Луиза Аллен - Покорись страсти

Теперь она слышала только стук его сердца и его дыхание. Ни один мужчина раньше не обнимал Клеменс, кроме отца. У него были поистине медвежьи объятия.

— Ты такой тощий, Клем.

— Я всегда была худой. Когда отец умер, я почти перестала есть, а потом, когда поняла, что собой представляет дядя Джошуа, вообще потеряла аппетит. В ту ночь, когда я сбежала, они заставили меня поесть. Видимо, кузену Льюису не хотелось ложиться в постель с такой худышкой. Он сказал, что я похожа на мальчишку. Это навело меня на мысль о переодевании.

— Как ты выбралась из дома?

— По плющу. Потом украла лошадь. Перед тем как сбежать, бросила платье в море. Они думают, что я мертва. По крайней мере, я на это надеюсь.

— Что ты собиралась делать потом?

— Уплыть на другой остров, найти там работу.

Как бы хорошо Натан к ней ни относился, Клеменс порадовалась, что он не знает ее фамилию. Иначе кто знает… Он мог счесть ее неплохой заложницей.

— Чего бы тебе сейчас хотелось? — поинтересовался Натан.

— Принять ванну.

Он вздохнул:

— Да… я сейчас это организую, правда, вода будет холодной.

Клеменс кивнула, даже не вслушиваясь в его слова. Теперь он знал, что она — женщина…

— Натан… — Клеменс коснулась его руки, не зная еще, о чем хочет спросить.

Склонившись к ней, Натан прильнул губами к ее губам.

Как же он сразу не понял, что Клем — женщина? Инстинкт подсказывал Натану, что здесь что-то не так, а за свою жизнь он научился прислушиваться к инстинктам. Видимо, он слишком сосредоточился на том, чтобы попасть в команду «Морского скорпиона» и не угодить на тот свет. Желание выжить заглушило голос инстинкта.

Натан все еще сжимал Клеменс в объятиях, так нежно лаская ее губы своими губами, словно она была сделана из фарфора. О да, Это не девочка, а женщина, пусть юная и невинная.

Давно уже он не испытывал таких чувств к женщине. Если быть точным — семь лет. Но это было в другой стране, да и та женщина уже умерла. Натан тряхнул головой. Сейчас не время вспоминать о той драматической истории, в которую он ввязался после скандального происшествия на Менорке.

Клеменс преображалась в его объятиях, мальчишеские жесты сменились томными и женственными. Кодекс чести, в котором он был воспитан, морская дисциплина, которая сформировала его личность, — это помогло Натану удержаться от соблазна овладеть девушкой здесь и сейчас, но ничто не могло помешать ему целовать ее. Держа Клеменс в объятиях, он вдыхал едва уловимый аромат ее кожи.

Если бы он попытался овладеть ею теперь, возможно, ему это и удалось бы. Не оттого, что Клеменс была легкодоступной, а потому, что она была напугана и Натан стал для нее олицетворением безопасности. Натан чувствовал, что девушка едва сдерживает слезы, и мог только восхищаться тем, как храбро она держалась. Одного этого было достаточно, чтобы обуздать его порыв, понял Натан, лаская языком ее губы. Клеменс судорожно вдохнула и крепче прижалась к Натану.

Слишком быстро. Она такая хрупкая, думал Натан, проводя пальцем по нежной коже ее щеки. Клеменс была высока ростом, но изящно сложена, а высокие скулы и заостренный подбородок говорили о хрупкости и утонченности. Натан даже представить себе не мог, какая смелость ей потребовалась, чтобы совершить побег из родного дома и находиться здесь, на этом корабле, который казался порождением ада.

— Думаю, холодная ванна будет сейчас в самый раз, — хрипло сказал Натан.

— Я… — Клеменс открыла глаза и посмотрела на него. — Что случилось?

— Я тебя поцеловал.

— Я знаю. — Она бросила на него удивленный взгляд, в котором сквозила нотка раздражения. — Я спрашиваю, почему ты остановился?

— И начинать не следовало. Я не соблазняю девственниц, Клем.

Хотя одна из них соблазнила меня. А теперь Натан открыл ящик Пандоры, и от этого не приходится ждать ничего хорошего. Ему даже не требовалось напрягать воображение, чтобы представить, каково это — чувствовать ее в своих объятиях, он знал. Натан уселся в дальнем углу стола. Незачем ей видеть, в какое возбуждение его привел этот невинный поцелуй.

— Благодарю, — вежливо сказала Клеменс, улыбаясь через силу. — Но не стоит брать всю вину на себя. Мне понравилось. Меня давно никто не обнимал.

О боже! Ничего он не желал сейчас так страстно, как обнять ее. И целовать ее. Сорвать с нее эту мальчишескую одежду и прижаться губами к нежной коже. И опустить ее на эту узкую койку, и…

— Я должен подняться на палубу. Велю принести сюда воду. Скажу, чтобы вели себя потише, потому что ты еще не оправился от удара по голове.

Натан глядел на Клем, борясь с желанием схватить ее в охапку, посадить в лодку и увезти отсюда подальше. Но это было невозможно. Он должен кое-что сделать, и ни одна девушка не сможет ему помешать.

Клеменс. Натан мысленно произнес ее имя, словно пробуя его на вкус. Что-то фруктовое и сочное. Девушка кивнула. Она явно думала о чем-то, но Натан не знал о чем. Вынужденная жить под одной крышей со своим дядюшкой, Клеменс прекрасно научилась скрывать свои мысли.

— Я лягу в постель, накроюсь простыней и притворюсь спящей. Когда они уйдут, прежде чем помыться, закрою дверь на задвижку.

Ну вот… Воображение Натана услужливо нарисовало ему Клем: вот она медленно снимает рубашку, от струи холодной воды по ее телу пробегает дрожь, соски напряжены… Картина была такой яркой, что Натан вынужден был сделать глубокий вздох, чтобы успокоиться. Клем скользнула взглядом по его телу, глаза ее вдруг расширились.

— Отличная мысль. Когда вернусь, постучу.

Несколько минут Клеменс сидела уставившись на дверь. Она не только делила каюту с мужчиной, которого желала и который знал о том, что она — женщина, но этот мужчина и сам желал ее.

Клеменс знала, что значит заниматься любовью, но только теоретически. Никогда прежде она не имела возможности наблюдать… э-э… сам механизм. Что бы она делала, если бы Натан не удовлетворился поцелуями? Протестовала? Уступила? Вероятнее всего, последнее. Нет, хуже, она бы провоцировала его.

Чувство стыда, смущение, возбуждение — все эти эмоции очень некстати, если тебя только что ударили по голове. Клеменс юркнула под простыню, натянула ее на голову и закрыла глаза. Если она заснет, может быть, удастся убедить себя в том, что все это было только сном.

Звук голосов за дверью вырвал ее из дремоты. Дверь заскрипела, послышался глухой звук, и дверь снова захлопнулась. Клеменс осторожно села. На полу стояла бочка, достаточно большая, чтобы вместить одного человека. Рядом с бочкой она заметила два ведра с водой и кувшин.

Выскользнув из кровати, Клеменс заперла дверь на задвижку, потом окунула палец в емкости с водой. Вода в ведрах была соленой, морской, а в кувшине — пресной. Хватит, чтобы вымыть голову и умыться. Порывшись в сумке Натана, Клеменс обнаружила кусок зеленого мыла, принюхалась. Оливковое масло. На куске мыла была надпись: «Savon de Marseilles». Там же Клеменс нашла большую мягкую губку. Французское мыло и губка? Натан недавно был в Средиземноморье? Да, он о многом умолчал.

Клеменс разделась, сняла с груди повязку и с наслаждением помассировала грудь. Руки Натана прикасались к ее телу здесь и здесь… И вот здесь.

Она влезла в бочку и поежилась, когда холодная вода коснулась нежной кожи живота. Страх, гнездившийся в глубине души последнее время, наконец покинул ее. Клеменс принялась намыливать губку.

Натан постучал в дверь. Интересно, что делает Клеменс? Воображение, подстегиваемое месяцами вынужденного воздержания, тут же заработало. Натану показалось, что он уже очень давно покинул Англию, расстался с любовницей. Теперь его занимала только Клеменс. Натан представил тонкую обнаженную фигурку под искрящейся струей воды. Дверь вдруг распахнулась, и он увидел Клем, с влажными волосами, умытым, сияющим лицом. От нее исходил тонкий аромат мыла с оливковым маслом.

В чистой одежде она выглядела совсем как мальчик, пока не поймала на себе взгляд Натана. Щеки ее порозовели. По телу Натана прошла жаркая волна, на мгновение он стиснул зубы.

— Лучше?

— Да, гораздо лучше, спасибо. В твоей сумке я нашла толченую березовую кору, так что голова теперь почти не болит, а уж ощущения после мытья даже описать не могу. — Клеменс улыбнулась. — Грязь — это так ужасно. Не знаю, почему так трудно заставить мальчишек умываться.

Увидев, что Натан смотрит на бочку с грязной водой, она поспешила сказать:

— Прости, я пыталась придумать, как опустошить бочку.

— Возьму пустое ведро и вылью грязную воду через иллюминатор. — Натан бросил пояс на койку и закатал рукава. — Ты очень экономно расходовала воду.

Клеменс смотрела на его обнаженные руки. Поднимая ведро с водой, Натан поиграл мускулами. Позер, тут же укорил он себя, выделываешься, как петух перед новой курицей. Он вспомнил, какое удовольствие испытал, когда Джульетта увидела его в новой форме, он тогда так хотел произвести на нее впечатление.

— В бочке не так уж много места, — сказала Клеменс, возвращая Натана к реальности. — Тем более для тебя.

Натан выплеснул в иллюминатор воду.

— Тебе придется потереть мне спину, — сказал он полушутя.

— Думаю, я могла бы это сделать, — с сомнением в голосе отозвалась Клеменс, — с закрытыми глазами, конечно. У тебя есть мочалка?

— Не нужно, я пошутил.

Клеменс улыбнулась, и Натан неожиданно обнаружил, что на его лице появилась ответная улыбка.

— Ты всегда спокойно относишься к таким предложениям, Клем? Я уж было решил, что ты мне сейчас истерику закатишь.

— Что толку от истерик? — ответила девушка, аккуратно складывая разбросанную одежду. — Я бы хотела, чтобы отец мой был жив и я сейчас была рядом с ним, в родном доме. А если это невозможно, то хотя бы чтобы мой дядя и кузен были порядочными людьми. Ну, или если бы мне все же пришлось убежать из дома, то я хотела бы попасть на корабль к какому-нибудь купцу. Сидела бы сейчас в каюте жены капитана и распивала бы чай. Но если бы, да кабы… Вряд ли тебе понравилось бы, если бы я закатила истерику.