— Мергвин, я там долго не останусь. Разве ты не понимаешь, что это не мой дом? И никогда не станет моим. Я никого не хочу обидеть, но там все будет по-другому, там все чужие…

Он откинул голову и закрыл глаза, и она на секунду испугалась, потому что он казался очень старым и слабым. Он устало вздохнул:

— Будет война, — сказал он тихо, и она не поняла, что он имел в виду.

Собиравшийся дождь так и не пошел. В небе клубились черные облака и дул жестокий ветер. Уже все вокруг поглотила тьма, когда Рианон в первый раз заметила берег Ирландии. Она смотрела на землю, жуткую и угрожающую в этой кромешной тьме, а потом они вошли в реку. В Ирландии была своя прелесть — пустынная зеленая земля, поднимающаяся к небесам. Некоторые места очень походили на ее родные земли. Бесконечные луга, окруженные скалами, были покрыты изумрудной травой, по которой бродили пушистые белые овцы.

Когда стены Дублина выросли перед ними, Рианон была очарована мастерством каменотесов, великолепием и величием стен, вырисовывавшихся в темноте. И пока корабли искали причал, она увидела толпу людей на берегу. Мергвин помог ей подняться. В тот момент Эрик, казалось, позабыл о ней, он уже сошел на берег.

Сердце Рианон отчаянно забилось, когда она увидела женщину, пробирающуюся через толпу. Ее волосы были чернее ночи и доходили ей до талии; она была гибка и тонка, как молодой олень. Она звала Эрика по имени.

Рианон окоченела и думала, что она еще никогда не ненавидела его так сильно. Зачем он привез ее сюда? Чтобы она была свидетельницей его нежного соединения с его ирландской возлюбленной? Ее снова затошнило.

Женщина приветствовала Эрика с нежностью; даже в потемках она была очень красивой. Она его обнимала и свободно говорила с ним.

— Рианон, пойдем, — позвал ее Мергвин.

— Я… я не могу! — прошептала она.

Эрик наконец-то оглянулся на нее, вернулся на корабль и подошел к ней. Прежде чем она что-то сообразила, он взял ее за руку и потащил вперед, а потом поднял на руки, перенес на ирландский берег и поставил перед темноволосой женщиной.

— Рианон, это Эрин Дублинская. Мама, это Рианон, моя жена.

Женщина с эбонитовыми волосами улыбнулась, и, увидев ее поближе, Рианон поняла, что она была, не так уж и молода, хотя трудно было понять, сколько ей лет. Ее глаза блестели, как зеленые изумруды, ее улыбка была приветливой.

— Добро пожаловать, Рианон! Для нас это тяжелое время, но мы сделаем все, чтобы тебе было хорошо. Мы, ирландцы, славимся своим гостеприимством, как ты знаешь. Это дом моего сына, и теперь он твой, и все, что в нем есть, — все в твоем распоряжении. — Она сжала руки Рианон, а потом одарила улыбкой своего сына. — Эрик, она прекрасна сверх всяких ожиданий, и я осмелюсь сказать, что ты не стоишь ее ни капельки. А сейчас, пожалуйста, пойдем. Боюсь, что вас слишком долго не было дома.

Но тут Эрин Дублинская увидела Мергвина, который стоял в стороне. Они не сказали ни слова, но она пришла в его объятия, и они долго стояли обнявшись. А когда отступили друг от друга, у Эрин на глазах были слезы. Но она взяла Рианон за руку и снова улыбнулась.

Рианон заговорила мягко и быстро, хотя редко говорила по-ирландски.

— Миледи, я сожалею, что нам пришлось приехать в такое время. Ваш отец, по-видимому, был любим всеми, он великий монарх, и я буду молиться за него и за всех вас.

— Благодарю, — сказала Эрин.

Она не отпускала руку Рианон, пока они шли мимо стен к замку, выстроенному из массивных камней. У стен города были выложены дорожки из камня. Каменные стены тоже были удивительны, ничего подобного Рианон не видела ни в Англии, ни в Уэльсе.

— Вот здесь у него случился удар, — тихо рассказывала Эрин своему сыну. — Я знаю, многие думают, что мне следовало отвезти его в Тару, чтобы он умирал там, но я в отчаянье собирала всех родственников. Он в основ-ном спит, но иногда просыпается. Иногда ему лучше, а порой становится хуже. Он осознает, что уходит, и он часто говорит о своей последней воле. Я не могла рисковать: он мог умереть в дороге.

Эрик ответил матери, что она поступила правильно. Рианон почувствовала себя чужой им, хотя рука Эрин оставалась в ее руке. Рианон шла за ними дальше. Когда они вошли в замок, то попали в громадный, величественный зал; казалось, там находилось, по крайней мере, человек сто. Они расступились, когда Эрин вошла. В центре зала они подошли к кровати, покрытой вышитым бельем. На ней покоился очень старый человек с белоснежными седыми волосами и морщинистым лицом. Его глаза были закрыты. Эрин остановилась, и Эрик быстро выступил вперед. Опустился на колени и взял длинные худые руки старика в свои. Рианон смутно видела, что по другую сторону кровати стояла монашка, низко наклонив голову в молитве. Рианон вздрогнула, увидев в голове кровати мужчину, так похожего на Эрика, что это мог быть только Олаф Белый, из Вестфальдского дома в Норвегии, король Дублина и отец Эрика.

Время пощадило этого человека, так же как и его жену. Его золотые волосы хотя и подернулись сединой, но он стоял такой же высокий, как и его сын, с огромным размахом плеч и приятными красивыми чертами лица. У него были такие же голубые глаза, как у Эрика. Они взглянули на Рианон, и на секунду у нее перехватило дыхание. Он слегка улыбнулся и кивнул ей головой; она поняла, что он определил, кто она, и приветствовал ее.

В зале было много других людей. У ног Финнлайта стоял высокий человек с темными волосами и зелеными глазами, который чертами лица напоминал Эрин, но был старше. Рядом с ним был еще один темноволосый человек, но у того были голубые глаза, и он был похож на ее мужа. По всему залу стояли мужчины и женщины, и Рианон вдруг показалось, что все они родственники.

Она услышала латинские молитвы и увидела, что все молятся. Далеко от постели Финнлайта стоял священник, и слова его звучали монотонно. Наступила тишина, затем послышалось шарканье ног: люди выходили из зала. Раздавались всхлипы и рыдания детей, но через мгновение опять стало тихо.

Тогда Финнлайт открыл глаза, и на его лице появилась улыбка. Он посмотрел на Дублинского короля. Его голос был тихий, но уверенный.

— Олаф, это ты здесь?

— Да, Аэд Финнлайт. Я всегда здесь.

— Он мне был таким же сыном, как и все остальные, не правда ли, Найол? — спросил он человека, стоящего в ногах кровати.

— Да, отец. Он мне был братом. Тогда старик посмотрел на Эрика.

— Волк, внук мой? Эрик, ты приехал? Теперь ты не оставишь меня. И ты также не оставишь Ирландию. — Внезапно он поморщился от боли, и Эрин закусила себе руку, опасаясь, что может закричать; Финнлайт закрыл глаза и заговорил снова:

— Да поможет нам Бог, потому что между королями будет война! Мир, которого я добивался все эти годы, — такая хрупкая вещь! Королевство перейдет к Найолу, не потому что он — мой сын, а потому, что нет более достойного человека. Все эти годы, Олаф, я был силен потому, что ты был рядом. И именем Бога я молю, чтобы ты поддерживал моего сына!

— Аэд, ведь нас связывает клятва, которая была дана столько лет назад, — сказал Олаф. — Теперь ты можешь отдыхать спокойно. Стены Дублина навсегда станут крепостью для Найола. Мои сыновья, твои внуки, всегда поднимут свои мечи, как ты завещаешь, и станут ему войском. А я и правда, Аэд, отец мой, твой сын.

Глаза Финнлайта, казалось, заблестели от слез. По-том остановились на Рианон. Финнлайт высвободил руку из руки Эрика и потянулся к ней. От неожиданности Рианон растерянно посмотрела на Эрин.

— Пожалуйста, — прошептала Эрин. Рианон шагнула вперед. Пальцы Финнлайта сомкнулись на ее ладони с удивительной силой.

— Прости меня, — прошептал он горячо. — Прости меня, прости меня. Я любил тебя тогда, как и всегда, сильно! Очень сильно!

Было ясно, что он принимал ее за кого-то другого, но за кого?

Потом наступило молчание. Испуганная Рианон стояла тихо. Взгляд его стекленел.

— Клянусь Богом, — продолжал он, — я никого так не любил! Но всегда были интересы страны, ты видишь. И война. И я вынужден был сделать, что сделал. — Он замолчал и соединил руку Эрика с ее рукой. Рианон хотела вскрикнуть и отдернуть руку, но почувствовала строгий взгляд синих глаз мужа. — Я знаю, — говорил Финнлайт, — такие вещи женщинам не понять. Я знал его силу и молился, чтобы ты простила меня. Я молился, чтобы ты полюбила его, потому что, пока вы вместе — будет мир. Я сделал это для Ирландии, ты должна понять. Скажи мне, дочь моя, что ты прощаешь меня!

Рианон почувствовала, как жгучие слезы скатились с ее ресниц. Взволнованный взгляд умирающего преследовал ее. Эрик крепче сжал ее руку и поспешно прошептал:

— Скажи ему! Черт тебя побери, скажи ему то, что он хочет услышать!

— Я прощаю тебя! — выкрикнула она. Она высвободила свою руку, коснулась щеки старика и заплакала.

— Конечно, я прощаю тебя, — сказала она. — Я люблю тебя. И все, что ты думаешь, правильно, и теперь все прекрасно — ты не можешь представить, как хорошо. Но ты должен отдохнуть и знай, что я люблю тебя и прощаю тебе все, и никогда еще не было такого короля…

Его глаза снова закрылись. Эрин оказалась рядом с ней.

— Благослови тебя Бог, дитя мое, — тихо сказала она, а потом обратилась к сыну:

— Эрик, отведи свою жену в комнату, а потом приходи. Говорят, он не переживет этой ночи.

— Как прикажешь, мама, — сказал Эрик.

Он поцеловал ее, потом взял Рианон под руку и повел в комнату, шагая широко, так что она с трудом поспевала за ним. Он не сказал ей ни слова, пока вел ее по величественному каменному замку вверх по лестнице и по коридору. Они свернули в другой коридор и пошли налево, а потом Эрик распахнул дверь и подтолкнул ее внутрь.

Резная деревянная кровать была огромна. Сундуки в комнате были тяжелые, а гобелены, висящие на стенах, изображали сцены войны. На двух деревянных столах стояли кубки и большой кувшин, таз для умывания. Камин был в дальнем углу комнаты, и перед ним лежала пушистая шкура огромного белого медведя. Меха покрывали постель, а на стенах было развешено оружие — меч, большой лук, несколько пик и щит с эмблемой Волка.