— Наверно, была.

Карен не хотелось говорить на эту тему. Воспоминание о былой обиде еще жило в ней, а проблем хватало и без того.

— Нет, ты меня выслушай. Оказывается, мама Пегги умерла два года назад, а я об этом даже и не знала.

— Я тоже не знала. Это очень печально.

— А ее отец почти сразу же женился на сотруднице из своей конторы.

— Да-да, ты говорила, что Пегги живет с мачехой.

— Пегги ее не любит. В тот день, потому что был праздник и все такое, Пегги совсем с катушек сошла. Она все вспоминала умершую маму, говорила, как по ней скучает, и я видела, что ей совсем паршиво. Наверно, я тоже себя чувствовала бы так же, если бы с тобой что-нибудь случилось. Пегги не хотела сидеть в такой день дома, и я сама предложила, что схожу с ней в кино. Понимаешь, мне не хотелось оставлять ее одну в таком состоянии.

У Карен словно камень с души свалился. Она только сейчас поняла, как глубоко уязвило ее поведение дочери в тот день. Обида сохранилась в ее душе, несмотря на куда более серьезные потрясения последующих дней.

— Я тебя понимаю, — серьезно сказала Карен.

— Я сделала это не для того, чтобы тебя обидеть. Но вы ведь даже не дали мне возможности все объяснить.

Причина и в самом деле оказалась достаточно веская.

— Да, я очень обиделась, — честно призналась Карен. — Я подумала, что ты просто не захотела прийти.

— Вовсе нет. Но в тот момент Пегги нуждалась во мне больше, чем ты.

Карен почувствовала, что у нее дрожат губы, но все же улыбнулась.

— Я думаю, ты поступила правильно.

— И еще… конечно, я не должна была отдавать твой подарок Линде. Но, во-первых, я жутко на тебя разозлилась за то, что ты так на меня набросилась. А потом, мне хотелось сделать что-нибудь доброе. Знаешь, в последнее время, после того как ты потеряла ребенка, ты совсем перестала обращать на меня внимание. Мне казалось, что ты меня больше не любишь.

— Дженни, милая, я такого и в мыслях не держала. Ты для меня самый важный человек на всем белом свете.

Дженни выглядела смущенной, но довольной.

— Даже хорошо, что ты отдала этот подарок Линде. Ведь вы провели так мало времени вместе. Можешь мне не верить, но я и в самом деле очень жалею, что все так вышло.

— Я тебе верю.

— За эти дни тебе пришлось многое перенести. Я восхищаюсь тем, как ты держишься.

Дженни подергала цепочку, висевшую у нее на шее, и Карен впервые заметила, что дочь действительно стала носить под рубашкой серебряный медальон.

— Знаешь, мама, когда мы с ней разговаривали, она мне сказала очень странную вещь.

— Какую вещь? — моментально насторожилась Карен.

— Сначала я подумала, что она говорит про собственных родителей, а теперь мне кажется, что она хотела предупредить меня про папу…

— Что именно она сказала?

— Да ничего особенного. Она сказала, что иногда родители не говорят своим детям всю правду, потому что боятся, что эта правда причинит им боль, а в результате оказывается, что детям от этой скрытности только хуже.

— Это правда, — прошептала Карен.

Она вновь увидела перед собой искаженное мукой лицо Грега, когда он признавался в супружеской измене, в своем отцовстве. Острая боль вновь пронзила ее сердце.

— Но знаешь, — продолжила Дженни, — она ошибалась. Во всяком случае, в том, что касается меня. Сначала я не знала, как ко всему этому отнестись. Я разозлилась, обиделась. Зато теперь, когда я думаю, что папа — мой родной отец, у меня на душе делается хорошо. Я знаю, что он во что бы то ни стало хотел меня оставить у себя. Значит, он по-настоящему меня любит.

Несмотря на горечь, Карен была рада, что Дженни так к этому относится. Пусть будет хоть один положительный итог всего этого кошмара. Однако нельзя было делать из Грега героя, и поэтому она напомнила дочери:

— Он все время врал.

— Я знаю, — упрямо возразила Дженни, — но лишь из-за того, что иначе ему не удалось бы меня оставить.

«А как же я? — хотелось закричать Карен. — Меня-то он предал!» Но говорить этого дочери она не стала. Если бы Грег не совершил этого предательства, в ее жизни не появилась бы Дженни, ее доченька, смысл ее жизни.

— Для меня все это не так просто, — вслух сказала Карен.

— Я знаю.

— В жизни должен быть человек, которому ты доверяешь полностью…

Голос Карен дрогнул, она вспомнила лицо Грега в пустом классе, освещенном луной, вновь услышала его молящий голос.

— А я ему доверяю полностью, — сказала Дженни.

Карен стиснула ее руку и заставила себя думать о самых неотложных вещах. Главный вопрос звучал так: верит ли она, что Грег мог убить Линду Эмери?

— Куда ты смотришь, мама?

Карен встала, подошла к столику, остановилась перед зеркалом, к которому была прикреплена фотография Линды с кошкой. Лицо, так похожее на лицо Дженни, смотрело на нее с грустной улыбкой.

— Да вот, смотрю на снимок.

Дженни заерзала и с вызовом сказала:

— По-моему, отличная фотография.

У Карен пересохло во рту.

— Да, хорошая. Знаешь что, давай-ка я отнесу ее в фотоателье и попрошу, чтобы для нее сделали рамку.

Лицо Дженни просияло от удовольствия и облегчения.

— Это было бы просто здорово!

Карен сняла фотографию с зеркала, думая: ложь, снова ложь. Но нельзя было рассказывать Дженни о встрече с Грегом и о его просьбе. Все-таки она еще совсем ребенок, может кому-нибудь проболтаться. Все так и происходит, думала Карен: от одной лжи к другой. Она держала фотографию в руке и с удивлением чувствовала, как много весит этот почти невесомый кусочек фотобумаги.

Глава 26

— Ну зачем тебе уезжать? — захныкала Валери.

— Слушай, я же оставляю тебе машину? — ответил Эдди, запихивая в сумку носки и нижнее белье.

— Не нужна мне машина! К тому же она еле ездит.

— Так почини ее.

— На какие шиши?

Эдди молча метался по темной комнате. Он потребовал, чтобы Валери задвинула шторы, и мрачная меблированная комната стала еще мрачнее.

— Нельзя просто взять и сбежать из-под следствия! — кричала Валери. — Мама потеряет свой залог.

Эдди заглянул в выдвижной ящик.

— Где моя рубашка оливкового цвета?

— Ты имеешь в виду коричневую? Понятия не имею. Наверно, в грязном.

— Черт бы тебя побрал!

— Я тебе не служанка! — вспыхнула Валери. — Сколько раз в неделю, по-твоему, я могу таскаться в прачечную, да еще дети постоянно путаются под ногами.

— Ладно, неважно, — буркнул Эдди, запихивая в сумку несколько рубашек.

— Завтра постираю, — пообещала Валери.

— Завтра она мне уже не понадобится.

— Эдди, перестань. Ты же должен давать показания, ты должен рассказать на суде, как этот Ньюхолл избивал несчастную женщину.

Эдди молча застегнул ремешок часов.

— Ты ведь видел его, верно?

— Может, я просто сказал то, что они хотели услышать.

— Перестань, Эдди. Ты не стал бы врать в таком важном деле. Во всех газетах написано, что ты видел убийцу.

— Можно подумать, я этого не знаю. Эта сучка Ходжес крепко меня подставила.

— Что-то я тебя не пойму, — всхлипнула Валери.

— Мама, — пролепетал двухлетний малыш, приковыляв из соседней комнаты.

Валери рассеянно подхватила его на руки и погладила по спине.

— Скажи, по крайней мере, куда ты собрался. Или возьми нас с собой.

— Это невозможно.

— Нет, возможно! Мы соберемся в две минуты. Машину брать не будем. Поедем всей семьей, а?

— Нет! — рявкнул Эдди. — Я уезжаю один.

Валери сделала вид, что не слышит его.

— Мне до смерти надоела эта дыра. А то давай возьмем машину и будем ехать, ехать, пока не приедем туда, где нам понравится.

Эдди хотел возразить что-то, но передумал.

— Ладно, договорились. Ты собери вещи, а я пойду проверю машину.

— Нет, правда? — обрадовалась Валери. — А можно, я маме позвоню?

— Ни в коем случае.

— Хорошо-хорошо. Все образуется, вот увидишь.

— Обязательно, — кивнул Эдди. — Поедем все вместе.

Честно говоря, ее радостная реакция изрядно его удивила. Не всякая женщина бросила бы с готовностью насиженное место, чтобы ехать неведомо куда. Наверно, все дело в том, что Валери склонна к авантюризму. В свое время это ее качество и понравилось Эдди. Правда, квартира все равно принадлежала не им, а все имущество семьи запросто поместилось бы в паре пластиковых пакетов.

— Ты у меня умница, — сказал Эдди, заглядывая в крошечную детскую.

Жена поспешно набивала тряпье в старый, видавший виды чемодан. Мужа она одарила ослепительной улыбкой, и он не выдержал — отвел глаза. Малыш гудел, изображая самолет, и путался у матери под ногами, мешая ей упаковывать его игрушки.

Эдди подхватил свою сумку и спустился по узкой лестнице на первый этаж. На полу, где было разостлано одеяло, лежал младенец, суча ручонками и ножонками.

— Счастливо тебе, пискун, — прошептал Эдди и нырнул за дверь.

Он огляделся по сторонам и быстро юркнул в переулок, начинавшийся сразу за углом. Так оно и лучше, думал он. Валери не сразу сообразит — а пока начнет его разыскивать, будет уже поздно. Путешествовать всем табором слишком опасно. Эдди думал об этом весь день и понял — другого выхода нет. Нужно уносить ноги, и чем быстрее, тем лучше. Подробного плана действий он не составил. Денег почти не было, но это не проблема. Сразу за домом проходила железная дорога, и это натолкнуло его на отличную мысль: можно залезть в пустой товарный вагон. Когда-то в прежние времена подобным манером путешествовали бродяги. Тогда их было еще не очень много. Когда же бродяги расплодились, их стали называть «бездомными». По мнению Эдди, слово «бродяга» звучало куда лучше. Но, как ни назови, сам он отныне становился членом этого бесприютного племени. А все из-за чего? Понадобилось же ему подглядывать за этой чертовой Линдой Эмери!