Хатерлейская библиотека была заметно меньше, чем библиотека баронета в Монастырской усадьбе. По всей видимости, виконты Делабоулы были равнодушны к наукам, и полки красного дерева – которые, к слову сказать, отнюдь не поднимались до потолка – были лишь частично заставлены книгами. На обоих окнах висели коричневые бархатные занавески, а два кресла у камина, обитые золотой парчой, несли на себе легко узнаваемую печать прошлого века.

Пока Джулия беззвучно плакала у двери, в коридоре, совсем близко, послышались чьи-то шаги. Поспешно перейдя к окну, Джулия попыталась ладонями вытереть слезы, но у нее ничего не вышло.

Дверь у нее за спиной отворилась, и женский голос негромко спросил:

– Прошу прощения, вы, кажется, леди Блэкторн?

17

Джулия снова попыталась вытереть лицо и хоть как-то овладеть собою, но ее усилия снова ничем не увенчались. Голоса вошедшей она не узнала. Момент был самый что ни на есть неприятный: леди Блэкторн, супруга одного из богатейших мужей страны, постыдным образом рыдала во время своего первого рождественского бала.

Непростительно шумно шмыгнув носом, она обернулась и невольно вздрогнула: в дверях стояла та самая дама, которая несколько минут назад беседовала с Эдвардом.

– Да уж, – тихо проговорила дама, глядя на Джулию карими участливыми глазами. – Я вижу, быть женою сэра Перрана не так-то легко.

От этого замечания слезы почему-то еще сильнее хлынули у Джулии из глаз.

В коридоре послышался смех, и женщина поспешно обернулась и повернула ключ в двери. После этого она приподняла лиловый шелковый подол, отыскала в одном из швов нижней сорочки потайной карман и извлекла из него большой носовой платок с вышивкой. Оправив платье, она решительно подошла к Джулии и вложила платок ей в руку.

– Благодарю вас, – пробормотала Джулия, чувствуя, что от нежданного участия сейчас расплачется еще сильнее. – Я, наверное, сейчас похожа на садовую лейку. – Она всхлипнула и промокнула платком глаза. – Но, поверьте, мой муж тут ни при чем. Я… Вероятно, я еще не привыкла к роли жены.

– Точнее, жены баронета?

– Мой муж… впрочем, это неважно. Мне не в чем его винить. Я сама допустила ужасную ошибку, вот и все. – Заметив пятна от слез на шелковом лифе своего платья, Джулия досадливо поморщилась.

Дама рассмеялась, по-матерински заботливо раскрыла свой расписной веер и принялась деловито обмахивать им грудь Джулии: Джулия невольно прыснула, и вскоре обе они смеялись.

Странное начало знакомства, подумала Джулия про себя. Этой милой женщине, наверное, около пятидесяти. Кто она?

Чем-то она напомнила Джулии мать: видимо, в ней была та же чуткость и доброта и то же умение понять все без лишних слов. Наконец, решив, что необычность их встречи дает ей право отбросить некоторые требования этикета, она прямо посмотрела на нее и спросила:

– Кто вы?

Почему-то ей казалось, что она и прежде не раз глядела в эти карие глаза, – но этого быть никак не могло. В светлых волосах незнакомки как будто поблескивала легкая седина, хотя при таком тусклом свете нетрудно было и ошибиться. Зато – и тут уже ошибки быть не могло – от нее веяло такой спокойной уверенностью и доброжелательством, что Джулия тотчас почувствовала безграничное доверие к ней.

– Вообще-то меня зовут Маргарет. Но вам, полагаю, лучше называть меня так, как того требуют обычаи нашего общества, – то есть леди Тревонанс, я – мать Питера.

Джулия онемела от неожиданности. В памяти тотчас всплыла история ее несчастливых взаимоотношений с лордом Питером. Она в растерянности отступила назад.

– Интересно, что это вас так изумило? Впрочем, я, пожалуй, догадываюсь. – С улыбкой глядя Джулии прямо в глаза, леди Тревонанс шагнула к ней, продолжая обмахивать веером ее платье.

– Видите ли, получив приглашение от вашего супруга, я поняла, что должна, просто обязана приехать и встретиться с вами. Поведение моего сына прошлым летом несказанно меня огорчило. В тот самый день, когда он приехал к нам в Брайтон – кстати сказать, совершенно неожиданно, – я получила от него письмо, отправленное из Бата неделей раньше. В письме он сообщал, что любит вас, что, невзирая на все доводы отца, сделал вам предложение и не намерен отступаться, что бы мы ему ни говорили. Прочитав все это, я, разумеется, потребовала от него ответа: что стряслось за одну неделю, что так круто изменило его планы? Моему сыну никогда и ничего не удавалось от меня скрыть, и вскоре я все знала. Оказывается, неожиданная кончина вашего отца совершенно лишила Питера мужества. На мой взгляд, он повел себя тогда просто гадко, и впоследствии я не единожды говорила ему об этом. Выполни он тогда свой долг по отношению к вам, вы, во всяком случае, были бы избавлены от столь… тягостного союза, а сам он приобрел бы прекрасную жену. – Она ненадолго умолкла, потом, вздохнув, продолжила: – Хотя, с другой стороны, то, что вы с ним так и не поженились, возможно, не так уж плохо. Ведь этот брак на всю жизнь связал бы вас с нелюбимым человеком. В конце концов, мой сын, в отличие от сэра Перрана, еще очень молод. Надеюсь, моя откровенность не оскорбляет ваших чувств?

Джулия отрицательно покачала головой.

– Нисколько. В последние годы мне так или иначе приходилось поступаться своими чувствами. Главным образом я решала практические вопросы, за что теперь мне, вероятно, следует извиниться перед вами. Единственное, что я могу сказать в свое оправдание, это что в самом начале своего знакомства с лордом Питером я искренне полагала, что влюблена в него. Ну а потом… потом я уверила себя, что стану ему очень хорошей женой.

– И стали бы, моя милая. Я в этом нисколько не сомневаюсь.

– Благодарю вас за вашу доброту, – проговорила Джулия, – и за откровенность. Поверьте, со временем я научилась бы его любить…

Леди Тревонанс на минуту перестала обмахивать Джулию веером и ласково взяла ее под руку.

– Вам нечего так смущаться и винить себя в чем-либо. Доведись мне или любой из моих знакомых дам пережить то, что пережили вы, думаю, все мы на вашем месте повели бы себя точно так же. Я знаю, что вы были движимы заботой о своих сестрах. Возможно, мужчина и не одобрил бы столь практических побуждений в своей возлюбленной, но мне-то они ох как понятны! Сотни и сотни раз я благословляла судьбу за свое удачное замужество, от которого пять моих младших сестер выиграли не меньше меня. Когда вы приедете в Лондон – а я надеюсь, что это непременно случится нынешней весной, – вы найдете там поддержку, на которую, возможно, вовсе не рассчитываете.

– Но папино самоубийство… позор нашей семьи…

– Все это в конце концов забудется. Зато память о вашей матери будет жить еще долго. Мне не довелось быть лично знкомой с леди Делабоул, но я слышала о ней много хорошего. Ее репутация была безупречна. Люди находили в ней необыкновенные достоинства, какие – я уверена в этом, моя милая, – обнаружат со временем в вас.

– Вы так бесконечно добры ко мне, что, боюсь, я просто не сумею выразить вам всю свою благодарность, – вспыхнула Джулия. – Вы не представляете, как ваши слова помогают мне сейчас…

– Напротив, представляю, и даже очень хорошо. Однажды – а было это, если мне память не изменяет, лет двадцать пять назад – одна дама отвела меня в сторонку и сказала мне приблизительно то же самое, что я говорю сейчас вам. В свое время и вы окажете кому-нибудь ту же услугу. А пока что обещайте писать мне и подробно рассказывать о своих делах.

Джулия кивнула.

– Вот и славно! А по приезде в Лондон вы не откладывая нанесете мне утренний визит.

– Непременно, – сказала Джулия, почему-то все более уверяясь в том, что запланированная на весну поездка в Лондон состоится.

Леди Тревонанс оглядела ее ярко-синий лиф.

– Я вижу, ваше платье уже почти в порядке! – В ее карих глазах вспыхнули веселые искорки. – Да, в полном порядке. А теперь у меня к вам огромная просьба: ступайте и поговорите с майором Блэкторном. Собственно, ради этого я и пошла за вами. Дело в том, что мы ехали вместе с майором от самого Хартфордшира, и к концу пути он своей хандрой разбередил мне всю душу. – Говоря так, она незаметно подхватила Джулию под руку и повела к двери. – Попробуйте его хоть чуть-чуть взбодрить – иначе, боюсь, он так и будет ходить до конца жизни этаким брошенным псом.

Джулия улыбнулась. Да, улыбаться и шутить, пусть даже над собой, было все же лучше, чем предаваться бесплодному отчаянию. Леди Тревонанс, пожалуй, не стала бы часами заниматься самобичеванием и грезить о несбыточном.

Повернув ключ в замке, Джулия распахнула дверь. Прежде чем шагнуть за порог, она убедилась, что в коридоре никого нет, и тихо призналась своей спутнице:

– Я люблю его.

– Ну, – улыбнулась леди Тревонанс, – это я заметила сразу, как только мы вошли в вашу восхитительную гостиную. Вы смотрели на него, как будто перед вами стоял посланец богов! Так вот, уверяю вас, ничего божественного в нем нет. Правда, иногда мне самой мерещатся в нем черты Марса… – Она одарила Джулию еще одной обворожительной улыбкой и вздохнула. – Красавец, правда?

– Вы так странно обо всем говорите!.. – Джулия почувствовала, что краснеет.

Леди Тревонанс раскрыла веер и направилась к лестнице. По пути она кивнула знакомому, возникшему в дверях Красной гостиной, после чего поднесла веер ближе к губам и прошептала:

– Вы целовались с майором Блэкторном?

Джулия тоже подняла к лицу свой кружевной абрикосовый веер и, прикрывшись им до самых глаз, молча наклонила голову. Что бы сказала ее спутница, если бы знала правду?

– Что может быть прекраснее поцелуя? – тихо проговорила леди Тревонанс, кивая на ходу очередному знакомому.

– Да, это очень приятно, – согласилась Джулия. Необычный разговор все больше волновал и одновременно смущал ее.

– Помню, как я впервые целовалась с Тревонансом, – мечтательно начала герцогиня. – Это было, как будто…