Не забывайте это. Слышишь, Габриэлла? Не позволяйте кому-либо ограничивать вас. Вы должны уметь за себя постоять. Слышите?

Мама всегда говорила мне подобные вещи. Я не была похожа на Иззи. Не внутренне. Я была легкой добычей. Даже дети на игровой площадке брали надо мной верх, толкая с качелей или прогоняя с горки. Я всегда смирялась, в то время как Иззи давала им по носу. Я всегда была тихой, следовала примеру других, выполняла просьбы и приказы.

Даже там, лежа на кровати из цветов, глядя в волшебный мир, я узко мыслила. Пони в облаках. Мама не хотела, чтобы мы видели пони. Она хотела, чтобы мы видели нечто большее. Отпустив мою руку, она оперлась на локоть, обращая все внимание на меня.

— Гэбби, скажи, что видишь больше. Скажи, что видишь вселенную. Что-то большее, чем ты сама, — молила она, положив руку на мое сердце.

— Больше, чем я? — Я этого не понимала. Не потому, что была глупа. Я была умной. Просто не настолько умной, как Иззи.

— Да, Габриэлла. Больше, чем ты. Здесь. Никогда не сдавайся. Бери все, что хочешь. Обещай мне это.

— Обещаю, — сказала я, убеждая ее в чем-то, чего не понимала. Какова бы ни была причина. Иззи понимала. Может ей передался ген безумия? Кто знает.

Я сорвала цветок, не заинтересовавшись в чуждых убеждениях матери.

— Это калифорнийские маки. Они закрываются ночью. И плохо пахнут. Как рыба.

Мама вздохнула и откинулась назад, снова взяв каждую из нас за руку. Это была одна из врожденных вещей — духовность, которую чувствуешь. Нельзя этому научить. Она просто есть. Внутри. Я ее не понимала и не имела.

Мама захихикала и посмотрела на меня.

— Таков, значит, запах?

— Эй! Вы что делаете? Вам сюда нельзя.

Мы трое подняли головы навстречу егерю. Шляпа с широкими полями защищала его глаза от солнца, а сам он был одет в темно-серую форму.

— Оставайтесь тут, девочки, — сказала мама, поднимаясь на ноги.

— Простите. Мы уйдем. Мы никому не хотели навредить. Я, эм… У меня своеобразная миссия с ними. У меня осталось мало времени.

— Мало времени? — спросил мужчина в форме, попавшись на крючок. Мама подошла к нему ближе, чтобы поведать свою историю, в которой ей осталось жить три месяца. Маковое поле — один из пунктов в ее длинном списке дел, которые нужно успеть сделать с девочками до смерти.

Эта история была хорошей. Парень разрешил собрать нам столько вонючих цветов, сколько мы хотели, а затем отвез в город покормить. Настоящей едой. Не арахисовым маслом.

Мы также бесплатно получили комнату в отеле на пять полных ночей. Какой-то парень поставил на машину мамы новые шины, также для нас был проведен сбор средств в церкви, куда мы ходили с егерем и его женой.

Мне там понравилось. Это был дом, которого я так жаждала. Стабильность, настолько необходимая маленькой девочке. Кровать, которую можно было назвать своей. Но, несмотря на мои мольбы, обращенные к матери, о разрешении остаться, мы уехали тем днем. Уехали с полным баком бензина, корзиной продуктов для нас с Иззи и конвертом, набитым деньгами. Поехали на север, кто знает куда.


* * *


Мои глаза открылись на звуки океана и прохладного бриза, наполняющего мои легкие. Ошеломленная, я лежала неподвижно, ощущая безнадежность. Шторы раскачивались взад-вперед, а яркое солнце отражалось от мраморных плит. Сделав глубокий вдох, я задумалась о сне. Это была реальность. Я знала это. Воспоминание. Это хорошие новости. Значит, я шла на поправку.

Пошевелив здоровой ногой, я вспомнила о плотной коже и поясе верности между ног. И, естественно, мне нужно было в туалет. Часы на прикроватном столике показывали девять утра. Если мои дети спали до такого времени, я была счастливой матерью. Мне удалось сесть, и взглядом я поискала интерком и кнопку связи. Ничего не обнаружив, я поняла, что значили слова «постоянно включен».

— Алло? — выкрикнула я в пустую комнату.

— Дай две минуты. Сейчас буду, — раздался голос Пэкстона неизвестно откуда. Услышав его во всей комнате, я резко дернула головой и скривилась от возникшей боли.

Дотянувшись до костылей, я поковыляла на веранду, не заметив, как он подошел и открыл раздвижные двери. Я ничего не слышала.

— Вау, — пробормотала я. Океан вдали вызывал чувство улучшения. Вид был восхитительным. Завораживающим. Не знаю, что повлияло на меня — магнитуда океана или сон. Черт, может, моя мать. Что бы то ни было, я чувствовала себя лучше. Словно все наладится. Я чувствовала это. Также я чувствовала пояс между ног и нужду пописать.

— Хочешь позавтракать там? В это время здесь хорошо. Вплоть до двух часов, когда солнце находится прямо над домом. Но когда оно огибает дом, атмосфера снова прекрасная. Обычно около пяти вечера. Можно будет пожарить мясо на гриле, пока девочки будут играть.

Я нахмурилась, переведя взгляд на голос Пэкстона. Он жизнерадостно улыбался — слишком жизнерадостно. Я потерла шею, задумавшись, что вызвало боль — его смена настроения или моя авария.

Он ненормальный.

— Эм. Да. Хорошо. Они еще спят?

— Нет. Триша отвезла их в дневной лагерь. Сегодня они делают бумажные маски. — Он усмехнулся так, словно мы были обычными мужем и женой, обсуждающими своих детей.

— Триша?

— Да, она присматривала за ними, пока нас не было. Нам все еще нужно выяснить, куда ты направлялась. Как спалось? — спросил он, обнимая меня за талию. Поцеловав мою шею, он уставился на океан вместе со мной. — Люблю находиться здесь в это время. Моя любимая часть дня.

Я молчала. Не была уверена, когда мне позволено говорить, а когда нет. Я не произнесла ни слова, но точно знала, что он слышал мое сердцебиение.

Его рука залезла мне под ночнушку, вверх по животу, к груди и дальше к соскам. Пэкстон присосался к моей шее, крутя возбужденные соски между пальцами. Другая его рука скользнула по внутренней части моей ноги, в то время как его пах прижался к моей попе.