Успокоив себя таким образом, Джулия предоставила Габриеле полную свободу, сама же принялась обходить своих знакомых, которых тут, как всегда, было немало. Вскоре, однако, Мэри Браун отвела ее в сторону и зашептала:

– По-моему, ты что-то уж очень внимательно разглядываешь сегодня мужчин. Вот я и подумала: может быть, ты не знаешь, что лорд Питер уехал в Уилтшир, к родителям?

Растерянно глядя на подругу, Джулия почувствовала, как давешний страх опять сжимает ее сердце.

– Да, я не слышала об этом, – тихо проговорила она. – Спасибо, что ты сказала.

Мэри внимательно всмотрелась в ее лицо и нахмурилась.

– Как ты побледнела!.. Хочешь нюхательной соли? Да что с тобой, тебе дурно?

– Нет-нет, все хорошо, – заверила ее Джулия. – Просто твое известие меня немного удивило. Он не говорил мне, что уезжает.

– Прости, я не хотела… Знай я, что эта новость так тебя огорчит, я бы постаралась сказать о ней как-нибудь помягче. Я сама узнала только сегодня утром. Наша домоправительница – кажется, у нее какая-то подруга служит в «Белом олене», где остановился лорд Питер, – рассказала моей матери, что он неожиданно уехал, но… – тут Мэри умолкла и загадочно улыбнулась Джулии, – намерен скоро вернуться. Во всяком случае, у хозяина остались два его чемодана.

– Два чемодана? – переспросила Джулия. В ее душе опять затеплилась искра надежды. – Понятно.

Мэри с довольной улыбкой кивнула.

Весть о двух чемоданах принесла Джулии такое облегчение, что у нее закружилась голова.

– Ты его очень любишь, да? – тихо сказала Мэри, накрывая ладонью руку Джулии. – Ну, не отпирайся. Я же вижу, что любишь!

– Я не отпираюсь, – уклоняясь от прямого ответа, пробормотала Джулия. Слава Богу, что Мэри не догадывается об истинных причинах ее волнения. Отворачиваясь от подруги, Джулия еще раз оглядела помещение Лечебного зала и постаралась успокоиться. Однако мысли ее помимо воли притягивались к загадочному отъезду лорда Питера.

Что ему понадобилось в Уилтшире?.. Сердце в груди опять заныло от волнения. Ответ мог быть только один: лорд Питер решился обсудить свой интерес к «некоей мисс Вердель из Бата» с родителями. Джулия осознала вдруг всю безнадежность своих планов. Неужели она всерьез рассчитывала, что он может сделать ей предложение, даже не посоветовавшись с лордом и леди Тревонанс? Разумеется, он сначала переговорит с отцом. И что же скажет маркиз своему второму сыну? Это, по всей вероятности, будет зависеть от того, много ли известно его милости о пагубных пристрастиях лорда Делабоула.

– Не отчаивайся, он вернется! – горячо зашептала Мэри, видимо, чувствуя, что ее подруга никак не может прийти в себя. – И потом, разве можно впадать в уныние, когда у тебя на голове такая прелесть? – Она восхищенно оглядела шляпку Джулии. – Вот бы моей служанке столько умения и вкуса!

Милая Мэри Браун, как деликатно она сменила тему разговора. Хватит дрожать словно осиновый лист! – приказала себе Джулия и улыбнулась наивному благоговению, с которым ее подруга взирала на очередной шедевр Габриелы.

Как ни славились местные шляпницы своим искусством, все же мало кто из них мог соперничать со служанкой Джулии в умении украсить шляпку. Изюминкой последнего творения Габриелы был широчайший козырек абрикосового шелка, усеянный букетиками искусственных белых гардений. Многочисленные сборочки и складочки козырька прятались под лентой, обхватывающей тулью. По подолу и горловине абрикосовой, в тон шляпки, шелковой мантильи тянулась узенькая гофрированная оборка. На запястье висела белая расшитая бисером сумочка, а из-под гладкого шелка мантильи виднелся белый же подол муслинового утреннего платья.

– Можешь сама высказать все это Габриеле, только не сейчас, – улыбнулась Джулия. – Пока что, как видишь, она слишком занята. – Джулия выразительно указала глазами на статую Джона Нэша у восточной стены. Поскольку считалось, что Бат обязан сему достойному джентльмену своим нынешним процветанием, то монумент был установлен в самой посещаемой точке города, на внушительном возвышении. У его подножия и стояла сейчас оживленная Габриела в окружении доброго десятка друзей и подруг. На воды съезжалась публика всех сословий, и Габриела, с ее живыми карими глазами, каштановыми локонами и мягким французским выговором, неизменно собирала около себя множество воздыхателей из ремесленников, клерков и молодых приказчиков. Джулия догадывалась, что в недалеком будущем ей придется расстаться со своей бесценной служанкой.

Отпустив несколько не слишком лестных замечаний в адрес кавалеров Габриелы, Мэри вдруг заметила слева от ниши с памятником стайку изысканно одетых женщин и радостно вскрикнула.

– О, Китти уже вернулась из Линкольншира! Я ждала ее не раньше следующего вторника. Ты слышала объявление о ее помолвке?

– Да, и очень порадовалась за нее.

Покосившись на подругу, Мэри улыбнулась.

– Не обманывай! – шепнула она. – Я ведь знаю, ты с трудом переносишь Китти Стоунлей.

– Но я и правда рада ее счастью, – возразила Джулия. – Даже если она слишком, на мой взгляд, любит перемывать кому-то косточки, это вовсе не значит, что я желаю ей зла.

– Ты, как всегда, само великодушие! В таком случае, может быть, хочешь подойти к ней вместе со мною и расспросить обо всем?

Джулия отрицательно помотала головой.

– Я еще не пила воды. Но ты ступай скорее, не то, пожалуй, умрешь от любопытства.

Скорчив забавную гримаску, Мэри попросила Джулию выпить за нее один стакан и решительно устремилась в середину зала. Джулия наконец смогла перенести свое внимание на знаменитые батские воды. Подойдя к стойке возле бювета, она, как всегда, попросила девушку в переднике налить ей три стакана. Какой-то пожилой человек рядом с нею, одетый по-купечески в короткое коричневое пальто и бриджи, смело отхлебнул глоток воды и чуть не выплюнул ее обратно в стакан. Обернувшись к Джулии, он с обидой в голосе произнес:

– Да ведь от нее разит, как от коробки с серными спичками! А мне обещали, что она вылечит мою подагру. Надувательство! Сущее надувательство.

Не притрагиваясь более к целительному питью, он оставил подавальщице чаевые, поклонился Джулии и захромал к выходу.

Джулия лишь улыбнулась. Насчет воды, которая выкачивалась насосами из каких-то невообразимых подземных глубин, он был, конечно, прав. Не ему первому и не ему последнему эта якобы чудодейственная вода пришлась не по вкусу.

Но каков бы ни был вкус и запах батской воды, Джулия продолжала ее пить, потому что в Бате ее пили все, она же всегда сознавала себя частичкой местного общества. Она предпочла бы жить здесь, а не в имении, особенно в июне и июле, когда гостиницы полны приезжими из Лондона, а в теплую погоду весь город дефилирует по главной аллее или прогуливается в Апельсиновой роще. Летом Бат живет светскими сплетнями, заграничными новостями и модными туалетами.

При жизни матери они всегда проводили лето в своем городском доме на Королевской площади, но почти сразу после ее смерти лорд Делабоул его продал. Поначалу Джулия думала, что он просто не смог жить в доме, где все напоминало ему о покойной жене: ведь и мебель, и картины на стенах, и даже шторы были когда-то с любовью выбраны ею. Если Хатерлей создавался и переделывался многими поколениями хозяек, то дом на Королевской площади был творением рук леди Делабоул и носил на себе печать ее неповторимой личности.

Впрочем, довольно скоро Джулия узнала, чем на самом деле была вызвана спешная продажа дома. Оказалось, что после смерти жены лорд Делабоул чрезмерно увлекся карточными играми и содержание двух домов стало ему просто не по карману.

Получив от улыбчивой подавальщицы прописанные доктором три стакана, Джулия приступила к своему обычному испытанию воли. Больше всего ей хотелось сейчас зажать нос рукой, однако она все же заставила себя сделать глубокий вдох и торопливо проглотила содержание сначала одного, а за ним и другого стакана.

Третий стакан остался пока стоять на стойке: Джулия знала по опыту, что если выпить все сразу, то может начаться приступ тошноты.

Поэтому она обернулась и начала рассматривать кружок, только что образовавшийся около Мэри Браун. Мэри, к слову сказать, недавно была помолвлена. Ее будущий супруг, молодой человек из очень хорошей семьи, имел более пяти тысяч фунтов годовых, и можно было не сомневаться, что до конца жизни Мэри ни в чем не будет испытывать нужды. Жених Китти – он же ее кузен – тоже должен был скоро унаследовать немалое состояние и имение в Линкольншире, так что и будущее Китти было уже обеспечено. Обе невесты оживленно беседовали между собой, почти не обращая внимания на остальных собеседниц. Наверняка они обсуждали свои свадебные планы.

Неожиданно Джулия ощутила приступ зависти, что случалось с нею крайне редко. Если бы и она могла быть вот так же спокойна за свое будущее!

Вспомнилась недавняя размолвка с отцом из-за изумруда. Конечно, хорошо, что на сей раз обошлось без долгих препирательств, однако от этого разговора остался неприятный осадок, и страх перед будущим навалился на нее с новой силой. В последующие дни отец ходил мрачнее тучи, а Джулия без конца размышляла о том, как подогреть интерес лорда Питера Лонгтона к женитьбе. Иногда ее на какое-то время согревало воспоминание об Эдварде, однако злополучные часики продолжали тикать, снова и снова возвращая ее к мыслям о замужестве.

Ах, как некстати лорд Питер уехал в Уилтшир!

Она со вздохом обернулась к двери, хотя и понимала, что ждать бесполезно: он уже не появится.

Однако в тот миг, когда она обернулась, на пороге все же появился некий человек, и его широкие плечи заполнили едва ли не весь дверной проем. При виде друга сердце Джулии радостно затрепетало, а глаза наполнились слезами.

Эдвард!..

Значит, он вернулся во вторник, как и обещал.

Многолетняя привязанность удивительно легко завладела ее сердцем, напрочь вытеснив оттуда лорда Питера. Странно, рассеянно подумала она. Всего минуту назад она могла думать только о своей горькой участи, но вот явился Эдвард – и от одного его присутствия все ее заботы отодвинулись куда-то, уступив место счастливейшим воспоминаниям.