— На моей шее веревка, не на твоей, да? — Невеселая улыбка скривила губы Гедеона. — Тогда я скажу: Томас получит долю гарпунера.

Крау кивнул. Гедеон хорошо знал парня и не сомневался, что тот при любом решении не будет спорить. Но кивок означал, что Крау одобряет решение капитана.

— Во всяком случае, похоже, что Хэскелл не принял бы долю гарпунера, — продолжал капитан, вспомнив, как часто девушка проявляла высокомерную гордость. Такую проклятую гордость, которая заставляла ее работать больше других и которая подталкивала его пытаться сломить девчонку.

Что-то холодное и тоскливое зашевелилось у него в животе, когда Гедеон представил, как звенел над стоянкой ее хриплый смех, привлекая и остальных повеселиться с нею, даже если они по уши утопали в ворвани и требухе.

Девчонка была неукротимая, несерьезная и, к его огорчению, почти чертовски неотразимая.

— Что-то еще, Крау? — спросил он, потому что метис по-прежнему стоял в пяти футах от него.

— Мы продаем в Портсмуте?

— Думаю, мы будет продавать где-нибудь за проливом. Там лучше цены.

— Внутренние порты платят бумагой, а не серебром. В Портсмуте, там больше твердых денег. Мужчинам, им нравятся твердые деньги.

И на этот раз в улыбке Гедеона не чувствовалось ни капли веселья. Он хорошо знал — люди хотят, чтобы им платили серебром. Любая проститутка предпочтет моряка, у которого в карманах позвякивает серебро, — неважно, какой он национальности, — местному китобою со свертком бумажных денег.

— Портсмут, да? Сдается мне, что в последнее время, Крау, тебе все больше и больше нравится Портсмут.

— Да, это совсем неплохое место. — Метис спокойно встретил взгляд капитана.

— По-моему, в последнее время мы более-менее почистили его, и теперь человек может ходить по дороге, не оглядываясь на каждом шагу.

Крау ничего не сказал; если в его странно светлых карих глазах и имелось послание, то Гедеону не удалось прочитать его.

— При любом раскладе я планирую продавать груз южнее, так что в Портсмуте мы долго стоять не будем.

Если Гедеон удивил метиса, то сам он удивился своим словам еще больше. Ведь он окончательно решил при первой же возможности отделаться от своей нежелательной гостьи. Но его злость росла, и ему нужна была месть. Так проявилась часть его натуры, которую он никогда не сознавал. Он заставит ее извиваться, как червяк на раскаленной сковородке, и только потом отпустит.


Первое столкновение между ними не заставило долго ждать. По дороге из нужника она услышала, как мужчины обсуждали, где относительно выгоднее продавать добычу — в Портсмуте или пересечь пролив и пойти в Бат или в Принсесс-Анн.

Она направилась прямо туда, где Гедеон и еще несколько членов команды прикидывали, как починить вельбот Тоби. Увидев, что она приближается, Гедеон встретил ее на полпути.

— Идут разговоры, что в этот раз вы собираетесь продавать добычу в Портсмуте, — выпалила она, склонив голову. Это все, что она могла сделать в угоду вежливости. Хотя Прю ничего не имела против хороших манер.

Гедеон состроил такую гримасу, будто собрался долго-долго разглядывать ее, заставив Прю болезненно осознать, какой у нее, должно быть, ужасный вид. Хватит и того, что Прайд, за которым она никогда не замечала бестактности, сегодня утром, разбудив ее, сказал, что видел и поприличнее вещи, выброшенные штормом на берег.

— Так что же? — повторила она вопрос, не в силах больше выдерживать столь безжалостного осмотра. — Вы собираетесь в Портсмут или нет?

— Ты можешь придумать хорошую причину, чтобы направиться в Портсмут?

— Гудж говорит, что последняя корова даст примерно семьдесят бочек, и вы уже половину трюма заполнили маслом от двух последних дрифтеров. Так что с костями и спермацетом у вас будет полный трюм. И похоже, в этом сезоне вам больше не взять китов.

— Теперь у тебя королевский авторитет по китам, так я понимаю? — Глаза у него опасно сверкнули.

— Вы понимаете, что я имею в виду, — пробормотала Прю. — Все говорят, что это редкий случай, когда зверь приходит так поздно в конце сезона. И что нам повезло, что этот был такой большой и со спермацетом. И я только подумал, что…

— Гмм? Говори, Хэскелл. Мне, может быть, очень интересно узнать, что ты думал все эти недели, когда разделял со мной кров и стол.

Голова у Прю дернулась вверх, дернулась с такой силой, что чуть не отлетела. Она на мгновение закрыла глаза, потом более-менее пришла в себя.

— Вряд ли я бы назвал себя гостем… сэр. С первого же дня, как вы похитили меня и притащили на этот вонючий, Богом забытый песчаный берег, я работал, за двоих, оплачивая свое содержание, и вы эти прекрасно знаете.

— А что о вчерашнем, Хэскелл? Ты выполнил свои обязанности? Пять мужчин в лодке, Хэскелл, и каждый из них работник и знает свое место. Пять маленьких мужчин против разъяренного чудовища — Он выставил указательный палец с квадратной подушечкой в направлении гигантской туши, которую сейчас острейшими лопатками быстро разрезали на ломти. — Так что, Хэскелл, вчера ты тоже работал за двоих? — Он взял ее маленькую руку и приложил ладонью к своей. Крохотная ладошка потерялась в его руке. — Вижу, у тебя сошли мозоли от гребли. Все это время на твердой земле ты не греб, так? И ты не читал в воде, куда ушел кит, и не погружал на двадцать футов рулевое весло. Работал, говоришь? — Он приблизил свое лицо к ней, обжигая холодным голубым огнем, пылавшим в его глазах. — Нет. Ты должен был сделать только один удар гарпуном.

Против собственной воли Прю почувствовала, как ее загипнотизировал разительный контраст между сверкающими глазами и бронзовой кожей. И красным, похожим на цветок шрамом на правой щеке. И удивительно темной бородой, которую он обычно сбривал, а в последние несколько дней оставил расти. Но от его последних, тихо высказанных обвинений она напряглась, как тетива лука.

— Будьте прокляты, вы же знаете, что я не ударил гарпуном! Вы же были там! Вы же видели, что я оцепенел и выбросил в море завтрак и свалился за борт. И вы же видели, что Томас вытащил меня. Так что перестаньте! Оставьте меня в покое!

Резко повернувшись, она в ярости зашагала по мягкому песку. Глаза щипало от слез. Огромный проклятый бык! Он чертовски хорошо знал все, что случилось. Фактически даже луч видела после того, как вода сомкнулась у нее над головой.

— Хэскелл…

На секунду она заколебалась, но потом с искаженным злостью лицом зашагала дальше.

— Хэскелл.

На этот раз она уже не могла не обратить внимания. Повернувшись, она столкнулась с ним. Мокрые глаза сверкали под утренним солнцем, вздрагивающий подбородок вздернут вверх, маленькие кулачки прижаты к бокам.

— Что вам нужно? Вам нужно, чтобы я извинился? Чтобы я попросил прощения за то что оцепенел и Томасу пришлось выполнят мои обязанности и потом, рискуя жизнью прыгать за мной в воду? Тогда получайте мое извинение, и будь проклято ваше грязное черное сердце!

Она опрометью бросилась прочь, а Гедеон смотрел ей в спину. Да, конечно, он хотел, чтобы она извинилась. Но за что-то другое. Теперь, когда он так много выжал из нее, он уже и не знал, чего хотел. Знал только одно: его не удовлетворило то, что он получил. Если заглядывать в будущее, этого казалось мало.


Прю избегала Гедеона словно чумы, и он вроде бы тоже старался не встречаться с на Она работала вместе с другими, хватаясь за самые трудные задания, будто для того, чтобы заставить их забыть о случившемся. Под жарким пылающим весенним солнцем туша быстро портилась, и они работали, не считая часов, укрываясь под грязным брезентом. А когда не могли больше работать, падали на матрасы, чтобы немножко поспать.

Солнце припекало с яростью поздней весны, и защитный брезент превращался в раскаленную печь. Большинство мужчин сбрасывали рубашки, а некоторые и штаны, и каждые два-три часа все кидались в волны прибоя и вылезали мокрые с головы до ног, находя в этом хоть малое облегчение.

Все, кроме Прю. Она продолжала работать и тогда, когда солнце палило с безоблачного неба так, что выгорали волосы, дочерна темнел золотистый загар и раскрашивались в красный цвет щеки и кончик носа. Она страшно потела, отчего мозолистые руки становились скользкими, а от обилия ворвани — мягкими, и лопатка не раз выскальзывала у нее из рук, чуть не отсекая пальцы на ногах.

— Полегче, парень, одному тебе всей работы не переделать, — одергивал ее кто-нибудь из старших китобоев. Но она продолжала беспощадно погонять себя, желая поскорее разделаться, уйти отсюда и позабыть, что она когда-то знала человека по имени Гедеон Макнейр.

Она перестанет вспоминать глупые мечты, которые питала, хоть и недолго. Если пережить оставшиеся несколько дней, все будет кончено. И затем она сумеет позаботиться о том, чтобы выбросить все здешние переживания из головы.

За пять дней до того, как последнюю бочку погрузили в трюм «Полли», Прю, обессиленная, со стоном рухнула на песок рядом с одной из тележек. Она дала себе слово, что никогда в жизни больше не возьмет масляную лампу, чтобы с наступлением темноты читать или шить. Никогда в жизни она больше не сморщит нос, увидев огрубевшие лица скверно пахнущих китобоев, которые время от времени сходят на берег, чтобы растратить свои тяжело заработанные доли.

— Устал, парень?

Она взглянула на Лира и увидела его исполосованное шрамом лицо, вытянутое в подобие улыбки, придававшей ему комический вид.

— Кости устали. Ничего, недельку отосплюсь — и все пройдет.

— Кэп говорит, что мы уйдем на этой неделе. «Полли» отчалит следующим утром. Самое лучшее — помыться: горячая вода унесет всю усталость. Есть такое местечко, оно называется «Одноглазая кошка», уж там отдохнем будь здоров.

— В Портсмуте? — На своем острове Прю знала обе ночлежки, но «Одноглазой кошки» среди них не было.