Сара дрожала вовсе не от холода, но не стала уточнять.

– Да, ты прав. – Она встала. – Я прикажу, чтобы нам обоим принесли горячей воды для ванны. Увидимся перед ужином. Приготовься. Тебя будут все дразнить и приставать с расспросами. Мы с тобой произвели фурор. Гости не смогут удержаться.

На пруду он смеялся. Но выдержит ли его чувство юмора новое испытание? Как правило, маркизы вели себя крайне заносчиво и не могли допустить подобного унижения их достоинства. За исключением папы, конечно. Она не видела проявления высокомерия у маркиза Кэннока, но это могло объясняться его тревогой о Маргарет.

Луциан проводил глазами Сару. Она поднялась по ступенькам террасы и вошла в дом, удивляясь собственным эмоциям. Она должна была выглядеть смешной: мокрые юбки липли к ногам, илистая вода превратила волосы в сосульки. И все же она не казалась ему смешной. Тепло, которое разлилось в его груди, – это, должно быть, привязанность, но совсем не такая привязанность, как его чувство к сестре.

Он выставил себя идиотом, сделав предложение там, на пруду, словно это было что-то абсолютно незначительное.

Он неправильно оценил ситуацию и эмоции Сары. Свои тоже. Странно, но неудача не испугала его. Он был все так же полон решимости сделать вторую попытку. Саре понравилось, что он отнесся к ситуации с юмором, осознал он, когда, наконец, встал и с недовольной гримасой взглянул на себя в зеркало. Бриджи, судя по всему, можно выбросить. А с сапогами придется повозиться. Все время их знакомства Луциан был мрачен. Вероятно, для нее юмор очень много значит.


Луциан обошел дом, вошел в дверь из сада и обнаружил старую скамью, на которую можно было сесть и стянуть промокшие сапоги и носки, чтобы не испортить сверкающие полы. В холле его встретил дворецкий, который проводил его наверх с таким видом, будто встречать промокших маркизов, марающих грязной водой полы, было для него повседневной обязанностью. Луциан сохранял серьезное лицо, пока не оказался в своей комнате, и только там захохотал.

Один бог знает, чего он смеется, подумал он, тщетно пытаясь развязать шейный платок. С сестрой еще не все ясно, но, даже если ее репутация будет спасена, придется найти способ продвигать Фарнсуорта по служебной лестнице, иначе она будет голодать. Он только что выставил себя идиотом перед сливками общества. Об этом узнают в Лондоне, как только кто-нибудь из гостей доберется до бумаги и чернил. Он поставил крест на своем же в высшей степени рациональном плане поиска жены и сделал предложение любовнице, превратив его в фарс. Причем его любовница в данный момент является вовсе не его любовницей, а дочерью хозяйки дома.

– Милорд?

Из гардеробной вышел Чарльз, приставленный к нему в качестве лакея. Он нес большую стопку полотенец. Питкин, наслаждавшийся заслуженным отдыхом в Сэндбее, в подобной ситуации проигнорировал бы необычное поведение хозяина, но этот юноша был иначе обучен.

Луциан хмуро зыркнул на него и развел руки в стороны, предлагая оценить состояние его одежды.

Губы лакея дрогнули.

– Ваша ванна готова, милорд. Я проконсультируюсь с мистером Рэтбоуном, лакеем его светлости, относительно возможности восстановления вашей одежды.

– Спасибо, но не трать на это слишком много времени. Думаю, одежда погибла безвозвратно.

Он отпустил Чарльза, разделся, погрузился в восхитительно горячую воду, благоухающую хвоей, и задумался. Когда он последний раз смеялся? Нет, не улыбался шутке, а громко хохотал над какой-то нелепостью, над собой. Смеялся от радости, потому что был счастлив.

Но с какой стати он чувствует себя счастливым здесь? Ситуация с Маргарет далека от благополучного разрешения, его достоинство разнесено в пух и прах, брачное предложение отвергнуто. Они даже заняться любовью не могут до отъезда из Элдонстоуна. И все же… дело, конечно, в Саре. Она сделала его счастливым. И даже когда она злится, его сердце наполняется надеждой при виде ее, при одном только звуке ее голоса. Он восхищался ее смелостью и здравым смыслом, ее умом и страстной защитой Маргарет и Грегори. А какая она в постели… Сущий ангел. Правда, ангел порочный.

Он отбросил эту мысль, по крайней мере, попытался это сделать, и уставился на картину, висевшую перед ним на стене. Натюрморт из экзотических фруктов и листвы не помог привести в порядок путавшиеся мысли. Я… люблю ее?

Глава 16

Он любит Сару? Нет, это невозможно. Любовь, насколько ему было известно, – это бесконечные томные вздохи при луне, внутренняя необходимость писать стихи, посвященные бровям любимой, и невозможность думать ни о чем, кроме ее совершенств.

Луциан никогда ничего не слышал о воспевании несовершенств любимой, а он по большей части думал именно о них. Сара была независимой до неприличия, конфликтной и пугающе склонной хвататься за оружие, если чувствовала угрозу. А главное – она, ни секунды не сомневаясь, выразила свое несогласие с его понятиями о чести мужчины и его ответственности перед своими женщинами.

Она любила раньше и считала мужа своим другом. Луциан почесал затылок и попытался втиснуть такой тип отношений в свое представление о браке в высшем обществе. Оказалось, что, как ни крути, это вещи несовместимые.

Тогда почему у него возникло желание жениться на ней? Потому что он хотел ее? Но они уже и так стали любовниками. Потому что она добра к Маргарет? Но они могли оставаться друзьями, и не будучи родственниками.

Луциан окунулся с головой в воду, потом снова поднял голову над поверхностью, и его осенило: с ней он чувствовал себя живым. Такое было с ним впервые. Она делала его счастливым.

Луциан выбрался из ванны, вытерся, завернулся в большую купальную простыню, как в римскую тогу, и прошествовал в спальню. Чарльз уже достал и разложил на кровати его вечерний костюм.

– Что ты думаешь о счастье, Чарльз?

– Милорд? – Молодой человек даже рот разинул от удивления. Благородные господа обычно не задавали подобных вопросов слугам. Тем не менее он ответил: – Я думаю, милорд, что счастье – это главное в жизни.

– А что делает тебя счастливым, Чарльз? Я имею в виду не сиюминутную радость, а счастье?

Чарльз задумался, разглаживая рубашку.

– Я счастлив, что у меня есть хорошая работа, где хозяева справедливы и дают возможности для роста. И еще я счастлив, когда рядом моя девушка. – Он покосился на Луциана, очевидно оценивая его реакцию на свои откровения. – Если меня назначат вторым лакеем, мы сможем пожениться. Она сейчас главная молочница, и, уверен, ее светлость позволит нам занять комнату над сыроварней. В любом случае я по-настоящему счастлив, когда Мириам рядом. И еще, когда я приезжаю домой, чтобы навестить мою старую маму, я тоже счастлив. Она гордится мной. Простые шелковые чулки, милорд, или те, что с полоской?

– Давай с полоской. Буду сегодня немного фривольным, Чарльз.


Сара была в гостиной задолго до ужина и как раз беседовала с молодыми гостями, когда вошел Луциан. Он выглядел безукоризненно и ничем не напоминал мужчину, который недавно искупался в илистом пруду. Он сел напротив Сары и улыбнулся, когда гости стали наперебой подшучивать над его приключением.

– Знаю, я выглядел совсем не элегантно. Слухи быстро распространятся по городу, и обо мне станут судачить во всех гостиных. Надеюсь, джентльмены, вы не станете подливать масла в огонь, иначе меня назовут маркизом Ряска… или, скажем, маркизом Мокрица… не знаю, что лучше.

– Ты хорошо держишься, Кэннок, – проговорил лорд Тотхилл. – Лично я бы уже всерьез подумывал о самоубийстве.

– О, какое-то время я был очень угнетен, – согласился Луциан. – Но потом у меня состоялась весьма вдохновляющая беседа о счастье с собственным временным лакеем, юношей по имени Чарльз, и мои взгляды на случившееся претерпели существенные изменения. В конце концов, я дал возможность всем вам, джентльмены, почувствовать свое превосходство, развлек дам и несколько минут держал на руках леди Сару.

– Ради этого стоило искупаться в ряске, – заключил Филипп Гривз и галантно поклонился Саре.

Когда смех наконец стих, Сара принялась украдкой рассматривать Луциана, пытаясь понять, что в нем изменилось. Он казался более расслабленным, что представлялось странным, учитывая, что он несколько часов назад сделал предложение, которое было отвергнуто.

– Что сказал Чарльз о счастье?

– Что для него это – хорошая должность и перспектива повышения, гордость его старой матери и наличие некой молодой женщины, на которой он рассчитывает жениться. Его слова заставили меня задуматься. По-моему, они не лишены смысла. Наверное, это действительно счастье – хорошо делать то, что тебе нравится, и рассчитывать, что твои старания будут замечены, знать, что тобой гордится тот, чье мнение для тебя важно, и готовиться к свадьбе с любимой девушкой.

– Вдохновляющие слова, лорд Кэннок, – заметила мисс Эверслей, самая разумная из юных леди. – Я непременно запишу ее в дневник, чтобы не забыть.

– А мне кажется, это слишком серьезно, – вступил в разговор ее брат Джонни. – А как начет развлечений?

– Вполне можно добавить к всему перечисленному шампанское, скаковых лошадей, пару колод карт и танцы с симпатичными девушками, – заметил Луциан, и все вокруг оживились.

– А вы ищете для себя особенную молодую леди, лорд Кэннок? – поинтересовалась мисс Хоупли, явно не относившаяся к числу разумных юных дам. Ее вопрос сопровождался призывным трепетом длинных ресниц.

– Какой же джентльмен этого не делает, мисс Хоупли? – спросил Луциан.

– И какая молодая леди не ищет привлекательного джентльмена, обладающего умом? – вмешалась Маргарет, подойдя к креслу Луциана. – Процесс идет одновременно в двух направлениях. Я пришла, чтобы отругать тебя за то, что ты перегрузил работой бедного мистера Фарнсуорта. Ты обязан помнить, что у него теперь есть только один глаз. Я немного помогла ему разобраться со скучными бумагами, касающимися поместья.