Колин оглядел линию берега, надеясь увидеть гонца, и нахмурился, не обнаружив никаких признаков посланника.

Гонец запаздывал, предоставив Колину слишком много времени для раздумий. Проклятие, у него и так уже весь вечер голова шла кругом. Не мог он забыть музыку леди Джиллиан — слышал ее и в плеске волн, и в тихих стонах ветра. Музыка эта успокаивала и так брала за душу, что все остальное казалось совершенно бессмысленным. Ох, хотел бы он никогда ее не слышать…

Джиллиан сердилась на него, и он знал почему. Но он правильно поступил, избегая ее и мальчика. Он уже и так слишком много думал о них. И все же ее ледяной взгляд этим вечером немного выбил его из колеи. Вроде бы не должен был, но выбил. Колин обнаружил, что ему неприятно быть объектом того же презрения, с которым она смотрела на Девона и остальных солдат гарнизона. Однако его восхищали ее затаенная гордость, способность смело выдерживать его, Колина, взгляд и… божественно прекрасная мелодия, струившаяся из-под ее пальцев.

— Генерал?..

Колин отделился от стены, на которую опирался, проклиная неуместные мысли, заставившие его упустить приближение посланника.

— Я здесь, — прошептал он и подождал, когда гонец спешится и зайдет в тень. Это был Генри Хаммонд, его связной последние три года.

— Наш добрый король шлет вам приветствия, генерал.

Колин кивнул и, осторожно выглянув из-за скалы, оглядел все вокруг, чтобы убедиться, что они одни.

— Что нового в Англии?

— Король приказал семи епископам огласить Декларацию о веротерпимости во всех англиканских церквях. Но, будучи яростными противниками католиков, — добавил Хаммонд, — они воспротивились, поэтому были арестованы.

Колин в досаде стиснул зубы. Проклятие! Король Яков с каждым днем приобретал все больше врагов, затрудняя победу в этой войне.

— Скоро нам придется сражаться не только с голландцем, но также и со всей Англией.

Хаммонд немного помолчал, затем осторожно откашлялся, прочищая горло.

— Видите ли, генерал, некоторые говорят, что король не искренен, выступая за веротерпимость. Якобы его истинная цель — разжигать рознь между приверженцами англиканской церкви и католиками.

Колин рад был, что Хаммонд не видел его лица в этот момент, потому что сам он верил этим слухам. Конечно, именно в этом и состоял план Якова, он говорил о веротерпимости левой стороной рта, а правой заявлял, что все те, которые не являются католиками, исповедуют ложную религию. Народ не станет терпеть такое слишком долго.

— Ваш долг — не сомневаться в своем короле, — строго сказал гонцу Колин. Трону меньше всего сейчас нужен был мятеж. — Пусть другие говорят, что им вздумается, а вы держите язык за зубами. Вам понятно?

— Да, генерал. Есть у вас послание к королю?

Колин кивнул и протянул гонцу пакет. Хаммонд доставит послание другому гонцу в Сомерсете, а тот поскачет в Чешир, чтобы передать его следующему. И так далее, пока донесение не вручат лично королю Якову в Лондоне.

Колин подождал, пока Хаммонд не скрылся из виду, затем накинул на голову капюшон и направился к замку. На этот раз он шел медленно, раздумывая о том, не было ли его пребывание здесь пустой тратой времени. Если народ станет требовать протестантского короля, сил Якова окажется недостаточно, чтобы удержать трон. Но, как ни странно, не это больше всего беспокоило Колина.

Первые девятнадцать лет своей жизни он рос среди католиков и видел, как их преследовали. Он сражался бок о бок со своими братьями-горцами, не зная о преследовании других. Но теперь Колин уже не был столь несведущим. Яков не карал непокорных пресвитерианцев, не устраивал кровавую бойню, как это делал до него его брат Карл. Но он предавал их суду и лишал всех свобод и привилегий. Сначала Колин считал, что король поступал справедливо. Но какой человек имеет право отказывать другому в праве отстаивать свои убеждения? Разве сам он сражался не за эти права?

Колин не хотел видеть худшее в человеке, которым восхищался, которого поклялся защищать. А если бы пригляделся и если бы оказалось, что его дело уже нельзя назвать правым, — то что бы осталось ему? За что стоило бы бороться?

Колин проскользнул в замок, убедившись вначале, что в залах царит тишина. Он осмотрелся, пользуясь возможностью сделать это неспешно и обстоятельно. Он проверил каждый поворот и каждую дверь вдоль еще одного темного коридора. Но он не мог заниматься этим всю ночь. Одно дело — рисковать. Поступать неосторожно — совсем другое.

Удовлетворившись на данный момент тем, что нашел еще три выхода из замка, Колин направился к себе.

Но, услышав звуки, доносившиеся из помещения этажом выше, он двинулся туда. Звук раздался снова, и Колин, скинув капюшон, прислушался. Кто-то плакал наверху. Ребенок.

Эдмунд!

Горец взлетел по лестнице к двери комнаты мальчика, но плач прекратился. Не следовало ему приходить сюда. Если Гейтс узнает об этом, он скорее всего выдворит его из Дартмута. Колин повернулся уходить, но новые звуки пригвоздили его к месту.

Музыка… Точнее — голос лютни. Но звучал ли он на самом деле — или только в его мозгу и у него в сердце? Нежные звуки доносились откуда-то с вышины, словно небеса разверзлись, чтобы услаждать его уши… и другие части тела. Но откуда же доносилась эта музыка?

Колин посмотрел на узкую каменную лестницу, ведущую на парапет стены и дальше, на самый верх башни. Он вспомнил, как в первый раз увидел там леди Джиллиан — увидел высоко над миром, овеваемую ветром, похожую на одинокую принцессу. И сейчас голос ее лютни напоминал об этом.

Но Колин не двигался. Зачем ему идти к ней? Он был не из тех, кто способен утешить. И у него не было ничего, что он мог бы ей предложить. Что хотел бы ей предложить. Леди Джиллиан — не его забота.

Эдмунд вновь завопил за дверью, и Колин, стремительно развернувшись, ворвался в слабо освещенную комнату, сжимая рукоятку меча. Глаза его мгновенно отыскали Эдмунда, примостившегося в самом углу кровати. Похоже, он был невредим, но страшно напуган. Колин сначала обследовал темные углы, чтобы удостовериться, что никто не прячется там, затем подошел к кровати.

— В чем дело, паренек? Почему ты плачешь?

Эдмунд утер кулачками глаза и посмотрел на него.

— Мне приснился плохой сон. Я хочу к маме.

Оглянувшись на открытую дверь, Колин подумал, что следовало бы пойти за ней. Но когда он двинулся с места, Эдмунд позвал его:

— Не уходи. Мне страшно.

Нахмурившись, Колин вернулся к кровати. Что знал он о том, как успокаивают детей? Не больше чем о том, как утешать их матерей. Иными словами — очень мало. Эдмунд всхлипнул и утер нос, и Колин, в досаде воздев глаза к небесам, уселся на кровать.

— Мне тоже снились дурные сны.

— Правда?

— Да.

— С чудовищами?

— Да, с огромными зелеными монстрами.

Эдмунд оставил свой угол и придвинулся ближе к Колину. На свету стало заметно, что глаза его широко раскрыты.

— Они когда-нибудь хватали тебя?

— Никогда. — Колин посмотрел на мальчика и тут же отвел взгляд, чтобы не улыбнуться. Черт бы побрал его жалостливое сердце… — Видишь ли, я нашел волшебный кинжал в одной из гор…

— Волшебный?! — от удивления Эдмунд даже вытащил палец изо рта.

— Да, волшебный. Его выковали, чтобы убивать всех чудовищ, которые посмеют приблизиться к его владельцу, — Колин бросил быстрый взгляд на мальчика. — Хочешь посмотреть на него?

Эдмунд кивнул и придвинулся еще ближе к горцу. А тот вытащил из ножен у пояса кинжал — подарок короля Людовика. Клинок с его золотой рукояткой, искрящейся в свете свечи, выглядел сверхъестественно.

— Это правда волшебный кинжал?

— Самый настоящий. — Колин повертел в пальцах рукоятку, глядя на нее так, словно обдумывал страшно трудное решение. — Больше он мне не нужен. — Он резко выдохнул. — Я мог бы отдать его тебе.

— В самом деле?

— Да. — Колин строго посмотрел на мальчика. — Но только ты поклянешься, что не притронешься к нему, пока тебе не исполнится… по меньшей мере, шесть лет. Кинжал утратит свою волшебную силу, если ты хоть раз прикоснешься к нему до этого.

— Я не притронусь к нему, — пообещал Эдмунд с серьезнейшим видом.

Колин невольно улыбнулся:

— Тогда он твой. Я спрячу его для тебя в надежном месте. — Он оглядел тускло освещенную комнату и поднялся на ноги. Высокий деревянный шкаф, частично скрытый в тени, прекрасно подходил для этой цели. Вытянув руку, он спрятал кинжал на самом верху — оттуда Эдмунд не смог бы его достать. — В следующий раз, когда тебе приснится страшный сон, кинжал защитит тебя.

— Спасибо, Колин.

Ему нужно было поклониться и уйти. Мальчик был в безопасности и больше не боялся. Не следовало ему оставаться в комнате без крайней необходимости.

— Теперь мы снова друзья? — спросил Эдмунд.

Колин со вздохом прикрыл глаза. Проклятие! Он только что расстался с любимым клинком из-за ночных кошмаров мальчика. Так какого же черта он чувствует себя бессердечным мерзавцем? Впрочем, он всегда знал, что такой он и есть. Зачастую даже гордился этим. Но не сейчас.

— Видишь ли, Эдмунд… — Он снова сел на кровать и устремил взгляд на серьезное личико ребенка, вниматель но смотревшего на него. — Я солдат и должен усердно готовиться к сражению, чтобы в бою меня не ранили.

— Как тогда, когда лейтенант д'Атр ударил тебя?

Колин кивнул:

— У меня мало времени на игры, но это не значит, что мы с тобой не друзья.

— Эдмунд! — Громкий возглас леди Джиллиан сдернул ее сына с кровати и заставил Колина вскочить на ноги. Она подбежала к ним и подхватила малыша на руки. — Что вы здесь делаете? — Джиллиан пристально посмотрела на горца.

— Эдмунд плакал. Он…

— О, мой дорогой!.. — воскликнула она, повернувшие к сыну. — Тебе снова привиделся страшный сон?