Глава 21

Филлис Ходжес вынула из пластикового пакетика стакан, бросила туда немного льда, налила диетического спрайта и выпила все разом, до дна. Потом расстегнула твидовую юбку, и та соскользнула на пол. Вслед за юбкой были сброшены пиджак и туфли. Избавиться от вымокшей одежды было истинным наслаждением. Почти весь день Филлис проторчала на улице — сначала на кладбище, потом следила за полицией, которая сбивалась с ног в поисках Грега Ньюхолла. Лишь здесь, в мотеле, Филлис заметила, что вымокла до нитки. Сбор материала так захватил ее, что она не обращала внимания на дождь. История вырисовывалась первый сорт.

После того как Филлис вытурили из аспирантуры, она работала в «Бейландской газете». Конечно, горбатиться в этом захудалом листке до старости она не собиралась. Однако у нее было еще маловато опыта, чтобы подаваться в большой город, где выходят ежедневные газеты. Она понимала, что пока вряд ли сможет справиться со столь ответственной работой. Да и попасть в большую газету не так-то просто. Нужен какой-нибудь трамплин, который разом подбросит ее наверх, в высшую лигу. Шестое чувство подсказывало ей, что на этот раз она набрела на настоящий клад. Криминальные истории всегда вызывали у Филлис особый интерес. Возможно, это объяснялось тем, что ее отец служил в полиции. Но в маленьком, сонном городке с уголовной хроникой было туговато. Несколько месяцев назад Филлис показалось, что можно раскрутить историю с Эмбер. Городок несколько недель обсуждал репортаж Филлис о скелете, найденном в болоте. Да и имя, которое она придумала, пришлось ко двору. И все же ничего стоящего из Эмбер выудить не удалось. Обидно. Зато теперь, кажется, настоящий шанс. Этот сюжет можно доить и доить. Возможно, даже книга получится. Книга — это лучше всего. Если удастся издать книгу, можно считать, что свое будущее Филлис обеспечила.

Возбужденная открывающимися перспективами, она налила себе содовой, включила телевизор и плюхнулась на кровать, чтобы насладиться мечтами о будущем. Она напишет документальную книгу, настоящий бестселлер, который побьет все рекорды. Или получит Пулитцеровскую премию за серию репортажей в «Бейландской газете». Филлис представила церемонию награждения: переполненный зал, все перешептываются, восхищаются тем, что журналистка из маленькой провинциальной газеты создала такой шедевр. Что сказать в ответном слове? Сначала надо будет поблагодарить редактора за то, что поверил в нее, надо будет поблагодарить мать, а также не забыть упомянуть покойного отца, Стена Ходжеса, который всегда поощрял интерес своей дочери к полицейской работе. Именно благодаря ему она добилась таких успехов на ниве журналистского расследования.

Филлис закрыла глаза и вздохнула. Мысленно она слышала гром аплодисментов, купалась в восхищенных взглядах публики. Ну ладно, хватит, сказала она себе. Если будешь только валяться на кровати, никаких премий не получишь. Пора и за работу. Филлис поставила стакан на столик и села. По телевизору в сводке новостей передавали репортаж о похоронах Линды Эмери. Сказали, что подозреваемый, Грег Ньюхолл, по-прежнему на свободе. Когда сводка закончилась, Филлис занялась осмотром комнаты.

Убедить Марго, чтобы она поселила Филлис именно в этом номере, оказалось непросто. Хозяйка долго колебалась, несла какую-то чушь про дурные приметы, про полицию, которая может быть недовольна, и так далее.

— Ведь установлено, что преступление произошло не там, — убеждала ее Филлис, всячески сдерживаясь, чтобы не сорваться и не обозвать хозяйку дурой.

Однако по опыту Филлис знала, что, если осыпать людей оскорблениями, ничего не добьешься. В конце концов Марго сдалась. Сказала, что в комнате произвели тщательную уборку, что никаких следов пребывания убитой постоялицы там не осталось. Филлис все-таки надеялась, что уборка была не такой уж тщательной и хоть какие-то зацепки удастся обнаружить. План у журналистки был такой: раз уж она выложила собственные кровные за номер, надо будет осмотреть буквально каждый сантиметр. Единственная проблема, беспокоившая Филлис, — ее кошечки, оставшиеся дома без хозяйки. Они, бедняжки, к этому не привыкли. Филлис очень редко ночевала вне дома. Но ничего, убеждала она себя, кошки — животные самостоятельные, не пропадут. Этим кошки ей и нравились.

Филлис сняла телефонную трубку, заказала из ближайшей пиццерии ужин. В конце концов, проводить ночь в мотеле собственного родного города — это похоже на каникулы. Даже забавно. Она переключила телевизионный канал, чтобы посмотреть, как комментируют убийство Линды Эмери по другим программам.

В этом самом номере Линда находилась непосредственно перед убийством, хоть полиция и установила, что преступление произошло не здесь. Для начала Филлис попробовала представить, что она — Линда, находящаяся на пороге смерти. Это поможет создать подходящее настроение. Лучше всего было бы очутиться на месте убийства, но, поскольку оно так и осталось неустановленным, приходилось довольствоваться гостиничным номером. Филлис прикинула, как будет выглядеть глава, в которой она опишет последний вечер в жизни Линды. Тут очень важно не напутать в деталях, создать у читателя ощущение достоверности.

Филлис включила портативный диктофон и стала думать над первой фразой. «Когда Линда Эмери въехала в сто семьдесят третий номер мотеля «Джефферсон», ей и в голову не приходило, что эта комната станет ее последним пристанищем в земной жизни, — громко произнесла Филлис. — Она поселилась в этом номере, чтобы заключить мир со своим прошлым, чтобы встретиться с дочерью, которую не видела с момента рождения. И еще, чтобы встретиться лицом к лицу с мужчиной, который стал отцом ее ребенка. Последние часы своей жизни Линда провела в этой унылой, скудно обставленной комнате, даже не подозревая о том, что вскоре ее ожидает страшный, жестокий конец».

Продолжая диктовать, Филлис рассеянно направилась в ванную и принялась оглядывать полки и пол в надежде, что полиция просмотрела какую-нибудь важную улику.

«О чем думала Линда в эти минуты?»

Филлис вышла из ванной и положила диктофон на туалетный столик, а сама стала выдвигать ящики и заглядывать внутрь.

«Какие эмоции переполняли ее душу, пока она дожидалась своего былого возлюбленного Грегори Ньюхолла? — Филлис вытащила каждый ящик, перевернула, потрясла, пошарила рукой внутри тумбочки. Ничего. — Может быть, она готовилась к скандалу? Собиралась оправдываться? Не исключено также, — тут Филлис выдержала драматическую паузу, — что в ее душе еще теплилась романтическая искра, готовая воспламениться вновь память о былой любви».

Надо будет заглянуть в стенной шкаф, подумала Филлис. Вдруг там что-нибудь отыщется? Она резко обернулась, шагнула к шкафу и распахнула дверцу. Прямо перед ней стоял незнакомый мужчина. Вид у него был ошарашенный.

Филлис заверещала и инстинктивно присела, чтобы хоть как-то прикрыть наготу. Мужчина развернулся и нырнул куда-то в глубь шкафа. Филлис увидела приоткрытую дверь, сумрачный свет, проникавший из соседнего номера.

— Ах ты, сукин сын! — заорала журналистка и, забыв о приличиях, кинулась в погоню за неизвестным.

Глава 22

Карен разогрела консервированный суп, поставила на стол две тарелки, вынула из холодильника вчерашние булочки. Завтра, хочешь — не хочешь, придется идти в магазин. Продукты кончаются. Карен с ужасом думала о том, что придется у всех на глазах идти по супермаркету, ощущая вокруг себя тяжесть осуждающего внимания. Но выбора не было.

Обед прошел в полной тишине. Внезапно Дженни сказала:

— Я должна сегодня вечером быть в школе. Ты меня отвезешь?

— Это еще зачем? — нахмурилась Карен.

— Как зачем? Сегодня четверг, у нас репетиция хора, — подчеркнуто терпеливо объяснила Дженни. — Если я пропущу, мне не разрешат участвовать в концерте.

Карен встала, налила себе холодного чаю. Она тянула время — не знала, что ответить. У Карен было ощущение, что Дженни нарочно устраивает ей эту проверку.

— Что за глупости! Придумали тоже — концерт в честь выпускного вечера. Довольно глупо устраивать выпускной вечер после каждого класса, — жалобным тоном произнесла она.

Но Дженни была не из тех, кого можно сбить с толку.

— Так ты отвезешь меня или нет?

— Но ты ведь даже на уроки сегодня не ходила, — напомнила девочке Карен.

— Это из-за похорон.

— Раз ты не ходила в школу, совершенно естественно, что ты и на репетицию не пойдешь.

— Это ты мне запретила в школу идти. И на похороны тоже не пустила.

— Я хотела тебя защитить.

— Ну, допустим, ты была права, — снисходительно признала Дженни. — Но репетицию пропустить я не могу. Я позвонила учителю музыки, он сказал, что они меня ждут. И потом, завтра мне ведь все равно идти в школу.

Лицо девочки приняло упрямое выражение, так хорошо знакомое Карен. Делать нечего — придется поделиться своими страхами.

— Понимаешь, если ты пойдешь туда, все будут пялиться на тебя, шушукаться.

— Я знаю. Но папа велел держать голову высоко и не обращать внимания на то, что говорят другие…

— Если бы не твой папа, — оборвала ее Карен, — нам вообще нечего было бы стыдиться. Мы не превратились бы в мишень для сплетен.

— А я не стыжусь своего папы, — вызывающе объявила Дженни.

— Браво, — саркастически откликнулась Карен. — Я за тебя просто счастлива.

Дженни встала, громко поставила пустую тарелку в раковину:

— А ты просто трусишь и сваливаешь все на него! Я не собираюсь прятаться в четырех стенах, а люди пусть болтают, что хотят. Неизвестно, сколько времени это будет продолжаться — придется привыкнуть. Я думала об этом целый день и решила: я их не боюсь, а ты как хочешь. Так отвезешь ты меня в школу или нет?