— Ты чего-нибудь боишься, Бет? — Нет, конечно, нет! — слишком поспешно заверила она.

Натан опять ничего не сказал, но вид у него был очень задумчивый.

В конце концов он произнес небольшую речь:

— Хорошо, дорогая. Я, конечно, удивился присутствию Черити в твоей комнате. Ты никогда не казалась мне особенно пугливой и, согласись, если ты не боялась спать в повозке вдалеке от цивилизации с болтающимися рядом индейцами, то странно выглядят твои страхи здесь, за двумя рядами толстых стен — ведь на этой гасиенде предпринято все, что только можно, для безопасности. Согласись, это наталкивает на размышления.

Бет постаралась отвести глаза от его пытливого взгляда. Она сделала вид, что смотрит на возвышающийся неподалеку холм. Ее голос звучал немного сдавленно, когда она стала объяснять:

— Может быть, со стороны это выглядит действительно странно, но мне так спокойнее. Наверное, я не такая смелая, как ты думаешь.

— Возможно, — пробормотал он. При этом его серые глаза внимательно изучали ее лицо. И в них можно было прочесть догадку, что она что-то скрывает от него. Но поскольку они должны были через несколько дней покинуть это место и, наверное, навсегда, он не стал вдаваться в подробности. Он верил, что в надлежащий момент Бет все ему расскажет, поэтому у него не было намерений принуждать ее сделать какие-то признания. Придав своему голосу максимальную сердечность, он предложил:

— Ну ладно, поскольку обсуждение данного вопроса иссякло при осмотре замечательного сада, не пойти ли нам на сиесту? Наверное, будет здорово отдохнуть и восстановить силы.

Бет сразу же согласилась. Ей очень хотелось остаться одной, чтобы накопить сил к предстоящей борьбе с Рафаэлем, которая должна была начаться уже сегодня вечером. Но прилечь ей не удалось. Она сидела в своей гостиной, погруженная в размышления. И понимала, что самый простой выход из положения — рассказать всю правду Натану, но если она сделает это… Перед ее мысленным взором опять возникла картинка — Натан и Рафаэль стоят на площадке, выбранной для дуэли, у каждого в руке револьвер, и один из них должен через несколько секунд погибнуть! Нет, этого она не допустит.

К тому времени, как ей надлежало присоединиться к обществу, расположившемуся в саду, она уже довела себя до взвинченного состояния, и раздражение ее нарастало. Но внешне это не было заметно — лицо ее было безмятежно, глаза прозрачны, нежно очерченный рот был мягким и розовым, правда, улыбка была немного блуждающей.

Собрались уже все, за исключением Рафаэля и Себастиана. Она с облегчением вздохнула. В отсутствие этих двоих ей было гораздо проще присоединиться к обществу.

Донья Маделина сидела на одном из железных стульев около фонтана, и Натан, стоя рядом, внимательно слушал болтовню испанки, пока дон Мигуэль обсуждал что-то со слугой. Рядом на накрытом столе стоял поднос с освежающими напитками и соответствующая закуска.

Аппетит покинул Бет, но она, расположившись рядом с доньей Маделиной, попросила слугу в белых перчатках и полосатых панталонах дать ей высокий стакан с охлажденной сангрией, что тот незамедлительно и сделал.

К ним подошел дон Мигуэль, по его лицу было видно, что он чем-то раздосадован и даже раздражен. С явным неудовольствием он сказал:

— Похоже, мне еще раз придется извиниться за отсутствие Рафаэля и Себастиана. Мне только что доставили записку от моего сына, в которой он уведомляет, что они не вернутся по крайней мере до завтра.

Раздражение его усиливалось прямо на глазах, он пробормотал:

— Честное слово, я не могу понять, как Себастиан решился покинуть своих гостей. Мне остается только попросить вас о снисхождении к нему, делая скидку на то влияние, которое на него оказывает Рафаэль. Что касается моего сына, то о снисхождении к нему я не прошу.

Отсутствие Себастиана устраивало Натана и, почти не скрывая этого, он сказал дону Мигуэлю:

— Вам не за что извиняться, в компании с вами и вашей очаровательной женой мы не ощущаем какой-то потери.

Услышав, что ей не придется увидеть Рафаэля сегодня вечером, Бет не знала, то ли ей рассмеяться с облегчением, то ли топнуть ногой во гневе. Не требовалось большого ума, чтобы понять, почему по распоряжению Рафаэля записка, уведомляющая отца о его отъезде, была передана с такой задержкой. Если бы все стало известно рано утром, то Бет не только могла бы, но просто была бы обязана немедленно покинуть гасиенду. Она была бы освобождена от каких-либо притеснений со стороны Рафаэля, который по возвращении с «удивлением» обнаружил бы ее отсутствие. Расчетливый дьявол, подумала она, дьявол, дьявол!

Примерно в это же время Рафаэль, расположившийся небольшим лагерем с Себастианом, думал о том, как Бет отреагировала на его поступок и на трюк с запиской.

За час до захода солнца Рафаэль, натянув поводья, осадил своего коня и указал на небольшой каменный карниз:

— Вот здесь мы и устроим ночлег. Это хорошее место с точки зрения безопасности, а уж если придется обороняться от индейцев или мексиканских бандитос, то лучшей позиции просто не найти.

Себастиан согласно кивнул и подумал, что сам он не проявил необходимой осмотрительности, забыв о реальной угрозе их безопасности, а то и самой жизни. Злясь на себя, он спросил:

— Неужели ты думаешь, что опасность так реальна?

Рафаэль послал ему красноречивый взгляд из-под низко нахлобученного сомбреро:

— Дружок, если ты рассчитываешь остаться живым тут, в Республике Техас, ты каждую секунду должен быть готов отразить нападение индейцев — везде и в любое время.

На этой ободряющей ноте они закончили разговор и повернули своих лошадей в направлении карниза, на который указал Рафаэль. Следующие полчаса ушли на то, чтобы обустроить лагерь и стреножить лошадей.

К тому времени, как они принялись за ужин, солнце уже полностью скрылось и в воздухе разлилась прохлада. Рафаэль разжег небольшой костер, еда была готова быстро и, набив животы мясом с маисовыми лепешками и запив еду крепким кофе, мужчины откинулись на валуны, лежавшие возле входа в их лагерь.

Себастиан и Рафаэль стали укладываться на ночь, не столько заботясь о комфорте, сколько о безопасности.

Оба молчали — сейчас ни одного из них не тянуло на разговор. Неожиданно раздался вой пумы, и Себастиан выхватил револьвер, а Рафаэль при виде этого только усмехнулся:

— Побереги нервы, дружок!

У Себастиана был слегка обиженный вид.

— Не надо подтрунивать надо мной. Ты не можешь не признать, что эта обстановка для меня абсолютно незнакома, и я боюсь, что мне еще надо мною поработать, чтобы получить иммунитет к индейской опасности, который у тебя уже давно есть.

— Нет, дорогой, это не иммунитет и не привычка к опасности. Запомни, что этого просто не бывает. Это привычка принимать опережающие меры — никто не должен застать меня врасплох!

Рафаэль закурил тонкую сигару от гаснущей головешки костра.

— Думаю, сегодня нам ничто не грозит, — сказал он спокойно. — Для них еще не наступил сезон охоты на белых, к тому же еще не наступило полнолуние, а наш лагерь — гарантия безопасности.

Себастиан тем не менее подозрительно оглядывал окрестности. Наблюдавший за ним Рафаэль сказал:

— Одно из главных правил выживания здесь заключается в следующем: если у тебя нет многочисленной и хорошо вооруженной охраны, никогда не останавливайся на открытом месте. Найди что-нибудь, что прикроет тебе тыл.

Немного уныло Себастиан пробормотал:

— Когда ты рядом со мной, я не думаю об этих опасностях. Но признаюсь, что чувствую себя гораздо лучше на улицах Нового Орлеана, чем здесь.

Рафаэль засмеялся, одобряя его честность.

— А я признаюсь, приятель, на улицах города ощущаю себя гораздо в большей опасности. Здесь — в прериях, на холмах, на диких территориях — мне гораздо проще.

Себастиан в свою очередь ухмыльнулся:

— Но твои практические дела не свидетельствуют об этом, ты как хамелеон приспосабливаешься к любым условиям — будь то бал во дворце губернатора или лодка на бурной реке.

Рафаэль ответил ему с ухмылкой:

— Твой отец — очень восприимчивый человек, ну, очень, особенно, когда надо учуять то, что другой хочет скрыть.

— Оставим эту тему, кузен, оставим! Себастиану не хотелось вспоминать подробности своего детства, но тем не менее разговор все же вышел на Джейсона Сэведжа. И оба не без удовольствия вспоминали самые фантастические истории о юности Джейсона, которые стали для них своего рода фольклором. Не все в воспоминаниях Себастиана соответствовало канонам морали, и именно поэтому Рафаэль по ходу разговора неторопливо заметил:

— Наверное, он делал вещи, о которых потом сожалел, и ему не хотелось, чтобы ты повторял те же самые ошибки… А ведь ты очень похож на него.

С обиженным видом Себастиан отметил:

— Но только не в ситуациях с женщинами… Рафаэль не дал ему докончить фразы:

— Когда речь идет о женщинах, не зарекайся — ты никогда не сможешь твердо сказать, что ты сможешь, а чего не сможешь, черт бы их побрал!

Понимая, что разговор подошел к опасной теме, и думая о Бет, Себастиан какую-то долю секунды колебался. Потом, осторожно подбирая слова, сказал:

— Хорошо, но если ты считаешь, что Джейсону было о чем жалеть, ты мог бы сказать то же самое о себе, о своем прошлом?

— Кое о чем? Да! — отрезал Рафаэль таким тоном, что у Себастиана пропало желание продолжать эту тему.

Потом из взаимной вежливости они еще немного поговорили о пустяках, и Себастиан вдруг с искренним интересом решил узнать мнение своего кузена по совершенно другому поводу:

— Ты вот как-то непонятно для меня связал полнолуние с периодом активности индейцев. В чем дело, какое тут может быть объяснение? Я всегда считал, что они готовы нападать в любое время, в любой сезон.