— Знаешь, — сказал король, улыбнувшись своему любимцу, — ведь ты единственный человек, которому я полностью доверяю с тех пор, как мой брат Карл умер.

— А вы, милорд, были единственным, чье доверие я по-настоящему стремился заслужить, с тех пор как покинул отцовский дом.

Король удовлетворенно кивнул, с удовольствием принимая комплимент. Затем внимательно оглядел своего генерала.

— Тогда объясни мне, Колин, почему ты не обагрен кровью? И почему Дартмут все еще не взят?

— Он практически взят. Девон лежит раненый в своем соларе. А большинство людей из его гарнизона плохо подготовлены.

— Но если так, то это характеризует наших солдат не с лучшей стороны, — пробурчал король.

— Убийство требует времени. — Колин пожал плечами, устремив взгляд на замок; его глаза горели подобно факелам, со всех сторон освещавших Дартмут в темноте ночи.

— Как ты узнал, что мы атакуем этой ночью? — спросил Яков, невольно раздосадованный холодным безразличием своего генерала к участи людей, вместе с которыми он последние полтора месяца ел и пил за одним столом.

Колин снова пожал плечами:

— Я этого не знал…

— Тогда почему Девон ранен в своем соларе? Разве это не твоих рук дело?

— Моих… и его кузины.

Король с удивлением приподнял брови.

— Этой женщины?

— Да. — Колин устремил на короля взгляд своих по-волчьи горящих глаз. — Она — та самая женщина, убить которую вы отправили сюда своих наемников.

Яков едва не задохнулся от охватившей его ярости; короля взбесило, что приказ его не был выполнен. Но ярость вскоре сменилась смутной тревогой, которая ощущается обычно, когда смерть витает рядом. А Яков терпеть не мог этого ощущения. Не нравилось ему и то, как человек, которого он считал почти сыном, смотрел на него сейчас. Точно также он, Макгрегор, смотрел на своих врагов, готовый встретить их и сразиться с ними.

Король пристально разглядывал горца, раздумывая, не сглупил ли он, не опасаясь его все эти годы. Значит, это и впрямь возможно?.. Неужели его генерал действительно влюбился в дочь лорда Дирли? Пропади все пропадом, если так.

— Колин, откуда ты знаешь, что их послал я?

— Один из них сказал мне об этом, перед тем как я отсек ему голову.

— Да, понимаю… — Яков вцепился в луку седла. Если бы любой другой, а не Колин Макгрегор, посмел упрекнуть в чем-либо своего короля, его голова давно покатилась бы вниз с утеса. — А ты знаешь, что ее отец, граф Эссекс, замыслил все это восстание?

— И вы из-за этого приказали убить женщину и ее ребенка?

— Нет! — Яков никогда не стал бы объяснять свои поступки кому бы то ни было, тем более — солдату. Но Колин Макгрегор всегда был откровенен с ним и заслуживал того же. Он также заслуживал сурового наказания за свою дерзость. К счастью для наглеца, Яков был слишком к нему привязан. — Колин, я всегда относился к тебе как к сыну. Ты мне даже ближе, чем сын, потому что безмерно мне предан. Как отец — и с помощью моей дорогой жены — я намеревался найти тебе достойную невесту и надеялся, что ты выберешь благородную даму, католичку. Но при дворе не нашлось женщины, способной удержать твое внимание дольше, чем на одну ночь. Также и за границей ты ни разу не встретил ни одной, заслуживающей упоминания в твоих посланиях ко мне. Пока не попал сюда. — Король одарил Колина снисходительной улыбкой. — Она отвлекала тебя от дела, генерал. Она протестантка… и со временем настроила бы тебя против меня. Но я понимаю, что…

— Я разочаровался в вас, милорд, — перебил Колин, почти не изменившись в лице.

— Не забывай, с кем разговариваешь, — предостерег король, понизив голос.

Его генерал устремил взгляд на замок. С минуту он смотрел на его стены, затем тихо сказал:

— Хотел бы забыть, да не могу.

Король окончательно рассвирепел. Он выслушал достаточно.

— Вот ты стоишь здесь… и оскорбляешь меня! И ты — единственный человек, которому я это частенько позволял. Но предупреждаю: не испытывай больше мое терпение. Твой капитан Драммонд в замке сражается без тебя. Скажи мне, почему так происходит?

— Хорошо, скажу. — Колин медленно повернулся к королю. — Я ухожу домой.

С минуту Яков молча смотрел на него, очевидно, сомневаясь, что правильно его расслышал. Горец не мог такого сказать. Домой? В Кэмлохлин?.. Сейчас? Но ведь Вильгельм намерен прибыть в ближайшие месяцы…

— Ты не можешь так поступить.

— При всем моем к вам уважении, ваше величество, могу. Я больше не уверен в справедливости дела, за которое сражался. Я знаю, что мое предназначение — защищать, но теперь уже не вас.

Яков в изумлении раскрыл рот.

— Я прикажу повесить тебя за дезертирство!

На губах Колина появилась легкая улыбка, очень похожая на ту, что он адресовал своим солдатам на поле для состязаний в Уайтхолле перед тем, как поставить их на колени.

— В самом деле? И как, по-вашему, к этому отнесутся мои родичи? Роб теперь стал вождем. Я разговаривал с ним о моем решении, и он меня поддержал. Ведь вся Англия — и даже церковь — ополчилась против вас, милорд. Теперь вы хотите превратить и Макгрегоров в своих врагов?

— Ты мне угрожаешь?! — Яков едва не подавился словами. — И все это из-за дочери лорда Дирли?! Ты грозишься оставить службу, наплевать на мое благополучие, даже отказать мне в праве видеться с дочерью? Неужели только из-за женщины?!

— Я вовсе не собирался вам угрожать, — ответил Колин. Голос его оставался на удивление спокойным. — Благодаря жене моего брата мы стали родственниками, и поэтому я позабочусь, чтобы вам никто не причинил вреда. Просто я хочу покинуть Англию.

— Но Вильгельм скоро прибудет! Ты позволишь протестанту занять трон?

— Я бы предпочел, чтобы он потерпел поражение, — признался Колин, и Яков облегченно вздохнул. — Но предпочел бы совсем по другой причине — вовсе не из-за вас. Вы позволили сладкоголосой сирене абсолютной власти соблазнить вас… и превратились в тирана.

— Твоя голова может скатиться с плеч прямо сегодня, Колин!

Горец подступил еще ближе к коню короля и дерзко продолжил:

— Если я не скажу вам этого, друг мой, то никто другой не осмелится, пока вам не придется искать убежища при дворе короля Людовика.

Несмотря на душивший его гнев, Яков улыбнулся горцу:

— Ты никогда не испытывал недостатка в отваге, да, Колин? Я всегда находил твое поведение необычайно приятным… и бодрящим по сравнению с подобострастием и угодничеством моего двора.

Да, этот юный забияка не склонялся ни перед кем. Он поступал так, как ему нравилось, и без колебаний бросался в драку с любым, кто бы ни пытался его остановить. Но Яков не хотел такой схватки. Ему было что терять. Речь шла о его троне.

— Я делаю то, что должен делать для нашей веры, сын мой, — сказал король. — И я делал это всегда. Сомневайся в справедливости моих действий, если хочешь, но помоги мне победить узурпатора-протестанта, прежде чем оставишь службу Англии. Помоги мне остановить Вильгельма, и я дам тебе все, что пожелаешь.

— Милорд!..

Они оба обернулись к капитану Ричарду Драммонду, прискакавшему к ним от замка.

— Мое почтение, генерал, — приветствовал Колина Драммонд. Спешившись, он взглянул на чистую — без пятнышка крови — рубашку горца, затем обратился к королю: — Дартмут наш. Лорду Девону сохранили жизнь, как вы и приказывали, и он ожидает вас в Большом зале.

— Пришло ли сообщение от лейтенанта Уиллингема о нашей победе в Кингсвере? — спросил Яков.

— Я уверен, что прибудет с минуты на минуту, — заверил короля Драммонд.

— Сколько человек вы отправили в Кингсвер? — спросил Колин своего заместителя и задал следом ряд вопросов, тем самым доказав Якову, что руководство армией все еще воспламеняло его кровь.

— Нам не хватало вашего присутствия в замке, генерал.

— Вы прекрасно обошлись без меня, капитан. — Выражение лица Колина слегка смягчилось — всего чуть-чуть, но Яков это заметил.

— Ваш генерал хочет уйти в отставку, — сказал король, игнорируя убийственный взгляд Макгрегора. Он пустил коня рысью. — Следуй за мной в замок, Колин. По крайней мере, выслушаешь мнения своих людей о твоем решении, которое может стоить им жизни.


Остановившись на вершине утеса вместе с Джорджем, Джиллиан, держа лошадь на поводу, наблюдала, как Колин разговаривал с королем и еще каким-то мужчиной.

Конечно, она не слышала их слов — только шум ветра и грохот прибоя… Или это стук ее сердца так громко отдавался в ушах? Она знала, почему Колин не отправился вместе с ней за Эдмундом. Он должен был победить в войне. Джиллиан утерла ладонью слезы. Она пыталась не думать о том, что он мог погибнуть в сражении. Колин сказал, что хочет стать ее мужем, мужчиной, который никогда ее не предаст. И хочет стать отцом Эдмунду… Ох, она желала этого больше всего на свете! Но был ли горец искренен? Ведь он лгал ей прежде… Сможет ли она когда-нибудь снова ему доверять? Да, сможет. Его глаза никогда ей не лгали. Хотя какое это имело значение? Ведь Колин — генерал королевской армии. И он обязан сражаться за короля Якова против Вильгельма, хочет того или нет. Он пытался сказать ей об этом в ту ночь, в усадьбе Джорджа, когда они сжимали друг друга в объятиях. Колин спросил ее тогда, должен ли он оставаться в стороне, когда его свобода под угрозой. Теперь она понимала, что он имел в виду. Макгрегоры были католиками, и в прошлом их уже объявляли вне закона. Кто знает, какие новые указы против них издаст король-протестант? Колин боролся за своих родичей, за их свободу, и он с готовностью пойдет на войну, чтобы защитить их.

Увидев, что горец последовал за королем в Дартмут, Джиллиан постаралась сдержать рыдания. Может, его выбор и впрямь продиктован благородными побуждениями, — но что, если его убьют? Она будет оплакивать его каждый день и никогда не выйдет замуж. Да и какой мужчина мог бы когда-нибудь занять его место и любить ее сына так же, как он? Что она будет делать в Кэмлохлине без него, с людьми, которых совсем не знает? Куда ей деваться, если они попросят ее уйти? Ее охватил гнев из-за того, что Колин остался. «Но гнев, — рассудила она, садясь на лошадь и направляя ее к северу, — это лучше, чем страдания и тяжесть на сердце». Что ж, горцу удалось покорить ее, и она, Джиллиан, сама это допустила, так что ей больше некого винить в том, что произошло, — только себя саму.