Хизер Грэм - Покоренная викингом

— Довольно об этом, отец!

Тогда ее призвали почитать его, как своего мужа, и повиноваться ему.

— Почитать? Повиноваться? Викингу! И не подумаю! — сказала она с издевкой.

Наступило молчание, продолжительное и напряженное. Потом она почувствовала, что ее развернули и крепко прижали к малиновому плащу с изображением волка. Он взял ее за подбородок, прикосновение не было нежным, но оно не причинило ей боли.

— Тебе придется меня почитать, и я обещаю, что и повиноваться тебе тоже придется. Он уставился на отца Павла.

— Продолжай.

Потом было сказано что-то еще, но от нее уже не ждали ответов. Ее поспешно объявили женой Эрика Дублинского. Христианская церемония завершилась хором развязных и непристойных выкриков, больше подходящих язычникам, и она очутилась в руках своего мужа. На какой-то миг она встретилась с ним взглядом, а потом почувствовала его губы, с силой прижавшиеся к ее губам.

Она хотела было сопротивляться и прижала ладони к его груди, но это было то же самое, что противостоять урагану, сметающему все на своем пути, она хотела отвернуть голову, но его пальцы запутались у нее в волосах. Это был не короткий поцелуй, не просто легкое прикосновение губ. Его рот прильнул к ее рту, и пылающий поцелуй подавил ее сопротивление. Его язык заставил ее губы раскрыться и проник в глубины ее рта, приведя в восторг своей дикой несдержанностью. Она чувствовала, что он завладевает всем ее существом. Она попыталась освободиться. Но его руки были слишком сильны, а его поцелуй таки страстным, медлительным и уверенным, что какое-то незнакомое тепло наполнило ее, как стрела отдалось в нижней части ее живота. Она старалась вздохнуть, почти теряя сознание, и была захвачена и потрясена происходящим с ней, когда он неожиданно отпустил ее.

Она чуть не упала, но он схватил ее за руку. Она пристально посмотрела на синий огонь в его глазах и прижала пальцы к распухшим губам. Люди все еще что-то выкрикивали в бесконечной разноголосице. Мужчины начали дружески похлопывать Эрика по спине, а Альсвита и жены других английских дворян подошли, чтобы поцеловать Рианон. Сладостное чувство удивления осталось в ней и этот новый, пронизывающий ее жар.

Она его презирала. Она помнила все бесчестье, которое он навлек на нее, и то, кем он был от рожденья. Но вместе с тем, когда он касался ее, она вся загоралась. Она чувствовала себя, как посаженный в клетку зверек, во что бы то ни стало стремящийся обрести свободу, несмотря на все барьеры и преграды.

Он исчез из ее поля зрения, а ее окружила толпа женщин. Воины обнимали и целовали ее в щеку, шумные и пьяные от вина и эля, которые лились рекой, и возбужденные происходящим.

Потом она вышла из церкви на свежий весенний воздух. Послышались звуки лютни, смех и медленный успокаивающий звук барабанов. При свете луны начались танцы, и ее тоже вовлекли в круг. Снова лилось вино, теперь уже из рогов викингов, и когда ей подали один, она осушила его до дна.

Она плохо понимала, что происходит, пока ее не привели в одну из небольших построек в некотором отдалении от главного дома усадьбы. Когда ее ввели внутрь, она увидела, что там всего одна комната с огромной кроватью, застеленной свежим льняным бельем, с пышными перинами и легкими покрывалами. При виде ее она побледнела и замерла, но женщины все еще не уходили. Они смеялись и рассказывали, как сами провели первую брачную ночь; некоторые гадали, одарила ли природа викинга ниже пояса той же мощью, которой отличался его торс, в то время как другие сотрясались от смеха.

С нее сняли свадебный наряд. Несколько секунд она стояла обнаженная, а потом на нее надели через голову прозрачную ночную рубашку. Она закрыла глаза, чувствуя себя еще более уязвимой, чем прежде. Рубашка ничего не скрывала, а только подчеркивала все линии ее тела. Сладостное оцепенение, в котором она находилась в течение всей свадьбы, теперь покидало ее. Королевы среди женщин не было, а Рианон очень хотелось попросить у нее еще того снадобья, чтобы оно помогло ей преодолеть ужас предстоящей ночи.

Внезапно наступила тишина. Женщины умолкли, Рианон повернулась в своей прозрачной рубашке и увидела, что он стоял в дверном проеме.

Он слегка наклонился, входя в комнату. За ним толпились мужчины, хриплыми выкриками подбадривавшие новобрачного.

Он пристально посмотрел на нее, и она почувствовала, что его взгляд как трепещущее пламя опалил самое ее существо. Он оглядел ее с ног до головы, а мужчины молча стояли позади него.

— Доброй ночи, друзья, — сказал он.

Никто не двинулся, и тогда он посмотрел многозначительно на женщин. И по-прежнему никто не двинулся с места, потому что все, казалось, застыли в благоговейном страхе.

— Идите, — скомандовал он.

Он шагнул в комнату, кто-то что-то крикнул, и женщины ушли, последовав за мужчинами.

Дверь за ним закрылась. Некоторое время Рианон стояла, прислушиваясь к болтовне и смеху гостей, а потом эти звуки исчезли в тишине. Мир медленно поблек перед ее взглядом.

Перед ней был только викинг.

Подбоченившись, он улыбался. Но эта улыбка не была теплой. Она была ледяной, как и цвет его глаз.

Она мысленно поклялась, что не будет бояться его. Она дала себе клятву, что будет презирать его, собрав всю свою гордость и достоинство, неважно, что будет дальше.

Но эта его улыбка лишила ее присутствия духа.

Не спуская с нее глаз, он расстегнул плащ. Ее начал бить озноб, несмотря на все твердые намерения.

— Леди… Жена! — пробормотал он. Он расстегнул пояс, на котором висел меч, и он с грохотом упал на пол.

Храбрость ее растаяла как лед под лучами солнца. Она все время ощущала на себе его насмешливый взгляд и со страхом взирала на его сильные бронзовые руки.

А потом он шагнул ей навстречу, и она увидела, что его улыбка была суровой, а зубы крепко стиснуты.

Она судорожно вздохнула, страх парализовал все ее существо. Слишком поздно поняла она, как далеко зашла. Она сражалась с ним, ранила его, предала его, сделала все, что могла, чтобы опозорить его. Да, она чересчур далеко зашла.

Пропади все пропадом, — подумала она, — и ее смелость, и гордость, и честь, и даже Уэссекс. Она хотела одного — бежать, не важно куда. Он сделал еще один шаг по направлению к ней, и она вскрикнула и отскочила, намереваясь ускользнуть от него, ища прибежища в темноте ночи. Но убежать ей не удалось. Его пальцы вцепились в ее волосы, и он дернул ее к себе, как куклу на веревочке. Она ударилась об его тело, твердое как сталь, а ее лицо обожгло его дыхание.

— Вот как! Ты хочешь избавиться от меня этой ночью? Не думаю, что это тебе удастся. Сладостная, сладкая месть настала наконец.

Его руки обвились вокруг нее, и он без всякого усилия оторвал ее от пола. Его глаза метали ледяные молнии.

Он с силой швырнул ее на белоснежное супружеское ложе.

Ошеломленная Рианон хватала ртом воздух, и несколько секунд лежала не двигаясь, ничего не соображая. Он улыбнулся, глаза его сузились, и она поняла, что он ясно помнит каждое оскорбление, нанесенное ему — от смертельного дождя стрел до ее свидания с Рауеном. Она испуганно наблюдала, как он раздевается, а его глаза, холодные и голубые, неотрывно смотрели на нее. Штаны, камзол, тонкая льняная рубашка — все уже было снято и брошено в беспорядке, куда попало, а она все еще не могла шевельнуться и едва дышала.

Пламя бросало отблески на мощный торс и плечи. Грубые золотые волосы покрывали его грудь, спускаясь ниже, гладкие мускулы отливали золотом и бронзой в мерцающем пламени камина. Она пыталась смотреть прямо ему в глаза, но не выдержала его взгляда, и ее снова охватила дрожь. Притягивающая взгляд золотистая поросль вьющихся волос на груди сужалась к талии и становилась гуще в паху. Она не могла отвести глаз напрягшегося атрибута его мужской сущности, и ее горло пересохло, а кровь бешено побежала по жилам от непонятного волнения, охватившего ее. Ей захотелось закричать, убежать, раствориться в самом воздухе. С возрастающим ужасом она снова перевела свой взгляд на лицо и вздрогнула, прочитав на нем злобную насмешку. В этом человеке была странная дикарская красота — в гордой посадке его головы, в насмешке, блестевшей в глазах, в гибкой, звероподобной грации его стремительных движений, когда он приблизился к ней.

— Ночь, которую ты запомнишь на всю жизнь, моя дорогая… жена.

— Нет! — прошептала она.

Она поднялась на колени, перепуганная до ужаса, потому что была уверена, что он намерен отомстить самым жестоким образом. Она не могла спокойно лежать и ждать, какие пытки, и зверства обрушит он на нее.

Она попыталась соскользнуть с кровати, но он поймал ее за плечи и свирепо бросил назад. Он лег на нее, обхватив ее ногами, прижав ее запястья и придавив тяжестью своего тела. Она молча пыталась бороться, но его сила намного превосходила ее собственную. Когда он прикоснулся к ней, по ее позвоночнику побежали трепещущие языки пламени, а когда она заглянула в его глаза… молнии, сверкавшие в них, пронизали ее насквозь.

— С чего бы мне начать? — спросил он. — Побить тебя или взять силой?

— Отпусти меня…

Она высвободила было руки, но он снова поймал их, прижав с обеих сторон ее лица, и склонился к ней еще ниже. Его дыхание согревало ее губы, и проникало внутрь. Она купалась в его запахе, удивительном мужском запахе, таком же возбуждающем, как и его прикосновения.

Он шептала какие-то слова так близко, что его борода щекотала ее тело, словно на ней и не было никакой ночной рубашки.

— Дорогая жена! Был момент, когда я решил совладать с собой. Чтобы доказать тебе, что я воспитан на законах более древних, чем английские. Я намеревался вести себя, как самый благородный дворянин, чтобы тебе показать все лучшие стороны моей натуры.

В его тоне была насмешка, но не было ни капли нежности. Его тело зажгло ее огнем. Она ощущала сквозь тонкую ткань рубашки его прекрасное тело, его силу, напряжение его члена, и это было гораздо большей издевкой, чем то, что он говорил. Она бы лучше умерла, чтобы освободиться от волнующей близости его тела и страшной насмешки в голосе, от прикосновения бороды и груди, от крепких мускулов его ног, которыми он сжимал ее.