— Обсудим это позже, — буркнул он. — А теперь собирайтесь. Поедем вместе.

Виктория с готовностью вылетела в коридор. Весь путь от дома до школы она напряженно пыталась запомнить дорогу. Зачем, спрашивается? Можно подумать, что завтра она сядет за руль. Так или иначе, но расслабиться не удавалось. Напряжение достигло критической точки, когда машина остановилась и от школьного крыльца отделились две яркие точки и покатились, как горошины. Дети Марины попрыгали в машину и сразу уставились на Викторию. Широко распахнули все четыре глаза…

— Рената, Карина, поздоровайтесь. Виктория Викторовна — ваша новая няня.

— Здравствуйте! — хором сказали они, не сводя с нее глаз.

Она улыбнулась и протянула им обе руки сразу. Девочки, не долго думая, уцепились за нее. Так и поехали — за руки. Виктория с интересом вблизи рассматривала дочек Марины, а те, в свою очередь, с ответным интересом рассматривали ее.

— А сколько вам лет? — поинтересовалась малышка.

— Тридцать. А вам?

— Мне десять. А ей — шесть. — Это старшая.

А младшая немедленно поправила:

— Шесть с половиной.

— И ты уже учишься?

— В нулевом классе. Мне не нравится — спать заставляют, как в детском саду.

Имя Карины ей действительно очень подходило. Глаза у нее карие, немного восточные. А волосы темные, как у отца. Плотная, как спелое тугое яблочко, и к тому же подвижная, как ртуть, девочка не могла не вызывать к себе мгновенную симпатию. Знала это и без стеснения, с невинным детским кокетством этим пользовалась.

Рената казалась старше своих лет, стойко держа на себе груз старшинства. В ней уже угадывалась будущая женщина — с загадочным молчанием, затуманенным многозначительным взором и прочими штучками. Но пока еще в ней то и дело прорывался ребенок, с трудом отстаивающий у своей младшей соперницы маленькие привилегии, положенные ей по статусу старшей сестры.

— Карина, не болтай ногами! — цыкнула она на сестру и моментально получила обратную реакцию — девочка выдвинула ноги в проход и принялась демонстративно ими крутить, не сводя глаз с Виктории. Виктория лишь повела бровью.

Все три понимали, что в этой ситуации она не может командовать. Главный тут — отец. А он как раз не видит.

— Карина, кому говорят! — Зеленые, как у матери, глаза Ренаты сверкнули нарастающим гневом. Она покосилась на Викторию, явно сожалея о том впечатлении, которое произвела на новую няню сестра. — Всегда ты так!

Девочки начали толкаться.

— Что такое? — раздалось наконец с водительского места. Виктория заметила в зеркальце выразительный взгляд Макса. Проказницы утихли.

— Папа, новая директриса запретила нам ходить в джинсах, — сообщила Рената, глядя в затылок отца и руками охраняя от назойливости своей сестры коленки — той вздумалось щипаться.

— И нам, и нам! — радостно подхватила Карина и придвинулась к сестре, чтобы отцу лучше было видно ее в зеркальце.

— Ну и что же, что вам! — одернула ее Рената, отодвигаясь в сторону Виктории. — У тебя из джинсов только шорты, ты в них в школу не ходишь. А у меня и комбинезон, и сарафан, и куртка, и штаны.

— Ну и что?

— А то, что мне теперь все новое придется покупать!

Рената показала малышке язык, а та открыла рот, распахнула глаза и захлопала густыми темными ресницами. Она была явно убита тем, что не догадалась взглянуть на дело с такой сугубо практической стороны.

— А мне… И мне! — наконец опомнилась она и с беспокойством заерзала на своем месте. — Папа! Мне тоже надо новое! Почему все время Ренатке?!

— Не надо делать проблему из ерунды, — остановил ее отец, раздраженно поморщившись. — Виктория Викторовна поедет с вами в супермаркет и все купит.

Девочки немедленно, как по команде, повернули к ней симпатичные мордашки.

— А у вас есть вкус? — спросила старшая.

Вопрос был поставлен в лоб. Виктория не знала, что сказать. О том, что ее вкус весьма ограничивается размерами зарплаты? Развитие вкуса в одежде исчерпывалось вылазками на рынок перед 1 сентября и Рождеством. Вот и весь вкус. Две мордашки терпеливо ждали, пауза затягивалась.

— Я думаю, что втроем мы справимся, — полуутвердительно заметила она.

Ответ удовлетворил. Они кивнули и отвернулись от нее.

— Папа, мы учили новую песенку, — сообщила Карина, обрадованная тем, что первая нашла повод завладеть вниманием отца. Отец не отреагировал, погруженный в собственные мысли, и Карину это удовлетворило — по крайней мере он не выразил протеста. Девочка старательно изобразила на лице нечто, по ее понятиям, вбирающее в себя образ песни, и запела. Это была песня про жука. Как догадалась Виктория, мелодией Карина бесцеремонно манипулировала, перевирая мотив, но не это было главным в ее исполнении. Как она изображала жука! Как двигала бровями, вытягивала губы и закатывала глаза! Виктория поняла, что перед ней великая актриса. Макс, по всей видимости, так не считал и, едва запикал мобильник в его кармане, безжалостно прервал выступление. Девочка недовольно надулась.

— Вечно ты со своими выступлениями! — забухтела Рената. — Папе за дорогой надо следить, у него и так дел полно, а ты всегда выскакиваешь!

Упругие щеки Карины задрожали, нижняя губа выдвинулась вперед, глаза увлажнились.

— А кому же мне петь? Кому, скажи, пожалуйста! Мама в больнице, а ты, ты…

— Мне, — неожиданно для себя встряла Виктория. — Если хочешь, пой мне. Я это ужасно люблю. Поверь мне, у тебя здорово получается. Редко кто из детей без специальных репетиций сумеет исполнить так выразительно.

Снова четыре глаза прилипли к Виктории. Они смотрели на нее с недоверием, но где-то в глубине зрачков Карины теплилась надежда.

— Я очень люблю слушать, — добавила Виктория.

— В самом деле? — по-взрослому переспросила Рената.

— И.., стихи? — с хрупкой надеждой уточнила Карина.

— Особенно стихи!

Своим признанием Виктория вызвала заметное оживление — девочки зашептались, завертелись. Хорошее настроение вернулось.

— Я знаю много! — затараторила Карина, снова схватив Викторию за руку. — И «Белая береза», и «Черемуха душистая», и «Кто стучится в дверь ко мне», и «Мы с Тамарой ходим парой».

Она захлебывалась, торопясь выложить весь список и одновременно с этим ревниво поглядывая на сестру, которой трудно было переждать и тоже не терпелось завладеть вниманием слушательницы.

— Вы обе покажете мне весь репертуар, — успокоила Виктория. — Я сгораю от нетерпения. У вас прекрасная комната, там мы и устроим концерт. Если, конечно, папа не станет возражать.

Четыре глаза округлились, выпустив наконец наружу затаенный восторг.

— Он не будет возражать! — горячо зашептала Карина, перегнувшись к Виктории через сестру. — Ему вечером всегда некогда.

— Он часто бывает занят, — подтвердила Рената.

Сестры, не сговариваясь, повернулись друг к другу и горячо и эмоционально зашептались, хитро посматривая на Викторию. Они бурно обсуждали предстоящее мероприятие. Макс разговаривал по телефону. Его лицо оставалось бесстрастным, он отвечал односложно, но Виктории показалось, что он чем-то раздражен. Его щека, обращенная к Виктории, слегка подрагивала, когда он слушал голос в мобильнике, а глаза недовольно шарили по дороге. Виктория внутренне съежилась. Ее так и подмывало принять раздражение хозяина на свой счет. Он недоволен тем, что она не умеет водить, что ему приходится тратить свое драгоценное время на дорогу, которая в этот час изобилует пробками. Скорее всего так и есть. Глянув на копошащихся сестер, вовсе не замечающих ничего вокруг, Виктория себя одернула. В конце концов, разве она навязывалась? Это что — ее последний кусок хлеба? Если она ему не подходит, пусть ищет другую няню. По крайней мере ее совесть будет чиста — она выполнила просьбу Марины. Пришла и предложила свои услуги. А уж остальное от нее не зависит.

Виктория развернула грудь и распрямила плечи. Она приготовилась дать достойный отпор его настроению и претензиям. Но это не понадобилось — подъехали к дому.

Сестры, с порога побросав портфели, с жаром принялись готовиться к предстоящему выступлению. Судя по всему, они затевали что-то грандиозное. Хозяин, даже не взглянув в сторону детей, прильнул щекой к мобильнику и, что-то коротко бросая в него, двинулся в свой кабинет. Вика осталась одна посреди огромной прихожей. И что дальше? Что она должна делать? Вероятно, какие-то домашние дела. Но какие? Наверное, хозяин уверен, что она сама должна это знать. Что ее просветили в агентстве… Что ж, пока придется полагаться на собственную интуицию. Прежде всего она должна накормить детей. Так. Уже кое-что. Ну а хозяина? Готовить ему обеды и ужины тоже входит в ее обязанности? Да или нет? А кто из них делает покупки, ходит за хлебом? Скорее всего он ждет этого от нее. Или нет? А квартира? Убирать квартиру, стирать, гладить — это тоже ее обязанности? Или Марина отдает белье в прачечную?

Виктория отметила, как неумолимо к ней подбираются первые симптомы паники. Методом проб и ошибок она нашла выключатель ванной комнаты и нырнула в успокоительное бело-розовое пространство. Здесь все сияло стерильной чистотой и кокетливо напоминало вошедшему об уровне жизни хозяев. Полукруглая ванна с прозрачным стеклянным боком невинно зазывала к себе совершенством формы. Пушистые полотенца манили прикоснуться к ним пальцами, зарыться в них лицом. Круглое зеркало, светильники на стене с матово-розовыми плафонами в тон розовому кафелю, изящная стеклянная полочка с тюбиками, баночками, ватными палочками, дезодорантами — все это словно соскользнуло со страницы красочного журнала. В мыльнице лежал кусок розового мыла, который своей выпуклой формой, нарочитым изяществом и хорошо улавливаемым нежным ароматом вызывал странное чувство. Он словно просился в руки, чувственно выгнувшись на белой пластмассе навстречу вошедшему. Виктория, поддавшись искушению, взяла мыло в руки и понюхала. Еще и еще. Когда поймала себя на мысли, что сейчас, пожалуй, начнет пробовать его на зуб, критически взглянула на себя в зеркало и открыла кран горячей воды. Умывшись, она потянулась к полотенцам и тут же машинально отдернула руку. Полотенец было три. Темно-сиреневое явно принадлежало хозяину, а два других, розовое и белое, — девочкам. Вика постояла, напряженно вглядываясь в полотенца, и ничего лучшего не придумала, как вытереть руки бумажной салфеткой, торчащей из стакана.