— Он сказал, что…

— Он сказал, что моя жена не хочет жить.

— Что? Сама не хочет?! Да они что там, свихнулись?

— Моя реакция была вроде вашей. А потом я подумал: а что я знаю о ней? Если я о себе некоторые вещи узнал лишь в коридоре между жизнью и смертью? Моя Марина угасает…

Вика молчала. Вопрос вертелся у нее на языке, но она не решалась спросить. Макс заговорил сам:

— Когда мне сказали, что она не хочет жить, я был в шоке. А потом стал думать, всю нашу жизнь вспоминать. Выходит, все было не так? Не так, как она хотела? Все было зря, я сделал свою жену несчастной. А ведь я люблю ее, Виктория. Понимаете, я, оказывается, без нее жить не могу…

Вика поняла, что зря заговорила о Марине. Сейчас она ввергнет Макса в тоску, из которой потом не выбраться. Она лихорадочно перебирала в уме слова, способные увести в сторону от печальной темы. Но Макс снова опередил ее:

— Вика, вы очень хотите спать?

Виктория взглянула в окно и с удивлением обнаружила, что наступили сумерки. Она отрицательно покрутила головой.

— Тогда сыграйте мне, пожалуйста.

Вика долго играла классику, потом перешла к современным мелодиям, даже попыталась изобразить что-то из «Битлз».

— Спойте, — попросил он.

Вика озорно прищурилась.

— Помнится, не так давно кто-то здорово прошелся насчет моего голоса. «Довольно противный голос» — не ваши слова?

— Я ничего не понимал.

— Ну да. Ведь это было до КОРИДОРА? Не так ли?

— Гораздо раньше. В другой жизни.

— Ну что ж, на первый раз прощается.

Вика спела Максу свои любимые романсы. Но «Белой акации гроздья душистые» не стала исполнять. У нее от этого романса всегда слезы наворачиваются. Она ловко сменила репертуар — запела шлягер из старых, который частенько звучал на танцах во времена Максовой зеленой юности. Он посветлел лицом и даже пальцами в такт стал прищелкивать. В его глазах появилось тепло. Куда исчез тот самовлюбленный сноб, которого Вика знала до сих пор? Перед ней сидел печальный, растерянный человек. И Вика ему верила и искренне хотела помочь.

Потом они пили кофе. Вика рассказывала Максу сценки из жизни Карины и Ренаты в Живых ключах. Впервые увидела, как он смеется. Потом играли в карты в большой гостиной. Короли и валеты мелькали в освещенном кружке от настольной лампы. Ночь таяла за окном. Вика не ощущала усталости, хотя знала, что завтра будет чувствовать себя разбитой калошей. Максу пора отдыхать. Его бледно-зеленый вид говорил сам за себя.

— Вам пора отдыхать, — тоном, не допускающим возражений, объявила наконец Вика и встала. Она поправила подушку на диване и ушла.

Нужно принять душ и попробовать уснуть. Тонкие струйки душа приятно раздражали кожу. Казалось, вода уносит все плохие мысли. Не хотелось думать ни о чем. Вика пустила мысли на самотек, и они понеслись дружной стаей в луга вокруг Живых ключей, на берег безымянной речки, к беккеровскому роялю, к мужчине с фотокамерой на груди. На последней мысли Вика как споткнулась. Она прибавила холодной воды и стояла под струей, пока не застучали зубы. Потом долго растирала себя полотенцем, чтобы унять дрожь. Выйдя из ванной, услышала музыку в гостиной — Макс слушал «Европу Плюс». Проходя к себе, Вика заметила, что Макс потянулся за сигаретой и достал зажигалку.

— А вот это нечестно, — тотчас подала она голос.

Макс, поколебавшись, положил зажигалку на журнальный столик.

— Тогда посидите со мной еще немного. Мне что-то не спится.

— По-моему, мы достаточно посидели сегодня. Или вчера?

Но Вика все же присела на краешек дивана.

— Виктория.., может, это нескромный вопрос… Можете не отвечать. Но меня так и подмывает спросить.

— Спрашивайте.

— Вы никогда не были замужем?

— Никогда.

— А почему?

Удивление в его глазах было столь подкупающим, что Вика не стала отвечать расхожими фразами. Она добросовестно покопалась в памяти, перебирая своих бывших поклонников.

— Не за кого было выходить, — честно призналась она.

— Неужели не нашлось никого, кто…

— Нет, почему же? Суть в том, что на меня с моими габаритами почему-то обращают внимание мужчины.., как бы это сказать, чтобы никого не обидеть? Не очень умные, что ли. Те, что попроще. Которым важно только то, за что подержаться. А я-то дама утонченная, мне подавай духовность.

Макс улыбнулся. А Викторию черт за язык дернул:

— Тогда уж, Макс, давайте откровенность за откровенность. Вы.., совершили этот безумный поступок.., из-за жены? Или.., что-то на работе?

Макс смотрел на нее и не торопился отвечать. Кажется, она зашла куда не следует…

— Это был порыв, Виктория. Минута слабости. Как вспышка в сознании: я вдруг понял, что она значит для меня. Я ни о чем и ни о ком не мог думать, только о том, что все останутся, а ее не будет никогда. Больше этого не повторится, Виктория, если вас это беспокоит.

Возникла пауза, в течение которой Вике следовало попрощаться и уйти. Но Макс вдруг спросил, улыбаясь одними глазами:

— Вы на меня сердитесь, Виктория.., за прошлое?

Вика повела бровью, как бы раздумывая, а потом махнула рукой:

— Да ладно, чего уж там!

— Тогда — мир?

Макс протянул ей руку. Виктория пожала ее. В эту самую минуту на пороге гостиной возник Протестант. Почему они не услышали, как он открывал дверь? Наверное, из-за громкой музыки. А еще из-за большой площади. В квартире Марины слишком просторный коридор.

Кит застыл на пороге, наткнувшись взглядом на мизансцену: Макс, лежащий на диване под одеялом, держит руку Виктории. Послебанный видок последней не требовал комментариев. Вика увидела, как в глазах Протестанта тает горький шоколад, превращаясь в мутную лужицу какао. Она увидела со стороны свое лицо, не успевшее «пристроиться» — теплый взгляд, блаженную полуулыбку. Свои мокрые после душа волосы и короткий атласный халатик. Не длинный махровый, а именно этот, короткий атласный!

— О! Никита! Ты что так рано? — Это Макс.

Виктория с тоской отметила и Максовы посветлевшие глаза, и какое-то разгладившееся за ночь лицо. Этого не мог не заметить и Никита. Для него они сейчас представляли собой совершенно других людей, не тех, кого он оставил здесь вчера вечером.

— Привет, — буркнул он, отступая в глубь прихожей. — Мне кое-что взять надо. Ты извини, брат, я тороплюсь. Потом поговорим.

Он метнулся в малую гостиную. Вика — за ним. Он стоял на пороге ее комнаты и смотрел на ее кровать. Вика сразу поняла, о чем он думал. Кровать была аккуратно застелена, а поверх покрывала валялся его, Никиты, зонт. Точно в том же положении, в котором он оставил его здесь вчера. Перед уходом он бросил зонт к ней в комнату и попросил убрать. А Вика так и не зашла в свою комнату. Она всю ночь провела возле Макса…

Теперь осколки его утреннего впечатления — Макс в постели, Виктория с мокрыми после душа волосами, ее неразобранная кровать — сложились в единую картину и заслонили собой все. Вика поняла, что оправдания только усугубят ситуацию. Она молча смотрела, как он кидает какие-то свои вещи в сумку, мечется по комнате, намеренно избегая ее взгляда. Она как нитка за иголкой потянулась за ним в прихожую, зная, что не в силах сейчас хоть как-то поправить положение. Только перед тем, как захлопнуть за собой дверь, Кит бросил на нее помутневший взгляд. Его глаза горели гневом.

Глава 17

Ее трясло, как мокрую мышь. Она сидела на диванчике в малой гостиной и клацала зубами. Тупо смотрела на злополучный зонт и чувствовала себя беспомощной, как, вероятно, чувствует себя прикованный к постели человек. Она не ожидала от себя подобной реакции. Макс возник на пороге и испытующе уставился на нее.

— Никита, кажется, влюблен в вас?

Вика отвернулась, ничего не ответив.

— У вас что-то было?

Вика отчаянно потрясла головой. От чужого участия слезы подступили вплотную и мешали дышать.

— Виктория, ну что вы! Хотите, я с ним поговорю? Как глупо получилось… Я все объясню ему, не расстраивайтесь вы так…

— Вы ничего не понимаете, — пробормотала Вика и поняла, что плачет.

Макс подошел и сел рядом с ней. Наступила его очередь утешать. Он достал из кармана носовой платок и попытался вытереть ей лицо. Вика залилась слезами пуще прежнего. Тогда Макс обхватил ее и прижал к себе. Она быстро промочила ему плечо. Макс терпеливо гладил ее по спине и ждал, когда схлынет основной поток слез. Но Вика разразилась поистине грозовым дождем. Все внутреннее напряжение, в котором она жила последнее время, все сомнения, мучившие ее, все предчувствия — все вылилось в бурный поток слез.

— Вы достойны любви, женщина с секретом! У вас все будет хорошо, вот увидите.

Прислушиваясь к его словам, Вика затихла и отстранилась. Представила, как должна выглядеть в глазах Макса. Старая дева убивается по своему последнему шансу. Вика шмыгнула носом и вытерла лицо полотенцем. Макс поднял двумя пальцами ее подбородок — убедиться, что гроза миновала, — и вдруг наклонился и поцеловал ее. Вика сидела тихо. Она не дернулась, не отпрыгнула, не возмутилась — так неожиданно случилось это. Она лишь невольно замерла, прислушиваясь к себе. Ее рука каким-то образом оказалась у Макса на колене. Он нашел ее пальцы и положил себе на плечо. Вика ощутила под своей ладонью подрагивающие мускулы предплечья. Это были ЧУЖИЕ мускулы. Его рот становился более требовательным. Но это был ЧУЖОЙ рот. Запах дорогого одеколона, ставший запахом его тела, достиг ее носа… Это был ЧУЖОЙ запах!

Вика отстранилась и вскочила.

— Извините, — пробормотала она и заметалась по комнате не хуже Никиты. Схватила сумку, стала шарить в ней, пытаясь что-то найти.

— Я не хотел, Виктория, как-то само получилось… — оправдывался Макс, виновато отслеживая Викин маршрут.

— Мне нужно идти, — затараторила она. — Мне нужно кое-что сделать срочно…