— Тебе нужно пойти к ней, — сказал он Эрику.

— Я ей не нужен, — просто ответил он. Олаф наклонился, всматриваясь в огонь.

— Однажды я вернулся из боя и был вынужден сказать твоей матери, что ее старинный друг — один из ирландских королей, за которого она могла выйти замуж, — и ее брат, оба пали в один день. И когда я сказал ей это, я оставил ее одну. Я оставил ее, чтобы она оплакивала их в одиночестве.

— Ну и что же ты хочешь от меня? — спросил его Эрик.

Олаф медленно улыбнулся.

— Я совершил ошибку. И я не хочу, чтобы ты делал ту же ошибку. Иди к своей жене. Поддержи ее. Облегчи ее боль, если сможешь.

— А что, если она не хочет этого? — с горечью спросил Эрик.

— Ты ей нужен! — ответил ему тихий голос, и Эрин вышла из тени и встала подле мужа, улыбаясь сыну. — Я знаю, что она хочет, чтобы ты пришел. Ты ей нужен. Так же, как мне нужен был твой отец. Иди к ней, Эрик.

Он поднялся, глядя на них обоих. Потом отошел от камина, зашагал по ступенькам и прошел по коридору в комнату. Там он остановился, а потом распахнул рывком дверь. Он нашел ее в постели, в глазах ее все еще были слезы. Он поднял ее на руки и поднес к камину, крепко обнимая. Ее руки обвились вокруг его шеи, и она тихо зарыдала, но положила голову ему на грудь.

Он поднял ее подбородок и ласково поцеловал ее заплаканное лицо. Он пригладил назад ее волосы, а потом тихо сказал:

— Позволь мне поддержать тебя, любовь моя. Просто я хочу посочувствовать тебе.

Ее руки обняли его сильнее, и она задрожала. Он спросил, все ли с ней в порядке.

Ее серебряные глаза заглянули в его глаза.

— Я просто боялась, что тебе все равно! — прошептала она.

Он пристально и долго смотрел на нее, а потом сказал:

— Нет, вовсе нет, любовь моя.

Она прильнула к нему, вздохнув. И потом ее глаза закрылись. Она уснула у него на руках и проспала до рассветного часа; их обоих разбудило появление Дарии с их драгоценным и громко кричащим сыном на руках.

Скоро начнется новый день. Они пережили эту ночь, подумал Эрик.

И, вероятно, их ждут впереди новые испытания.

ГЛАВА 17

Пришло Рождество, которое они отпраздновали с христианским усердием. Эрик подарил Рианон золотую брошь с драгоценными камнями кельтской работы, чтобы она застегивала ею плащ, а ее подарком ему был прекрасный кинжал, который она купила у одного разносчика, привозившего ювелирные изделия викингов из балтийских стран, и рубашка, расшитая золотой ниткой, которую она сшила сама за долгие месяцы его отсутствия.

Она полюбила и Дублин, и все семейство Эрика и трудно было поверить, что когда-то ее ужасала сама мысль о поездке сюда.

Две вещи беспокоили ее. Первое — это смерть Рауена и то, что он встретил свою смерть на чужой земле. И второе — это то, что после той ночи, когда он предложил ей свое утешение, Эрик предпочел комнату через коридор, настаивая на том, что он боится побеспокоить ее или ребенка.

Однако сын постоянно радовал ее, и, казалось, когда она позволяла себе горевать о Рауене, Гарт прекращал сосать и глядел в ее глаза с мудростью и удивлением, и это заставляло ее снова улыбаться, и на душе становилось легче.

И, конечно, тут была Дариа, почти ее ровесница, ставшая ей такой близкой подругой. Олаф Белый, король Дублина, который иногда говорил с угрозой, а в большинстве случаев ласково, и который определенно был хозяином в своем доме. Эрин, е ее постоянно играющей улыбкой, была не менее красива, чем в молодости, водоворот энергии и ласковой мудрости. Рианон нравились все домашние, все братья и сестры Эрика, его племянники и племянницы. Это был дом, полный смеха и печали, как было в ту ночь, когда Аэд Финнлайт покинул их, обретя вечный покой. И все же они были все вместе в своих бедах и радостях, что, быть может, и придавало такое очарование этому месту.

Но даже когда январские ветры хлестали и терзали высокие каменные стены города, корабли Эрика ремонтировались и грузились, готовясь к путешествию на восток, к ней домой. И казалось, что он хотел уехать даже больше, чем она.

Отправление было назначено на конец месяца. Рианон нашла мужа в просто обставленной комнате, которую он выбрал для себя, и высказала свое несогласие по поводу их отъезда.

— Ты повезешь своего сына через холодное и бушующее море? Эрик, мы должны подождать…

— Я не могу ждать, — нетерпеливо сказал он ей. Сидя перед камином, он тщательно точил свой меч камнем. Он назвал меч «Мститель», она знала. Даже смерть, которую он держал в руках, имела имя. Он поднял глаза, потому что она все еще медлила, и глаза его были такие морозно-синие, каких она не помнила, далекие, приводящие ее в уныние. И в самом деле ничего не изменилось. Он был хозяином своей собственной судьбы, а она его собственностью, которой он распоряжался по своему усмотрению, несмотря на то, что он любит сына.

— Я не могу ждать! Я поклялся мечом служить Альфреду Уэссекскому. Я оставил его, чтобы участвовать в битве за свой собственный род, это Альфред понимает, но он планирует свое нападение на Гутрума весной, и я должен быть с ним.

— Эрик…

— Миледи, это дело моей чести. В ее глазах заблестели слезы.

— Разве смерть тоже почетна? Он снова поднял на ее глаза.

— Конечно, миледи, это единственный путь для смертного попасть на холмы Вальхаллы.

Она повернулась, намереваясь уйти от него. Дни шли, они разговаривали мало, и Рианон наблюдала за серыми и хмурыми небесами. А потом настал назначенный день, и она несколько успокоилась, увидев, что ветер ослабел. Море, покрытое пеной, казалось живым.

Рианон нашла своего свекра и просила его попробовать убедить Эрика, но Олаф ласково улыбнулся ей и не предложил помощи.

— Он должен вернуться. Он поклялся поддерживать Альфреда. Он получил земли, жену, и у него прекрасный сын. Он обязан вернуться.

— Но…

— Рианон, его ничто не остановит. Поезжай, все будет хорошо. Мергвин предсказал спокойное плавание, а он никогда не ошибается в таких вещах. Конечно, мне его будет очень не хватать.

— Он едет с нами?

Олаф кивнул, обнял ее ласково и поцеловал в макушку.

— Пора. Мужчина сам выбирает, как ему действовать. Если ты когда-нибудь захочешь вернуться, если мы когда-нибудь будем тебе нужны, то делай это без колебаний. На самом деле не такое уж большое расстояние между нами.

Да, с этим уже ничего нельзя было поделать. Они уезжали. Но Мергвин сказал, что им ничто не грозит; и все же он ехал с ними сам. Если он был так уверен, что с ними будет все в порядке, почему он едет, если его сердце остается в Ирландии?

Все домашние пришли проводить их, когда они отправились вниз по реке. Рианон повисла на Эрин, которая убеждала ее, что придут лучшие времена и что они встретятся снова. Рианон благодарила мать Эрика за гостеприимство и выражала соболезнования снова по случаю потери отца Эрин. Королева улыбнулась и подбодрила ее:

— Я чувствовала, что отец просто доживал свои дни, с тех пор как несколько лет назад мы потеряли нашу мать. И я верю, что они снова вместе и что они охраняют нас. Береги моего сына и внука, прошу тебя.

Она не будет беречь Эрика, потому что никто не сможет этого сделать, но она не сказала этого Эрин. Она снова поцеловала свою свекровь, и Эрин укутала ее горло меховой оторочкой плаща, пока Меган целовала ее и вручала запеленатого Гарта. Рианон узнала, что Дариа решила сопровождать их, и очень обрадовалась.

Рианон уже ступила на борт корабля ее мужа, когда увидела Мергвина, прощающегося с Эрин. Он говорил с ней, как с дочерью, обнимал ее, шептал что-то на ухо и снова нежно обнимал. Потом и он взошел на корабль. Некоторое время спустя он прошел через ряды моряков и сел рядом с ней на носу корабля. Дариа плыла на корабле Патрика.

Послышались крики и команды, и она смотрела, как Дублин, огражденный высокой стеной, медленно исчезает из поля ее зрения. Теплые пальцы накрыли ее руку. Она повернулась и поймала взгляд Мергвина.

— Все будет хорошо, — подбодрил он ее.

Она кивнула и крепко сжала его руку. Она подумала о его преклонном возрасте и снова удивилась, почему он решил совершить это путешествие.

Море было неспокойно, и их качало все время. Ветер дул Рианон в лицо, раздувал ее волосы, и ей стало холодно.

Несколько времени спустя Эрик оставил свой пост на носу корабля и пришел к ней.

— Сейчас ты чувствуешь себя лучше, чем в тот раз? — спросил он. Он казался таким далеким, и это была простая учтивость.

— Я чувствую себя прекрасно, милорд. Я прекрасно переношу море, когда не беременна.

— Ну, если бы ты сообразила сказать мне, что ждешь ребенка, . я постарался бы, чтобы то путешествие было более приятным для тебя.

Он не стал ждать ответа. Повернувшись, он направился снова на нос и встал на свою вахту. Она бросила взгляд на Мергвина и увидела, что он слабо улыбнулся. Но потом она заметила, что его глаза серьезны, и забеспокоилась.

— Ты не болен? — спросила она взволнованно. Он покачал головой.

— Просто немножко грустно, вот и все.

— Почему?

— Мне больше не придется увидеть Ирландию, — тихо сказал он. Она похолодела.

— Ты не должен так говорить! — сказала она. — Пожалуйста, ты не должен…

— Говорить правду? Я ведь очень стар, Рианон. Очень стар.

— Но ты мне нужен! — настаивала она.

— И я буду здесь, пока я нужен тебе, — заверил он ее. Потом он быстро сменил тему разговора.

— У него временами неистовый характер, ты знаешь.

— У Эрика? Мергвин кивнул.

— Что заставляет его быть в таком напряжении, интересно мне знать, как волк в клетке он мечется по кораблю.

— Просто он надменный представитель рода викингов, — быстро парировала Рианон.

— Волк рыщет в одиночестве. Но они спариваются, волки, как ты знаешь, миледи, раз на всю жизнь. И если волк теряет свою волчицу, он бродит по лесам и воет от боли и ярости.