Тело Линнет откликнулось на них. Мягкое бодрящее тепло бренди превратилось в жар, заливший ее с головы до ног.

– Нет! – выдохнула она. – Если у вас нет полотенца… впрочем, не важно. – Ей показалось, что он начал выпрямляться, и она поспешно нырнула назад, захлопнув дверь и прислонившись к ней спиной.

Неотесанное дерево царапало ее обнаженную кожу. «Я голая, – подумала она. – Голая и нахожусь под одной крышей с голым мужчиной».

Ей хватило секунды, чтобы натянуть через голову рубашку, едва достававшую до колен, что само по себе было достаточно скандальным. Толстая ткань неплохо скрывала фигуру, хотя на груди застежка слегка натянулась. Видимо, она была рассчитана на мужчину с худощавым торсом, что решало вопрос о том, должна ли она уступить Пирсу их единственный предмет одежды. Его торс едва ли подходил под это определение.

Повернувшись к постели, Линнет откинула грубое одеяло, обнаружив простыню из простого полотна. Она была достаточно большой, чтобы прикрыть обнаженного мужчину, находившегося в передней комнате, и на данный момент это было единственное, что имело значение.

Она стащила простыню с постели, приоткрыла дверь и просунула руку с простыней в образовавшуюся щель.

Несмотря на завывание ветра, голос Пирса прозвучал на удивление ясно:

– Что это?

– Простыня. Накиньте ее на себя, – крикнула она.

– Не нужно.

– Нет, нужно. – Дверь дернулась под ее рукой. – И не входите сюда, пока не завернетесь в нее!

Дверь распахнулась, заставив Линнет попятиться.

– Я нашел скатерть. – И точно, вокруг его бедер была повязана голубая скатерть.

– Простыня была бы лучше, – заявила Линнет, невольно скользнув глазами по его широкой груди. Ее взгляд спустился ниже, заставив ее ахнуть.

– Это неприлично!

Скатерть была небрежно завязана на его правом бедре, но даже так она едва прикрывала…

– Вы не можете так ходить!

– Если я надену простыню, вам придется сидеть на этом одеяле, – возразил он со странной усмешкой, игравшей у него на губах. – У него такой вид, словно там обитает столько же блох, сколько в шерсти Руфуса.

Линнет в ужасе уставилась на одеяло.

– Я не собираюсь на нем сидеть.

– А больше не на чем, – сказал Пирс. – В этом доме явно не хватает мебели. Полагаю, ее одолжили соседи. Очень бережливый народ, эти уэльсцы. Видимо, они решили, что если в доме никто не живет, то стол и стулья не нужны. Нам повезло, что здесь осталась кровать.

И точно. Бросив взгляд через плечо, Линнет осознала, что в передней комнате пусто, не считая громоздкого буфета. Она снова взглянула на постель.

– Насколько я понимаю, блохи не могут жить, не подкрепляясь чьей-то кровью, – сказал Пирс, бросив простыню обратно на постель. – Не могли бы вы снова расстелить эту штуку? Наша увеселительная прогулка не пошла моей ноге на пользу. Я должен сесть или лечь. В данный момент трость – единственное, что удерживает меня на ногах.

Линнет кинулась к постели и, расстелив простыню, попыталась подоткнуть ее по краям.

– Оказывается, это не так просто, как кажется, – сказала она в тщетной попытке завести непринужденный разговор.

– Может, мне следует приплачивать горничным за каждую застеленную постель? – отозвался Пирс скучающим тоном.

В изножье постели Линнет сдалась. Должно быть, она слишком много подоткнула в изголовье, потому что простыня не желала держаться.

– Садитесь, – сказала она, махнув рукой в сторону постели.

Он сел, издав стон.

– Лучше? – поинтересовалась Линнет, пристроившись в ногах постели, так чтобы у него было достаточно места.

Вряд ли она сможет продержаться на ногах до конца бури, пусть даже подобная близость неприлична.

Пирс вытянул правую ногу и принялся массировать ее, безжалостно зарываясь пальцами в плоть.

– Все лучше, чем стоять после такой пробежки, – сказал он, не поднимая глаз.

– И давно у вас эта травма? – спросила Линнет.

– Почти всю жизнь.

– А почему она не заживает?

Он покачал головой:

– Не знаю. И не узнаю, пока не сделаю себе аутопсию. – Линнет ошарашенно моргнула. – Глупая шутка, не обращайте внимания. Думаю, это связано с отмиранием мышц. У меня были пациенты, у которых, похоже, атрофировались мышцы после физической травмы. В некоторых случаях боль проходит. В других… нет.

– И что, нет ни единого шанса? – спросила она, наблюдая за энергичными движениями его пальцев. – У вас даже нет шрама.

Он слегка повернул ногу, и Линнет ахнула при виде неровного шрама на внутренней стороне его ноги, тянувшегося от верхней части бедра до колена.

– Как вам удалось выжить?

– Это самое удивительное, – небрежно отозвался он. – Хотя бы из-за риска заражения. Но я тертый калач. – Он усмехнулся, подняв наконец глаза.

Линнет не ответила на его улыбку. Она была буквально потрясена, представив себе мучительную боль, которую могла причинить рана, оставившая такой огромный шрам. Даже не задумавшись, она протянула руку и пробежалась пальцами по сморщенной коже.

– Это шрам болит или поврежденные мышцы?

– Пожалуй, вы первая женщина, которая коснулась меня там, – медленно произнес Пирс. – Странно, что я никогда об этом не задумывался.

Ничего удивительного, учитывая его увечье, подумала Линнет, глядя на свои пальцы, казавшиеся такими бледными на фоне его смуглой кожи. Внезапно она осознала, что ее рука находится на внутренней стороне мужского бедра, и поспешно отдернула ее.

– Жаль, мне понравилось, – сказал Пирс.

Линнет так смутилась, что ее щеки, наверное, приобрели пунцовый оттенок. Она рискнула бросить взгляд на его лицо. Она уже знала это выражение. Желание. Она вздохнула.

– Я всего лишь хотела… – Она запнулась.

Казалось, он с трудом сдерживает смех. Черт бы его побрал!

– Не вижу ничего смешного, – запальчиво произнесла Линнет. – Я пыталась проявить сочувствие.

Пирс откинулся на спинку кровати, скрестив руки за головой.

– Вообще-то я не позволяю женщинам гладить эту часть моего тела, – сообщил он.

Линнет кивнула:

– Конечно. Я понимаю. – Ее пальцы все еще покалывало от прикосновения к его коже, и она сжала их в кулаки.

– Хотя, признаться, мне понравилось. Пожалуй, мне следует завести женщину. Как вы думаете? Мы бы могли поселить ее в западном крыле вместе с Гэвином и другими пациентами, которые умирают, но не от инфекции.

Вокруг крохотного домика выл ветер, и казалось, что они двое – единственные люди на всем свете.

– Зачем? – спросила она с искренним любопытством. – Только для того, чтобы эта дама время от времени потирала ваш шрам?

– Она не будет дамой, – возразил Пирс. – В этом весь смысл. – В его глазах светился смех… и что-то еще.

Всего лишь желание, сказала себе Линнет. Она подтянула ноги на постель и подогнула их под себя. Его глаза следовали за ее движениями.

– Что может делать для вас женщина, чего не может дама?

– С дамами слишком много ограничений, – сказал он, шевельнувшись так, что его вытянутая нога коснулась ее ступни. Линнет словно пронзил электрический разряд.

– Таких, как брак? – сумела выговорить она, гордясь тем, что не выдала своей реакции на его прикосновение.

– Да, – согласился он. – Таких, как необходимость жить с одной и той же женщиной много лет. Только не говорите мне, что вы никогда не думали об отрицательных сторонах брака.

Конечно, она думала. Никто не смог бы флиртовать с принцем в течение двух месяцев, не задумываясь о том, каково это видеть его лицо за завтраком до конца своих дней. И, учитывая, что принцем был Август, трудно было избежать тягостного чувства, сопровождавшего этот образ.

– Вижу, думали! – рассмеялся он. – Вы такой же одинокий волк, как и я.

Линнет покачала головой:

– Нет. Я действительно хочу выйти замуж. И хочу влюбиться, хотя понимаю, что эти две вещи не всегда удается совместить.

Пирс фыркнул.

– Вы романтик, даже если рассуждаете о супружеской измене как о чем-то обыденном.

– Я прочитала слишком много романов, чтобы не быть романтиком.

– Романы не имеют никакого отношения к реальной жизни.

– Они лучше, чем реальная жизнь, – возразила Линнет. – Всегда приятно видеть, что плохие люди получают по заслугам.

– Почему бы вам не пересесть ко мне? Столбик кровати выглядит ужасно неудобным, а спинка достаточно широкая, чтобы мы могли сидеть рядом.

Ей действительно было неудобно сидеть, прислонившись к изножью постели. Но она медлила.

– Буря не стихает, – сказал Пирс. – Мы застряли здесь по меньшей мере на пару часов. К тому же в вашем знании реальной жизни имеются существенные пробелы, которые мы могли бы восполнить. Мне всегда хотелось поболтать с женщиной, склонной к супружеским изменам. К тому времени, когда они попадали ко мне, они обычно страдали от сифилиса и не испытывали желания обсуждать со мной свое бурное прошлое.

– Вряд ли меня можно отнести к этой категории, учитывая, что я даже не замужем. Хотя позволю себе заметить, что в реальной жизни я была бы скомпрометирована этой бурей и нам пришлось бы пожениться, – сказала Линнет, перебравшись в изголовье постели и усевшись рядом с ним.

– Не теряйте надежды, – отозвался он задушевным тоном. – Герцогство еще не потеряно для вас. Просто не мое герцогство, поскольку никому в Уэльсе нет дела до того, чем мы здесь заняты. Мой отец, наверное, в замке и молится о чуде. А ваш в Лондоне, уверенный, что вы уже графиня и находитесь на верном пути к герцогине.

– Какого чуда хочет ваш отец? – поинтересовалась Линнет.

– О, чтобы прошлого не было. Чтобы моя мать простила его. И чтобы мое увечье исчезло.