Прошли часы, прежде чем Прю улучила момент побыть наедине со своим молодым мужем. Казалось, будто Гедеон решил познакомиться с каждым свадебным гостем, начиная от самого старшего и кончая самым молодым. Маленьких мальчиков вроде бы в особенности тянуло к нему. И Прю почувствовала, как глубокая печаль окутала ее, когда она подумала, что он уже любил сына, которого потерял. Мысль о первой жене печалила ее куда меньше.

— Почему притихла моя нежная маленькая жена? — пробормотал ей в ухо Гедеон, беззвучно подошедший сзади. — Придумывает какую-то новую дьявольскую выходку?

Прю обернулась и растаяла от выражения нежности на его лице. Его влечет к ней, она знала, что влечет. И этого вполне достаточно, пока она не сможет подарить ему сына и не научит его снова любить.

— Может быть, я практикуюсь, чтобы стать мягкой и послушной женой, — ответила она.

Он откинул назад голову и расхохотался чуть не до слез.

— В тот день, когда ты станешь мягкой и послушной женщиной, я пойму, что у тебя лихорадка. А сейчас пойдем и выпьем вместе вина прежде чем улизнуть отсюда.

— Мы собираемся куда-то ехать? Проклятие, почему ты не сказал мне? Я бы посмотрела, какие собрать вещи, и позаботилась о бабушке. Куда мы едем? Какие понадобятся платья, попроще или красивые?

— Путь нам предстоит недолгий, — ответил он, все еще смеясь. — Лия сложила в мешок кое-какие твои вещички, и Крау, забравший их, сейчас уже на полпути к «Полли».

Гедеон позволил себе чуть погладить ее по щеке, сделав вид, будто поправляет ее свадебную наколку. Это все, что он мог сделать, чтобы удержаться и не расцеловать ее. Проклятие и еще раз проклятие правилам, которые запрещают мужчине на людях ласкать свою собственную жену! Он бы наплевал на все и положил бы ее прямо здесь под тенью дуба и любил бы ее нежное тело до тех пор, пока у нее не осталось бы дыхания, чтобы спорить. Но таким путем он вряд ли улучшил бы ее репутацию.

Гедеон провел жену мимо объемистой женщины, которая заняла нужную позицию, чтобы запастись яйцами, поданными на столы, потом наклонился, и его губы коснулись уха Прю:

— Там, куда мы едем, моя нежная, послушная Хэскелл, тебе не понадобится одежда, а мне не понадобится команда. Все, о чем я мечтаю, — это крепкий якорь, мягкая постель и желанная девчонка.

Глава восемнадцатая

Широкая полоса кораллов тянулась до самого горизонта, разливая свой огненный отсвет на спокойную водную гладь. Темный силуэт шлюпа, покачивавшегося на якоре, резким контрастом ложился на воду. Его наклонившаяся под острым углом мачта терялась в гряде грозовых облаков, к этому времени спустившихся ниже. Но Прю не обращала внимания на эту картину, уставившись на свои сжатые руки.

— Похоже, еще до полуночи будет шторм, — заметил Гедеон под аккомпанемент громко поскрипывавших уключин.

— Наверно.

Слегка сдвинувшись от центра к корме, Гедеон непрестанно и равномерно работал веслами, и тяжелая лодка мягко скользила по зеркальной поверхности воды. Когда они подошли к шлюпу на расстояние броска камнем, он направился к подветренной стороне корабля.

С фалинем в руке он поднялся и был на борту раньше, чем Прю успела с тяжелыми вздохами подобрать юбки и встать. Он быстро спустил швартов и, перегнувшись, подал ей руку.

— Ты мог бы дать мне время снять свадебное платье и переодеться, — проворчала она, пытаясь балансировать на узком деревянном трапе, не запутавшись в широких шелковых юбках.

— Да, конечно.

Когда она добралась до палубы и встала рядом с ним, вдали загремел гром. Отпустив руку мужа, Прю одернула вырез платья и расправила юбки. Она уже давно избавилась от заколки с вуалью, которая никак не хотела сидеть на голове. Прю нахмурилась, поняв, что жесткий воротник, так гордо высившийся на плечах в начале торжества, сейчас устало поник. И она чувствовала, как увядает каждая клеточка ее тела. Предполагалось, что это будет самый счастливый день ее жизни. Так почему же она не танцует от радости?

— Ты устала, моя нежная?

Она окинула его взглядом. Если она и устала, то упрекать за это можно только его. Потому что Гедеон тянул время до тех пор, пока не очаровал каждую проклятую душу на острове, от старой леди Гейтскилл, у которой никогда и ни для кого не находилось доброго слова, до недавно родившегося младенца Бэрроузов, у которого резались зубы и который орал до тех пор, пока Гедеон не взял его на руки.

И проклятие, она очень просто могла бы возненавидеть эту его улыбку, когда изгибаются уголки рта, но не разжимаются губы. Если уж ему так хотелось улыбаться свадебным гостям, то, черт возьми, мог бы показывать зубы!

Ощущая на спине тепло мужской руки, Прю побрела к общему отсеку. Кто-то, наверно Крау, открыл его, чтобы разогнать духоту, которая накапливалась под палубами в течение долгого жаркого дня.

По крайней мере хоть этому можно порадоваться. Хорошо бы прогуляться по палубе в одной только сорочке и панталонах. Прю было жарко и скучно. Шелк, из которого сшито очаровательное свадебное платье, не самая практичная ткань для лета.

— Хочешь отхлестать меня, привязав к мачте?

Они подошли к дверям капитанского отсека, и Прю, резко обернувшись, уставилась на него.

— Что я хочу?

— По-моему, десяти ударов могло бы хватить. Ну, двенадцати, если ты твердо решила меня наказать. Но мне совсем не улыбается подставлять открытую спину летним мухам. Поэтому я был бы тебе обязан, если бы ты ограничилась дюжиной ударов.

— По-моему, у тебя не в порядке голова, — фыркнула Прю.

— У меня не в порядке только одна часть, леди, и я чертовски уверен — это не голова, — прорычал он.

Взгляд ее невольно скользнул вниз вдоль его мощного тела. Щеки у нее вспыхнули, и, запоздало опомнившись, она быстро подняла глаза — словно только для того, чтобы увидеть его широкую улыбку и два ряда крепких белых зубов. Он взял ее руку и, раньше чем она ее выдернула, положил себе на грудь. И так держал, прижав к бьющемуся сердцу.

— Маленькая колючка, если какая-то часть у меня не в порядке, то сейчас ты ее слышишь.

И вдруг она поняла, что это для нее уже слишком. Бесконечный день празднования, бессонные ночи, полные предчувствий, недели беспокойства и сомнений, вернется он к ней или нет. А до этого месяцы на китобойной стоянке. Самые трудные и одновременно самые удивительные дни ее жизни.

Но едва лишь первая слеза скатилась к подбородку, как он привлек ее к себе, обнял и так стоял, раскачиваясь и бормоча какие-то слова с такой нежностью, что она заплакала еще отчаяннее.

— Ты так несчастна, маленькая Хэскелл?

— П-Прюденс, — прошептала она, шмыгая носом. — Да… Нет… Ох, откуда я знаю? — прохныкала она, зарываясь лицом в восхитительно широкий сюртук, который он носил весь день и не снял даже тогда, когда греб, направляя лодку к шлюпу.

Ничего больше не говоря, он взял ее на руки и перешагнул порог каюты. Прю заплакала еще сильнее, вспомнив, как он привел ее сюда последний раз.

Обуздав собственное нетерпение, Гедеон принялся утешать свою разнервничавшуюся юную жену, посадив ее рядом на кровать. Дьявол его забери, интересно, как он собирается управиться с сотней крохотных пуговичек, спускающихся вниз по спине ее платья? И в лучшие свои времена он не годился в дамские горничные. А это трудная задача. С той ночи, когда он оставил ее спящей в ее спальне, он мечтал о времени, когда она вся будет принадлежать только ему и никто не помешает им.

Из всех благ мира он хотел только одного — любить ее сладкое юное тело до изнеможения. Спать рядом с ней и просыпаться рядом с ней, провести все оставшиеся дни жизни рядом с ней, любя, споря, изучая и делясь. И Бог знает, как он хочет иметь от нее детей.

Она шмыгала носом и икала, а он гладил ее по затылку, и ее волосы щекотали ему руку.

— В камбузе есть теплая вода, и, если ты помнишь, я владелец прекрасной ванны. Любимая, ты будешь чувствовать себя лучше после купания в теплой воде, а еще лучше, когда выпьешь немного вина.

Он поднял ее лицо с намерением поцеловать, но, взглянув в огромные бездонные глаза, только беззвучно выругался. Проклятие, разве так она должна смотреть на него? Значит, он не мужчина ее мечты? Он не притворялся кем-то другим. Он такой, какой есть. Честный и порядочный работяга, как любой средний человек, так он оценивал себя. Всего лишь китобой.

Она заслуживала мужа получше. Эндрос, конечно, был темной лошадкой, но Осанна Хант Гилберт вышла из почтенной семьи с большими владениями на Олбемарле. Настоящая леди, он понял это с первого взгляда на пожилую даму. При всех возмутительных выходках его Хэскелл происходила из дворян.

Видит Бог, он не мог такого сказать о себе. Если бы не он, Прю могла бы выйти замуж за джентльмена с поместьями, который дал бы ей красивый дом и слуг и легкую жизнь. Вместо этого, из-за его вмешательства, она получила в мужья неотесанного китобоя, — чей единственный дом — каюта в десять квадратных футов на грузовом судне с одной мачтой.

Последняя пуговица оставалась у него в руке и он невидящими глазами смотрел на маленький шарик, обтянутый шелком, воображая, сколько еще слоев предстоит снять. И он внезапно понял, что не сумеет с ними справиться.

— Ммм… вода. Да, вода есть. Я достану ванну и наполню для тебя, и потом я могу…

И он вышел раньше, чем Прю успела остановить его.

Но на самом ли деле она хотела остановить его? — подумала Прю. Не лучше ли воспользоваться шансом, который он предложил ей, и убежать, прежде чем дело зайдет слишком далеко?

Она еще стояла в нерешительности посреди каюты, когда звон медной ванны, ударявшейся о переборки, возвестил о его возвращении.

Напрасно она искала на лице Гедеона какое-нибудь отражение его чувств. Если бы только он взял ее на руки и сказал бы, что все будет в порядке… Если бы он любил ее…