Рафаэль попросил сделать ему ванну и дать свежее белье.

Пребывание в гостях у Мавериков оказалось долгим. Рафаэль успел принять ванну и полностью переодеться. Он очень тщательно подобрал все то, что подчеркивало и оттеняло его мужскую красоту и стать.

Он очень хотел есть и поэтому рискнул поужинать, не дожидаясь дам. Сидя за столом, он услышал их голоса в главном зале. К этому времени он выпил уже вполне достаточно, чтобы распалить себя ревнивыми подозрениями в отношении Бет и Лоренцо.

Кстати, Лоренцо не ожидал, что Рафаэль возвратится в Сан-Антонио так быстро. И это было его ошибкой. Он думал, что тот собирается установить контакты с команчами в связи с нападением Мексики на Техас.

Лоренцо и обе дамы не знали, что им предстоит встреча с хозяином дома. Сеньора Лопес вежливо настаивала на том, чтобы Лоренцо перекусил с ними. И в этот момент Рафаэль стал подниматься со стула. Лоренцо увидел его первым, и ему стало страшно. Он впервые встретился со своим врагом на его собственной территории.

Не прошло и секунды, как Лоренцо бесследно растворился, заставив сеньору Лопес подумать о его скверных манерах. Но Бет-то никуда деться не могла. При виде Рафаэля сердце ее оборвалось, сложный клубок чувств возник в ней. Ей непреодолимо захотелось подбежать к нему и прижать свои губы к его твердым и сильным. Она радовалась его возвращению только какую-то долю секунды, потом вспомнила об их последней ночи, которая теперь казалась ей постыдной из-за той лжи, которую Рафаэль поведал Себастиану.

Для Рафаэля в комнате не существовало никого кроме Бет. Он смотрел на нее, не обращая внимания на траур, не заметив, как холодно ее фиолетовые глаза глянули на него. Он видел только эти глаза, обрамленные золотистыми ресницами, видел румянец, возвратившийся к ней. И все же он не без удивления заметил, что она сердится, причем явно на него.

Этого еще не хватало, подумал он хмуро. Это я должен быть зол на тебя, ты — распутная прелестница, маленькая шлюха!

А Бет действительно была зла. Она подавила в себе первый всплеск радости от его приезда и теперь помнила только его бесстыдную ложь. В ту бессонную ночь после разговора с Себастианом она лежала и чувства ее раздваивались между сладостными воспоминаниями о любовной игре с Рафаэлем как раз на этой кровати и болью и отвращением, которые вызывала ложь Рафаэля о характере их отношений.

Она знала, что Рафаэль не очень высоко ценит ее — доказательств было предостаточно. Но зачем же было лгать Себастиану, а может быть, и не ему одному?

Они поздоровались весьма холодно, и сеньора Лопес даже приуныла. Но потом, заметив, как блестят глаза Рафаэля, когда он смотрит на Бет, хитро улыбнулась сама себе — значит, шла какая-то неизвестная ей игра.

Через некоторое время сеньора Лопес вышла из комнаты, и тут же Рафаэль, повернувшись, чтобы добавить себе текиллы, мрачно сказал:

— Я вижу, что вы и Лоренцо решили возобновить ваше знакомство. Скажи-ка мне, как любовник он не слабее, чем я? Или ты все еще продолжаешь сравнивать?

Он с наглым видом уселся на диван и смотрел на Бет презрительно.

Она хранила ледяное молчание, и только лихорадочный блеск в ее глазах подтвердил, что она слышала его слова. Он потребовал весьма развязно:

— Ну что, ищешь ответа? Или молчание знак согласия?

Как статуэтка, изваянная из алебастра и черного дерева. Бет стояла и презрительно смотрела на него. Внутри у нее все кипело, потом произошел неслышный и неощутимый взрыв, спровоцированный его наглой бесцеремонностью. Ему было не дано понять то жуткое, что происходило в ней. В маленькой, застенчивой девочке, насильно выданной замуж, что, правда, позволило ей покинуть холодного отца и злую мачеху, в деликатной девочке, ощущавшей невольную вину перед Консуэлой и доверчиво пришедшей помириться с ней, что повлекло целую цепь злоключений, высвобождалась тигрица. Ей сейчас казалось, что самые резкие слова не выразят того, что он должен был услышать. К тому же она понимала, что в таком состоянии просто не сможет говорить логично. Поэтому выход она видела только в физическом действии.

Не помня себя, она подошла к нему и, вырвав из его руки хрустальный бокал, выплеснула текиллу ему в лицо.

— Ты — невыносимое животное! Ты еще осмеливаешься в чем-то обвинять меня, не зная правды, и к тому же распространяешь обо мне грязную ложь, которая грязнее всего, что я смогла бы сделать, если бы была такой, какой ты меня выставляешь!

Он был явно озадачен и с удивлением смотрел на угрожающе занесенный ею хрустальный бокал, но, заметив, что она просто невменяема от злости, спросил:

— Что ты этим хочешь сказать? — Брови его сошлись, предвещая опасный взрыв, который он с трудом сдерживал. — Я ни о ком не распространял лжи, даже о тебе!

— Лжец! — ответила Бет горячо и быстро, ее фиолетовые глаза сверкали. — Ты врал Себастиану, когда сказал ему, что я была твоей любовницей, да еще много лет!

Невеселая улыбка появилась на его лице, и он яростно прошептал:

— Так вот в чем дело!

Бет, почти давясь от гнева, теряя самообладание, все же сумела овладеть собой. Она неожиданно улыбнулась, почти мило — это должно было бы насторожить его, контраст был слишком резок, но он потерял бдительность, любуясь этой новой Бет, темпераментной и независимой.

— Да, в этом! — сладко пропела она и изо всей силы ударила его тяжелым стаканом по голове.

Удар получился звонким, водка, еще остававшаяся в стакане, залила ему лицо. С удовлетворением, какого она очень давно не испытывала. Бет наблюдала за растерянным выражением лица Рафаэля. Осколки хрусталя запутались в его иссиня-черных мокрых волосах, мокрая рубашка прилипла к телу. А он сузившимися от гнева глазами наблюдал за ее бесстыдно радостным выражением лица.

Но это длилось не больше секунды. Потом, как разъяренная черная пантера, он вскочил с кресла. Ему пришлось сильно потрясти головой, чтобы стряхнуть капли водки и осколки стекла, которые полетели в Бет.

— Что тебе надо, проклятая дикая кошка? Мне надо было бы придушить тебя и, может быть, я так и сделаю! — Его глаза сверкали, в них ясно читалась открытая угроза.

Но Бет не испугали его угрозы, даже когда он во весь рост предстал перед ней, она не отступила. Почти испытывая удовольствие от этого опасного противостояния, она стояла перед ним подбоченясь.

— Ну, давай попробуй! Дотронься до меня хоть пальцем, и я выцарапаю тебе глаза!

Он мрачно смотрел на нее из-под густых бровей, зная, что меньше всего ему хотелось бы причинить ей боль. Он видел только одно: как она красива — видел эти волосы, этот коралловый рот! Его гнев уже спал, и ему было страшновато от того, что независимо от ее действий, от количества любовников в прошлом или в будущем, у нее есть одно преимущество над ним — она легко может сломать скорлупу, в которую он попробовал спрятаться от всего мира. Эта мысль испугала и потрясла его — такая маленькая и хрупкая женщина может разрушить строившуюся чуть ли не всю жизнь мощную оборонительную стену против… любви.

Они смотрели друг на друга, как два шипящих кота. Рафаэль, ощутив ситуацию, внутренне засмеялся, это отразилось в его глазах. Но Бет была на этот раз не склонна к компромиссу, и смешинки в его глазах разъярили ее. Она бросилась на него с кулаками.

— Как ты смеешь смеяться надо мною? — Почти плача от бессилия, она яростно продолжала:

— Ты использовал меня с момента первой встречи, а теперь еще и смеешься надо мной. Ты лгал Себастиану, и он теперь думает обо мне как о создании, лишенном нравственных устоев, а ты еще и смеешься! Я твоя любовница?

Она колотила по, казалось бы, совершенно бесчувственному телу Рафаэля и продолжала кричать:

— Я не твоя любовница! Не была ею! И не буду! Он поймал ее руки, сжал их и притянул к своей груди. Со странным выражением глядя на ее возмущенное личико, он спросил тихим голосом:

— Разве ты не являешься хозяйкой моего сердца? Такой вот любовницей?

Он сказал это так тихо, что Бет почти пропустила слова мимо ушей, но восстановить их ей не удалось, потому что его ищущие губы уже напали на ее мягкие уста. И она поняла, что сейчас он пробудит в ней те таинственные силы, которые бросают ее в его объятия. Она пыталась бороться и, наверное, даже победила бы, если бы поцелуй был просто нежным, но было что-то в его поцелуе новое для нее, и она непроизвольно ответила на него. Поцелуй был долгим, страстным и одновременно удивительно нежным. Она уже забыла обо всем, в том числе и о причинах своей гневной вспышки. Она была в объятиях Рафаэля, и это было тем, что ей хотелось больше всего на свете.

Его рука гладила ее лицо, а губы двигались по щекам и бровям, потом он вернулся к ее сладким губам, и с легким стоном она признала поражение, прильнув к его горячему телу. Больше бороться со своими внутренними желаниями она была не в силах. Рафаэль ощутил победу, и его губы стали более требовательными. Потом он поднял ее на руки и понес к широкой софе, обтянутой вельветом.

Очень осторожно, как будто она была хрупким изделием из тончайшего фарфора, он положил ее на софу, ни на секунду не отрывая своих губ от ее уст. Встав на колени рядом с ней, он осторожно ласкал руками ее маленькие груди. Бет почувствовала, как набухают ее соски, и в ней нарастает всеохватывающее и непреодолимое желание.

Тело Рафаэля напряглось, оно рвалось к ней, ему хотелось скорее ощутить под собой ее белую мягкую плоть. Его пальцы со странной дрожью нетерпения стали расстегивать застежки ее платья.

Как ни странно, но именно касание его рук, снимавших с нее одежду, возвратило ее к реальности, и она, ощущая какое-то отвращение к происходящему, подумала, что слишком вольно позволяет ему вести себя с ней, как с легко доступной распутницей.