Кармен обернулась и увидела, что Пума смотрит на нее. Пришло время все открыть пленнице, подумал Пума.

— Донья Кармен, — холодно проговорил Пума. — Я не повезу вас в Санта Фе. — Он молча, скрестив руки на груди, ждал ее ответа.

Нахмурясь, неприятно удивленная, Кармен проговорила:

— Но вы знаете, что я должна быть в Санта Фе… мой жених…

Но как она доберется туда без помощи Пумы? Чего он хочет от нее? В ее душе нарастала ненависть к упрямому индейцу:

— Вы знаете, что я должна ехать туда. Я уже проехала полмира для того, чтобы попасть в Санта Фе. Хуан Энрике Дельгадо ждет меня.

Пума стоял с бесстрастным лицом. Потом пожал плечами, показывая, что ему нет дела до заждавшегося жениха.

Кармен начинала всерьез злиться:

— Что вы задумали?

Он все продолжал глядеть на нее с каменным лицом.

Тогда Кармен уперла руки в боки и решительно подошла к нему.

Ее голова пришлась вровень с его грудью.

— Я требую, — раздельно и медленно произнесла она, стараясь четко выговаривать испанские слова, чтобы он понял все до единого, — я требую, чтобы меня доставили в Санта Фе.

Ее бирюзовые глаза встретились с его ледяным голубым взглядом.

— Нет.

Ей захотелось ударить его.

— Именно туда, — проговорила она раздельно, с трудом сдерживаясь, — я еду. У меня есть жених… — Пума казался ничуть не более впечатленным. — …который ждет меня. Он женится на мне. — Она подошла вплотную к индейцу, не страшась риска для правого дела. — И, если меня туда не доставят, я пойду пешком! — гордо закончила она.

— Нет.

— Нет?! Тогда что вы намерены делать со мной?! — Холодок прошелся по ее спине, когда первое подозрение о том, что этот красивый, суровый человек вовсе не добр, закралось в ее сознание. — По-вашему, я должна оставаться здесь и учиться премудростям апачских женщин?

Должен же он понимать абсурдность этого, думалось ей.

— Да, — последовал ответ.

Она пристально посмотрела на него, потом гордо вскинула брови:

— И не подумаю!

Впервые за все время Пума улыбнулся. Он победил. Хотя — для него никогда не было сомнения в том, что он выиграет. Теперь она была в его власти; она была его. Победа сделала его великодушным.

— Можешь жить здесь, — он указал ей на вигвам движением подбородка. — Будешь собирать для меня съедобную траву. Я буду для тебя охотиться и защищать тебя. Ты родишь мне детей.

Она застыла на месте, обновив в памяти сведения о том, как получаются дети. С широко раскрытыми бирюзовыми глазами, растерянная, Кармен, запинаясь, проговорила:

— Но вы… вы не можете заставить меня… — Она с трудом перевела дыхание. — Я — испанка. Мои люди станут преследовать вас… Они не позволят вам…

Кармен боролась сама с собой, чтобы не впасть в отчаяние. Нет! Это не должно снова случиться с ней.

Пума посмотрел ей в глаза:

— Твои люди не найдут тебя. Они не знают, где искать.

Он смотрел на нее и где-то в глубине души недоумевал, отчего он так стремится быть с нею вместе. Она испанка, и ему становилось больно от одних воспоминаний об испанцах. Он ненавидел испанцев. Его лицо снова стало бесстрастным. Он решил оставить ее, и он ее себе оставит. Она научится у апачей их жизни. Он достаточно много знал про испанцев, чтобы не желать жить с ними.

— Разве я не имею права голоса? — возмущалась Кармен, все еще сопротивляясь одной мысли о том, что он сказал. Она, она станет собирать для него пищу! Жить с индейцами! Станет вынашивать его детей! — Она закрыла глаза. Нет, ни за что! Когда она решилась начать свое путешествие, она понимала, что ее ждут опасности; но никогда, даже в самых мрачных подозрениях, она не представляла, что с ней случится такое.

— Нет. — Это слишком, подумала Кармен. Она внезапно вскочила и побежала, сама не зная куда, желая скрыться от него и его слов.

Камни под ногами и громоздящиеся валуны в иное время бы остановили ее, но теперь она их не замечала. Ей надо было убежать.

Пума с колотящимся сердцем догнал ее: хотя она и была легка, как антилопа, но бегала не лучше него. Он поймал ее и повалил наземь. Они покатились по склону, пока он не поймал ее кисти и не прижал их к земле. Оба тяжело дышали: она — от страха, он — от веселого восхищения ею.

— Ты останешься со мной, — прорычал он. — Тебе не убежать.

Она гневно полыхнула взглядом:

— Убегу! Вы не смеете держать меня здесь!

— Смею. — Он отпустил ее руки, и она попыталась оттолкнуть его. — Тебе некуда бежать. Если ты убежишь в горы, или в пустыню, ты погибнешь. Здесь везде дикие звери. И встречаются дурные люди.

Она ярко вспомнила кугуара и Голову. И умолкла.

— Ты не знаешь, как добывать пищу, где достать воду, — продолжал он. — Ты умрешь.

Она посмотрела на него невидящим взглядом. Вид ее самой, лежащей беспомощно в агонии посреди пустыни, с потрескавшимися сухими губами — как донья Матильда — ужаснул ее мысленный взор.

Пума понял, что она начинает прислушиваться к нему со вниманием. Теперь настал его час.

— Я стану заботиться о тебе, — проговорил он, — буду добывать пищу и одежду для тебя; дам тебе жилище. Не допущу, чтобы кто-то напал на тебя и обидел. Ты понимаешь?

Она кивнула.

— Тебе со мной будет безопасно. И я не сделаю тебе ничего плохого, — подчеркнул он.

Она снова кивнула и вздрогнула от пронзившей мозг мысли: он прав, ей нечего возразить. Ей некуда бежать. Она полностью зависит от его воли. Она взглянула в его суровое лицо и поежилась.

— Мой народ поможет тебе. Ты будешь жить с нами. И когда-нибудь ты поймешь и полюбишь жизнь с нами. Со мной.

Он верил, что так и будет: он и раньше знал и видел такие случаи. Все дети смешанных кровей были с готовностью принимаемы в племя. А женщины, которых приняло племя хикарилья, после рождения первого ребенка уже считали народ апачей своим.

Кармен замолчала надолго, обдумывая его слова. Казалось, ее душа сейчас далеко-далеко. Матерь Божья, может быть, она вообще уже отлетела?

Она сделала попытку освободиться, и он отпустил ее. Кармен села и огляделась. Горы были все те же: немые конические вершины уходили ввысь. Изменилась только она. Теперь ее жизнь здесь, с индейцами. Он так сказал. Она недоуменно посмотрела на Пуму: отчего она с готовностью подчинилась его словам? Затем она поняла: она чувствовала себя в чужой воле; у нее не было больше своей… и мертвящее чувство безнадежности осталось в ней.

— Нет! — внезапно вскричала она и поднялась на ноги. Он, не веря, смотрел на нее своим ледяным голубым взглядом. — Ты не можешь украсть меня и держать здесь как… как какую-нибудь дикую кобылу! Я — человек, как и ты! У меня есть душа! Я не совершила никакого греха, чтобы Бог допустил это! Нет!!!

Все в ней кричало и плакало. Она побежала обратно в вигвам, бросилась на шкуры — и плакала, плакала и рыдала, пока слезы не опустошили ее. Да, она его пленница, но она — не вещь. И она будет бороться, чтобы выжить здесь.

Пума стоял в дверях в глубокой задумчивости. Хорошо, подумал он, что эта женщина не сдается сразу: она станет хорошей матерью и вырастит сильных, волевых сыновей. И дочерей.

Он, именно он, хорошо знал, что принять плен сразу, без борьбы — значит умереть. Он сам так и не смирился со своей судьбой в мексиканской тюрьме. Он боролся и восставал, надеялся и сражался. И он выжил и победил.

А теперь его маленькая испанская пленница тоже боролась за свою свободу. Он улыбнулся: это хорошо. Значит, он был прав, когда выбрал ее в жены. Даже несмотря на то, что она — испанка.

Глава 24

Постепенно, хотя и неохотно, Кармен вынуждена была признать, что приняла эту новую жизнь с индейцами. Она всюду следовала за Парящей В Небе — вот и теперь, они шли по краю обрыва к источнику. Там они напьются освежающей, холодной воды — и, возможно, даже вымоются. Теперь она находила удовольствие в совсем простых вещах.

Она несла тяжелую корзину со съедобными кореньями. Хорошо еще, что можно будет отдохнуть. За прошедшие несколько недель она поняла, как тяжела работа женщин племени апачей. Они собирали ягоды, коренья и орехи: все, что могли предложить людям горы. В основном они с Пумой ели то, что собирала Кармен. Конечно, иногда Пума приносил мясо. Ей очень нравилось мясо антилопы. Но она решительно отказалась вновь попробовать мясо собаки. Она всегда отдавала свою порцию Парящей В Небе, когда они вместе садились за еду.

Она страшилась сказать, что живет в «семье», и это не давало ей покоя. Индейцы себя держали так, будто приняли ее в свою семью: мать Пумы, муж его матери, тетки Пумы, многочисленные кузины. Она не в силах была до конца разобраться в их родстве, потому что слова приветствия, с которыми они друг к другу обращались, предназначались для братьев и сестер. Но она предполагала, что единственный ребенок Парящей В Небе — это Пума.

Кармен должна была признать, что и Парящая В Небе, и ее муж, Охотник, были очень добры к ней. Некоторые смотрели недобро. Большинство сторонилось ее. А одна молодая женщина по имени Птичка Порхающая В Пиниях, часто и подолгу глядела на нее. Во взгляде читалась обида. Кармен не могла придумать, что такое она совершила, что могло бы обидеть эту женщину. Птичка Порхающая В Пиниях часто отпускала громкие замечания по ее поводу, смеялась над ней и шепталась с подругами. Подруги тоже не выражали доброжелательства. Кармен пыталась игнорировать шепот и обидные слова, но часто грустила по этому поводу. Больше она не пыталась спрашивать Парящую В Небе, о чем они говорят. Потому что, повторив однажды услышанное про себя, Кармен увидела, как Парящая В Небе сжала губы и покачала головой, но переводить отказалась. Значит, это были оскорбления. Позже Парящая В Небе говорила с Птичкой, и та молча метнула на Кармен недобрый взгляд.