– Жаль, – отозвалась Диана. – Очень жаль. Но если вы договоритесь с миссис Хэвлок и предупредите доктора, я справлюсь.

– Не позволяйте ему запугать вас, – сказала Линнет. – Он больше лает, чем кусается.

– Никто не сможет помешать мне помогать этим бедным женщинам, – заявила Диана и снова рассмеялась. – Гэвин, шалун ты этакий, вставай.

– Мне нужна трость, – сказал мальчик, потянувшись к палке и поднявшись на ноги с ее помощью. – Видите, мисс. Я совсем как доктор, правда?

Он стоял, опираясь на палку, расплывшись в улыбке, щурясь на солнце через волосы, падавшие ему на глаза. Линнет не могла не рассмеяться.

– Да, Гэвин. Ты вылитый доктор.

– Вот почему я решил стать доктором, – с удовлетворением отозвался мальчик. – Самым лучшим.


Глава 25

На следующий день, вечером


– В восточное крыло поступили еще два пациента с этой горячкой, – сообщил Себастьян.

– С какой? – спросил Пирс.

– С той, которую ты считаешь сыпным тифом, а я нет. Я не мог найти тебя утром, чтобы ты осмотрел больных.

После завтрака Пирс втащил Линнет в пустую спальню и, когда она заснула, целый час лежал рядом с ней на постели, обессиленный и насытившийся, поглаживая ее плечи. Он слышал, что его зовут, но не стал откликаться.

Он думал о своем отце. А также о Линнет, Прафроке, своей матери и Себастьяне. А потом снова об отце. И Линнет.

– Я взгляну на них после еды, – пообещал он, когда они вошли в гостиную. Кибблс и Пендере расположились у серванта, где стоял поднос с напитками. Линнет сидела рядом с его матерью, а его отец расположился напротив, с уже ставшим привычным голодным выражением в глазах.

– Где Биттс?

– Он неважно выглядел и признался, что плохо себя чувствует. Я отправил его наверх.

Пирс встретился взглядом с Себастьяном.

– Заболел?

– Болит голова, но жара нет. – Себастьян пожал плечами. – Надеюсь, это не больничная горячка. Но лучше подержать его в западном крыле, пока мы не будем уверены. Подальше от твоей семьи.

Его семьи. Пирса бросило в дрожь.

– Я уже видел это выражение раньше, – насмешливо произнес Себастьян. – Да, пожалуй, я выпью, спасибо, Прафрок.

– Какое выражение? – поинтересовался Пирс.

– Сердитую гримасу, – ответил Себастьян, явно наслаждаясь, – словно ты не можешь придумать, как бы наказать себя побольнее, чтобы страдать как можно дольше. Я видел ее раньше и вижу сейчас.

– Ты возомнил, будто обрел вдруг способность ставить мне диагноз? С чего бы это? Ты не способен распознать даже простую горячку.

– Тебе хочется чувствовать себя несчастным, – невозмутимо продолжил Себастьян, поднеся бокал к губам. – Точнее, ты не чувствуешь себя по настоящему счастливым, если ты не несчастен. Простейший способ добиться этого – оттолкнуть людей, которым небезразлична твоя шкура. Например, меня, но поскольку это невозможно, ты, похоже, отказался от попыток. Твоих родителей. – Он повернулся, подняв свой бокал в сторону Линнет. – Твою на редкость красивую невесту.

– Красота – это еще не все, – буркнул Пирс.

– У Линнет есть и все остальное, чего мужчина может только пожелать, – возразил Себастьян, поставив свой бокал на сервант. – Мы с тобой всегда были заодно.

– И что это должно означать? Ты решил сбежать с молочницей?

– Нет, что ты.

Пирс проследил за его взглядом.

– О, ты решил сбежать с Линнет. – Каждый нерв в его теле напрягся. Она принадлежит ему. Ему и никому другому.

– Я бы сбежал, если бы она согласилась, – хмыкнул Себастьян, повернувшись к Пирсу. – Я всегда бегал быстрее тебя, Пирс. И я лучше оперирую. И лучший любовник, если уж на то пошло.

– Я никогда не утруждался подобной чепухой, – заявил Пирс.

Линнет смеялась, сверкая бриллиантовыми сережками. Она выглядела как сказочная принцесса.

– Верно. Ты никогда не утруждался. И не утруждаешься сейчас, не так ли? Пусть бы даже твой отец перевязал ее бантиком и преподнес тебе как подарок.

Пирс вздрогнул, и Себастьян усмехнулся:

– Так вот в чем дело. Ты не желаешь рассматривать Линнет как невесту, потому что ее выбрал твой отец. И ты слишком занят, ненавидя собственного отца за его прошлые грехи, чтобы признать, что он нашел для тебя подходящую женщину.

Пирс схватил кузена за галстук и притянул к себе.

– У меня дьявольски болит нога, – процедил он сквозь зубы.

Себастьян не шелохнулся, глядя ему в глаза.

– В таком случае пусть твоя нога составляет тебе компанию по ночам. И никаких женщин, учитывая твое увечье.

Пирс отпустил галстук кузена. Себастьян прав, несмотря на его сарказм.

Он должен перестать заниматься с ней любовью. Не откладывая. В его жизни нет места для Линнет. Особенно когда он знает, что будут дни, даже недели, когда он не сможет думать ни о чем, кроме мучительной боли в ноге.

В такие моменты достаточно было любого пустяка, чтобы он вспылил, набрасываясь на Прафрока и остальных слуг с криками и бранью. Когда боль в бедре распространялась до головы, он уединялся в затененной комнате, не желая никого ни видеть, ни слышать.

– Ты прав, – сказал он. – Конечно, ты прав.

Себастьян, все еще злясь, прищурился.

– Сдаваться не в твоем духе. Если ты понимаешь, как глупо отвергать Линнет, почему бы тебе не подойти к ней и не начать ухаживать?

– Мне казалось, что ты сам не прочь поухаживать за ней.

Себастьян крякнул.

– Ты не ошибся.

– В таком случае действуй, – устало произнес Пирс. Пожалуй, сегодня вечером он выпьет два стаканчика бренди вместо одного.

– Нет смысла.

– Только потому, что мой отец привез ее сюда из Англии для меня? Чепуха! Ей нужно выйти замуж, а из тебя получится неплохой муж. – При мысли о Линнет замужем его внутренности мучительно сжались. Другой мужчина. Себастьян? Невероятно. – Впрочем, ты не можешь жить здесь.

Себастьян откинулся на подлокотник дивана, подняв бокал с бренди к свету.

– Почему? Мне здесь удобно. Видит Бог, замок достаточно велик. И потом, нравится тебе это или нет, ты нуждаешься в моих хирургических талантах.

Пирс бросил на него свирепый взгляд.

– Я не женюсь на ней, – сказал он таким тоном, чтобы даже его романтически настроенный кузен мог понять. – Она свободна… И пока ты не начал скулить насчет моего отца, – продолжил он, – ты ошибаешься. Я понял – не без помощи Линнет, – что веду себя как осел по отношению к нему. Прафрок – король дворецких, а Линнет…

– Королева женщин, – тихо произнес Себастьян.

– Но я слишком изранен для такой женщины, как она. Да и для любой другой. Во мне слишком много от зверя. Ты это знаешь не хуже меня.

Себастьян пожал плечами:

– Мне лично ты нравишься, даже когда выходишь из себя.

– Ты вырос вместе со мной. Я не могу притворяться перед самим собой, что я не такой законченный ублюдок, каким являюсь. Будь я другим, будь у меня лучший характер, если бы…

– Если бы ты не позволял себе срываться по любому поводу, – сухо сказал Себастьян.

– Ты не понимаешь. – Словно в подтверждение, его изувеченная мышца сократилась, отозвавшись мучительной болью в ноге.

– Ни один мужчина в здравом уме, – сказал Себастьян, – не поймет. Будь у меня шанс получить Линнет, я бы не стал предаваться мыслям о том, что и как у меня болит. Я бы схватил ее и надел кольцо ей на палец, отложив все сомнения на потом.

– Вот почему ты слабоват в диагностике, – отозвался Пирс, вытянув ногу в попытке расслабить мышцу.

– Почему?

– Ты не способен сопоставить симптомы и сделать выводы. С одной стороны, терзаемый болью калека с язвительным языком…

Он поднял руку, когда Себастьян открыл рот, явно собираясь возразить.

– Ты очень точно описал меня, и тебе это хорошо известно. В любом случае кто-нибудь, подобный мне, рядом с женщиной, подобной Линнет, в сумме дает только одно.

– Что?

– Несчастье, – решительно произнес Пирс, поставив ногу на пол.

– Совсем необязательно…

– Несчастье для нее. – Пирс глотнул бренди.

Себастьян выдержал паузу.

– Разве это не в твоей власти?

– Я тот, кто я есть. Я не хочу видеть, как она увядает, когда я буду сходить с ума от боли. Или боится меня, как это случилось с моей матерью, если я стану прибегать к лаудануму, чтобы облегчить страдания.

– Проклятие, да ты влюблен в нее, – заметил Себастьян.

На другом конце комнаты Линнет хмыкнула, постучав Пендерса по плечу сложенным веером. Тот чуть ли не ползал у ее ног.

– А кто бы не влюбился? – сказал Пирс.

В комнату вошел Прафрок и быстро направился к ним двоим.

– Санитару в восточном крыле показалось, что пациенту с горячкой, поступившему вчера, стало хуже.

– Пойду посмотрю, – сказал Пирс, поставив свой бокал так, что тот звякнул. – Все равно мне здесь нечего делать.

– Тебе… – начал Себастьян, но Пирс уже направился к двери, стуча тростью. Дверь захлопнулась за ним.

Оказавшись в коридоре, он устало помедлил, глядя на лестницу. Позади него оставался мир изящных женщин и золотистого бренди. Но наверху располагался его настоящий мир. Мир умирающих пациентов, с напряженными лицами и испуганными глазами.

Он стал подниматься по лестнице.

На лестничной площадке его поджидал санитар.

– У больного три дня назад выступила сыпь, – сообщил он. – Через пару дней после появления первых симптомов.

– Каких именно?

Санитар придержал дверь в восточное крыло, пропуская Пирса.

– Началось с онемения шеи и плеч, но поскольку он мельник, то решил, что просто перенапряг мышцы, перетаскивая мешки с мукой. Ночью начался озноб, сменяющийся жаром. За несколько дней он побагровел, по его словам, как вареный рак.