Боже всемогущий, а что будет, если кит снова решит нырнуть? Пойдут ли они на дно вместе с ним, раньше чем успеют перерезать линь?

Лодка Джеймса осталась далеко позади, и Прю, оглянувшись, увидела выразительную фигуру Гедеона. Увидит ли она его снова? Боже, пожалуйста, спаси нас в этот раз, и я больше не буду тебе надоедать!

Прю казалось, что прошла вечность, пока наконец сумасшедшая гонка стала терять скорость. В вельботе все молчали — наверно, молились, как и она.

— Лодка Джеймса быстро нагоняет нас, — отрывисто бросил Тоби. — Если наш джентльмен не нырнет, похоже, Джеймс сможет занять позицию и бросить гарпун.

Китобои говорили о чудовище как о человеке. Прю не хотелось думать о ките как о человеке. Ей вообще не хотелось о нем думать.

Это создание смотрело на нее. Смотрело прямо в глаза, будто спрашивало: что это вы делаете? Я никогда не приносил вреда ни вам, ни вашему племени.

— Жир, — прошептала Прю ветру. — Всего лишь жир. Разве ты не понимаешь? Нам нужен твой жир, иначе мы будем сидеть в темноте. Сальные свечи не могут осветить весь город. — Она крепко вцепилась в борт и смотрела вперед, а Тоби выкрикивал команды, и гребцы налегали на весла изо всех сил.

И тут чудовище снова выпустило фонтан. А к ним быстро подходила лодка Джеймса. Прю увидела Гедеона, стоявшего на носу и метнувшего гарпун. Теперь от головы громадины отходило два линя.

Борьба продолжалась весь полдень. Кит стремился уйти в открытое море и тащил за собой два вельбота. Берег давно скрылся из виду, когда громадина снова поднялась на поверхность. И хотя было очевидно, что битва почти закончена, ни на одной из двух лодок не чувствовалось победного настроения. Вельботы вяло раскачивались из стороны в сторону позади раненого колосса.

Хотя он и проиграл схватку, но сражался героически. В лучах заходящего солнца вода казалась красной от крови.

Вдруг Прю снова почувствовала, как страшно схватило живот. И на виду у всех китобоев, потому что вельбот Гуджа тоже догнал их, перегнувшись через борт, избавилась от содержимого желудка. Упершись коленями в скользкий мокрый борт, она наклонилась и, зачерпнув пригоршню воды, плеснула в лицо.

Молчание вокруг нее стало оглушительным. Прю почувствовала, что может умереть от стыда. Некоторые участливо отвернулись, но большинство смотрели на нее с презрением. Кроме двоих, Крау и Гедеона.

Возможно, поэтому последний фортель кита застал команды двух лодок врасплох. Ударом хвостового плавника чудовище раскололо правый борт лодки Товия.

Старого рулевого бросило вперед, удар задел голову. Три гребца упали на колени. Прюденс с носа смыло в воду.

Глубже, глубже и глубже. Тьма поглощает ее, ужас давит на грудь. Она боролась изо всех сил, била ногами, стараясь вынырнуть на поверхность. Молилась. Ругалась.

Проклятие, она еще не готова умереть!

К тому времени, когда две сильных руки втянули ее на борт лодки, она уже не сопротивлялась. Без звука она свалилась к ногам гребцов, размякшая, как пучок морской травы.

Очевидно, ее разбудил гул голосов. Не открывая глаз, Прю смутно вспомнила, как ее подняли на вельбот, как били по спине, пока из нее не вышла половина океана, и потом крепко прижали к чему-то теплому, мокрому и твердому. Возвращение домой длилось бесконечно. Она то и дело теряла сознание, горло саднило, и горело в груди.

— Проклятый дурак. Можно было это предвидеть, — бормотал кто-то над ней, и голос приходил как из вечности. Несмотря на ругательства, сопровождавшие каждую фразу, от звука этого необыкновенного голоса тепло разливалось по всему замерзшему телу.

— Кэп, если по правде, то сорванец вел себя очень смело. Это не его вина, что живот взбунтовался.

— Я принесу ром и еще несколько одеял. — Это Крау. Прю смутно угадала его голос, звучавший странно натянуто.

— У меня в сундуке бренди, — отрывисто бросил Гедеон. — Принеси.

— Она… он поправится? — встревоженно спросил Прайд.

Прю попыталась отозваться и успокоить его, но ей это не удалось. Она знала, что его волнует больше, чем ее здоровье, но ей было все равно. Хватит и того, что она жива и ее больше не смоет за борт.

— Проклятие, у тебя даже не хватило пороху ударить! — рычал Гедеон, когда выносил ее из лодки. Голос дрожал от гнева. Она чувствовала на лице его восхитительно теплое дыхание. А его руки, как абордажные крючья, впивались в ее плоть, когда он шагал с ней к берегу, крепко прижимая к груди.

— Знаете, кэп… — Это Тоби. Боже, благослови его, подумала Прю, он, должно быть, один из тех, кто вытащил ее из воды. — Я и раньше видел, как такое случалось, когда морская корова, вроде этой, подходит слишком близко. Человек до того пугается, что теряет последние мозги. При всей своей храбрости Хэскелл всего лишь сопливый нахальный мальчишка.

— Вы подержите его здесь, кэп? — Томас, догадалась Прю. Это он сидел прямо позади нее. Наверно, он тоже из тех, кто втащил ее в лодку. — Это не вина парня, что его схватило. Он не первый зеленый гарпунер, который…

— Люди! Неужели единственное дело, какое у вас есть, — это идти по пятам за мной к стоянке и придумывать оправдания… Хэскеллу? Может, вам лучше вернуться и помочь вытащить проклятую тушу на берег?

— Да, сэр.

— Мы уже идем, сэр.

— Он поправится? — Это снова Прайд. Он тоже должен идти, точно в бреду мелькнула у Прюденс мысль, ведь без нее и Гедеона им не хватит рук.

Гедеон медленным шагом приближался к хижинам. Недалеко от стоянки вдоль берега виднелись лодки, прибитые приливом. В сумерках линия берега стала едва различимой. Гедеон, когда проходил мимо места, где должен быть приготовлен и покрыт непромокаемым холстом сигнальный огонь, поклялся, что кому-то оторвет голову за то, что огонь не горит. С наступлением темноты он должен освещать берег, где бы ни находились лодки.

Голоса мужчин, спешивших к вельботам, остались позади. Прю почувствовала толчок, когда Гедеон, согнувшись, вошел в одну из хижин, и открыла глаза. Там стояла почти непроглядная темь. Он положил ее на матрас, и в этот момент Крау загородил слабый свет, падавший в дверной проем.

— Бренди, кэп, — проговорил он со своим странным акцентом. — Я останусь. Это есть моя хижина.

— Ты уйдешь. Мне наплевать, даже если это райский дворец.

Прю на мгновение закрыла глаза, потом снова открыла. От масляной лампы, стоявшей у двери, шел тусклый свет. Крау ушел. Гедеон стоял на коленях, нагнувшись над ней.

Больше всего ей хотелось закрыть глаза и проспать все лето, но она заставила себя подняться на локтях. Гедеон, поддерживая ее рукой за плечи, поднес к ее губам высокую кружку.

— Теперь лучше… все в порядке. Сделай пару глотков, а потом мы освободим тебя от мокрой одежды.

Собрав последние остатки сил, Прю оттолкнула его руку и села. Для того чтобы взбодриться, она сделала большой глоток, задохнулась и отвела кружку в сторону.

— Б-б-благодарю вас. Я останусь в чем есть. — Ей надо выпроводить его из хижины, прежде чем он откроет ее секрет. Непременно выпроводить.

— Не дури. — Он снова придвинул к ее губам кружку и обвел глазами помещение в поисках непромокаемого вещевого мешка с ее именем, написанным дегтем.

Бренди придаст ей отваги, которая так же необходима, как и тепло. Прю сделала еще один большой глоток и почувствовала, как алкоголь на пути к желудку все воспламенил в ней.

— Если вы не возражаете, я только накроюсь еще одним одеялом и буду спать в чем есть, — проговорила она, когда дыхание снова вернулось к ней.

— Проклятие, дурачок, я же хочу помочь тебе!

— Да, сэр, но я с-с-совсем не з-з-замерз. Честно, сэр. Бренди оч-чень помогло.

Поднявшись с колен, Гедеон, как башня, возвышался над ней. Кулаки свисали по бокам. Прю ждала, что сейчас он набросится на нее за то, что она подвергла опасности всю команду и не сумела выполнить свои обязанности. Выволочки не миновать. Она примет его брань, как мужчина. Но хорошо бы он подождал хотя бы до утра.

Или еще лучше до следующего июля. Он сделал шаг и снял с крючка ее вещевой мешок. Тусклый свет лампы упал на его лицо, исказив черты и сделав их странными и угрожающими. Прю спряталась под одеяло, желая, чтобы он как можно скорее ушел, а она бы переоделась в сухое, и в то же время мечтая, чтобы он остался.

Она хотела, чтобы он обнял ее, принял такой, какой она была, чтобы любил слепо, безоглядно, не замечая грубой кожи, изуродованных волос и не подобающего леди поведения.

Она сделала еще один большой глоток бренди, наслаждаясь расходившимся по телу теплом и не заботясь о том, что у нее начинает кружиться голова. Все-таки это не качка в открытой лодке.

— Вот сухая рубашка и штаны. Изволишь одеться сам или мне играть роль горничной леди?

Прю почувствовала, что с трудом может сфокусировать глаза.

— Горничной? Забавно, Гедеон.

Прю улыбнулась и тут же нахмурилась. Нельзя терять голову, иначе… иначе… Была какая-то очень важная причина, только она совсем не может ее вспомнить.

— Спа-а-ать, только спа-а-ать, — со вздохом прошептала Прю. Горло больше не болело, и… ничего не болело. Она чувствовала себя замечательно, свободной, как птица.

— Ты пьян.

Глаза открылись и сверкнули, она состроила ему гримасу и первый раз заметила, что он так же промок, как и она. Промокнуть — это не страшно, если тело чувствует тепло, покой и солнце и его тихо покачивает и…

— Бедный Гедеон, — пробормотала она. Гедеон бросил ей полотенце, лицо темное, как грозовое облако.

— Хотя бы вытри волосы, пока совсем не спасовал!

— Спасовал? Passement, passe-parole, passe-pied… — пропела она без всякой мелодии.

Его губы растянулись в улыбке, но в ней было мало юмора.

— Позумент, пароль, танец. Очень мило. Французские слова в устах нахального маленького воришки звучат просто восхитительно. Несомненно, за это нужно благодарить мой хороший французский бренди.