– Послушай, ради этой роскоши я проработал лишний день. – Он прикоснулся к своей ссадине. – Но, Энджи, изредка такая роскошь, как наемный экипаж, бывает столь же необходима, как оплата счетов и накопление денег. Без таких расходов время от времени жизнь – просто тягомотина. Я хочу, чтобы твой первый настоящий бал запомнился тебе надолго. Ты целую вечность ждала его.

– О, Сэм! – Она подняла на него глаза, стараясь скрыть слезы радости. – Ты однажды сказал мне, что нечасто смотришь на вещи глазами другого человека. Но это неправда.

О Господи! Только слез ей еще не хватало! Она ни разу не заплакала, когда на нее обрушилась куча несчастий и забот, но из-за проявленной к ней доброты готова была прослезиться?

Сэм удивленно поднял бровь, заметив, что ее ресницы повлажнели.

– Слезы? Я никак не предполагал, что сегодня вечером ты будешь проливать слезы. Кстати, это кое о чем напомнило мне. У меня к тебе важный вопрос, требующий немедленного ответа.

– Какой вопрос? – спросила она, пытаясь найти в сумочке носовой платок.

Он оглядел улицу во всех направлениях и, перейдя на шепот, заговорил, согревая своим дыханием ее ухо:

– Как ты думаешь, кто-нибудь подозревает, что я ношу розовые подштанники?

– Что? – Она вскинула голову, и слезы ее мгновенно высохли, сменившись взрывом неудержимого смеха.

– Если кто-нибудь подозревает об этом, мне никогда не оправиться от такого удара. Моему достоинствубудетнанесен непоправимый урон. – Взяв Энджи за руку, он повел ее к экипажу. – Мне придется с позором оставить этот округ.

– Сэм Холланд, иногда ты меня удивляешь.

Он помог ей подняться в экипаж и взлетел на сиденье рядом с ней.

– Ты увильнула от ответа на вопрос.

На губах его трепетала улыбка, глаза сияли в сумраке экипажа. Ему удалось изменить ее настроение. Энджи решила, что он был прав. Не стоило беспокоиться о потраченных деньгах. Энджи столько лет мечтала о таком вечере, как сегодня, и пыталась представить общество, в которое она войдет, опираясь на руку мужчины, кто не был бы ее родственником. О вечере, на котором никто не станет взирать на нее с жалостью, как это бывало всякий раз, когда она уходила с праздника рано и в обществе своих родителей. И Сэм, подумала она со странным щемящим чувством в сердце, хотел подарить ей вечер, о котором осталась бы память.

Она щелкнула веером, раскрывая его, глубоко вдохнула воздух и решила подыграть Сэму. Глядя на него поверх края веера, она захлопала ресницами, утрированно изображая беспредельную печаль.

– О, мой дорогой мистер Холланд. Боюсь, что у меня для вас ужасная новость.

Он принял ее руку, затянутую в перчатку, и сжал ее пальцы.

– И что это за ужасная новость, миссис Холланд?

– Это ужасная, настолько огорчительная новость, что с трудом нахожу в себе силы, чтобы сообщить ее вам.

– Мне придется покинуть этот округ?

Она кивнула, и глаза ее поверх веера заискрились.

– Лучше вам сейчас же вернуться домой и начать укладывать вещи, потому что ваши розовые подштанники провисели весь день на веревке, колеблемые ветром, и могли попасть в поле зрения любого из соседей или всех их вместе.

– Я раздавлен, уничтожен. – Он закрыл лицо руками. – Я стану посмешищем. Мужчины будут открыто смеяться надо мной, когда я буду проходить мимо, а женщины станут тихонько хихикать.

Они уже оба смеялись, когда Сэм подавал ей руку, помогая выйти из экипажа и ступить на красный ковер, тянувшийся от улицы до матовых стекол дверей отеля. Остановившись на минуту, Сэм взял Энджи под руку и заглянул ей в глаза, перед тем как ввести внутрь. Каждый, кто увидел бы их в этот момент, решил бы, что они любовники.

Огромные зеркала в золоченых рамах, освещенные хрустальными канделябрами, отражали мягко мерцающее вишневое дерево и полы из полированного мрамора. Каждую нишу украшали водопады зелени. Воздух был напоен ароматом огромных букетов.

Энджи и Сэм прошли сквозь ряды гостеприимных хозяев. Они поздравили Страттона Майлза, владельца отеля, и подарили комплимент его раскрасневшейся, увешанной драгоценностями жене. Кто-то взял плащ Энджи, и они смогли присоединиться к толпам гостей в нарядном сверкающем вестибюле.

– О Господи! – тихо промолвила Энджи. Глаза ее сияли.

Возле роскошной парадной лестницы расположился квартет струнных инструментов, а из бального зала доносилась музыка оркестра.

– Шампанского? – спросил Сэм, поднимая два бокала с подноса проходившего мимо лакея.

– Шампанского!

От предвкушения у Энджи закружилась голова. Энджи попробовала шампанское, сморщила нос и рассмеялась, потому что пузырьки защекотали рот.

Что за удивительный незнакомый мир предстал перед ней! Несколько дней назад она стояла на коленях, склонившись над стиральной доской, и пыталась отстирать подштанники Сэма, а теперь была окружена облаками шелка и атласа, и в ушах ее сверкали камни, и она пила маленькими глотками шампанское, а красивый и обаятельный мужчина с синяком под глазом смотрел на нее с улыбкой.

– Пройдемся, посмотрим отель? – спросил Сэм, предлагая ей руку. – Мне говорили, что в галерее на втором этаже есть картины, вывезенные из Европы.

– Пока мы будем здесь бродить, примечай вещи, которые мы могли бы захватить в качестве сувениров для Молли и девочек.

На пути к парадной лестнице их много раз останавливали. Сэм представлял ее богатым владельцам приисков, могущественным людям, управлявшим огромными синдикатами, мэру городка Уиллоу– Крик и губернатору штата Колорадо. Она испытала нечто вроде облегчения, когда он познакомил ее с Маршем Коллинзом, своим поверенным, и другими обычными горожанами.

После того как Коллинз склонился над рукой Энджи, Сэм поднял бровь. Лицо его выражало деланное подозрение: «Во сколько мне обойдется эта встреча?»

Коллинз ухмыльнулся:

– Ну, просто мы обсудим один небольшой деловой вопрос.

– Что за вопрос?

– Поверенный Уиттира сказал, что он не станет возбуждать против тебя дело, если ты бесплатно построишь ему новый дом.

Сэм выругался, отвернулся и уставился на противоположную сторону вестибюля.

– Скажи ему, пусть возбуждает дело. Пожар не моя вина, и черт меня побери, если я стану расплачиваться за то, в чем не виноват.

Коллинз кивнул, и Энджи почувствовала запах геля, которым он щедро мазал волосы, чтобы они лежали гладко.

– Есть и добрая весть. Профсоюз не собирается возбуждать против тебя дело.

– Блестяще!

– И пока что и Герб Гаунер не торопится обвинить тебя в нападении и избиении. От его поверенных жалоб не поступало.

Марш Коллинз улыбнулся Энджи.

– Конечно, эта очаровательная леди не та самая жена, с которой ты собираешься развестись?

Краска залила щеки и шею Энджи, и она поспешила прикрыть нижнюю часть лица веером.

– Марш, ты осел. Сейчас не время говорить о разводе.

– Так ты передумал? – Брови Марша взметнулись вверх. От гнева у Сэма сдавило грудь и плечи. Ему стало тесно в вечернем костюме.

– Как я уже сказал тебе, развода не будет до тех пор, пока не сделают операцию Дейзи. – Он взял Энджи за руку и повлек ее к лестнице. – Ты хотела знать, кто такой Марш Коллинз? Это поверенный, адвокат, не имеющий своего офиса и не обладающий чувством времени и приличия. – На лестничной площадке он положил руки на плечи Энджи и повернул ее лицом к себе. – Эти разговоры о судебных исках и разводе ведь не испортят нашего вечера?

Напоминание о том, что в этот вечер она была с мужем, от которого хотела избавиться, не прибавило Энджи бодрости. Но Марш Коллинз всего лишь проявил бестактность. Энджи не усмотрела в его словах дурных намерений.

– Нет, – ответила она решительно. – Ничто не испортит этого вечера. – Она гордо подняла голову и вскинула подбородок. Пальцы ее расслабленно покоились на рукаве Сэма. – Пойдем поглядим на эти европейские картины.

Глаза у них округлились при виде некоторых картин Моне, перед которыми они стояли, подталкивая друг друга локтями в бока. Большинство картин показалось им расплывчатыми, и они решили, что эта выставка – расточительство со стороны Страттона Майлза.

Ее восхитило то, что им с Сэмом обоим не понравилась эта непонятная живопись, но зато некоторые реалистически написанные портреты их обоих восхитили, и ее хорошее настроение возвратилось к ней. Им никогда не придется и дальше жить одним домом и украшать его произведениями искусства, но ей было приятно сознавать, что они были бы единодушны в выборе картин.

Чувствуя некоторое превосходство по отношению к другим и радуясь своему единодушию, они спустились по лестнице, смутно ощущая, что все считают их красивой парой.

– Не желаете ли потанцевать, миссис Холланд?

Еще раньше Сэм заполнил ее карту для танцев и поставил свое имя против названия каждого танца.

– Это было бы мне приятно, мистер Холланд. Но сначала мне хотелось бы попудриться и поправить прическу. – Она потянулась к его уху. – Мне до смерти хочется увидеть, как обставлена дамская комната.

Путь в дамскую комнату и она сама превосходили все ожидания. Ковер, драпировки на стенах, мягкие стулья, скамеечки для ног, шелковые полотенца всех оттенков теплого цвета, от темно-бордового до нежно-розового. Зеркала в золоченых рамах отражали свет ламп, помещенных таким образом, что освещение только льстило внешности дам. С полдюжины служительниц, одетых в розовое, были к услугам леди – подавали им булавки и шпильки, подшивали оторвавшуюся кайму на юбках, сновали с поручениями туда-сюда.

Улыбаясь и раскланиваясь дамам, отдыхавшим в роскошной гостиной, Энджи проскользнула к арке, ведущей к раковинам из расписанного вручную фарфора, которые, как кто-то сообщил ей, были выписаны из Италии.

Она восхищалась драпировками на стенах, пытаясь распознать, шелк это или бумажные обои, расписанные под шелк. И в этот момент чуть было не столкнулась с Винни Гаунер.

Нынче вечером Винни была облачена в атлас и тюль, переливавшиеся всеми оттенками серого цвета, что очень шло к ее глазам и волосам. Алмазы сверкали у нее в ушах и на запястьях, а сооружение из серых жемчужин было водружено на голову. Она была импозантна, надменна и холодна, как Снежная королева.