— Как просто разбудить твои страсти, моя ненаглядная. Ты так хорошеешь, когда злишься, что я просто не могу отказать себе в удовольствии подразнить тебя. Простишь меня? Ты знаешь, что на ранчо не будет мирной обстановки, если твоя ручка не будет лежать в моей.

Стелла одарила его любящей улыбкой, ее хорошее настроение быстро возвратилось.

Дом был залит ярким светом газовых ламп, зажженных в каждой комнате, а пол, который на лето освобождали от ковров, выглядел, как ледяной покров. Элизабет была очарована спокойной подчеркнутой элегантностью внутреннего убранства. Все свидетельствовало о давно воцарившемся тут благополучии — и покрытый мраморными плитами камин в главном зале, украшенный решеткой очень затейливой работы, и огромное зеркало в, позолоченной раме с венчающим ее золотым листом. Даже сами размеры комнат подчеркивали богатство дома. Мебель была из розового дерева, изящная, удобная, обитая шелком и золотой тесьмой. На стенах висели писанные маслом портреты предков Коста. А в одном углу стояла изящная этажерка, полки которой были уставлены тончайшим фарфором и безделушками, свидетельствующими, что это не просто жилище, а дом, в котором обитают любящие его хозяева.

Для бала был отведен великолепный зал, образовавшийся после того, как сняли складные двери, Разделяющие две большие комнаты. Но больше всего Элизабет понравилось, что хозяева сделали часть двора продолжением бального зала. Вокруг возвели легкие стены, натянули полотняные потолки, положили настилы, ставшие полом нового зала. И все было покрашено так удачно, что выглядело как часть дома. Поначалу Элизабет даже не поняла этой хитрости. Но Стелла пояснила ей, что это практикуется в Новом Орлеане, потому что количество приглашаемых на подобные увеселения гостей превосходит возможности любого дома.

Маргарита Коста, пышная черноокая красавица со смуглой кожей, была действительно такой доброжелательной, какой описала ее Стелла. Как только ее познакомили с Элизабет, Маргарита обняла ее очень сердечно и воскликнула:

— О Господи, малышка, ну наконец-то я вижу самую близкую английскую подругу Стеллы! Как я рада, что вы здесь. А где же ваш муж? Он что, не захотел прийти?

На мгновение воцарилась несколько неловкая тишина. Но Стелла и Хуан, сглаживая неожиданные последствия совершенно естественного вопроса Маргариты, вступили в разговор. Они пояснили Элизабет, почти по секрету, что для креольской женщины муж и семья — практически вся ее вселенная. Так что, чем бы ни объяснял Натан свое отсутствие, с точки зрения Маргариты было невозможно одобрить поведение мужчины, который всего через несколько недель после свадьбы дезертировал от молодой жены и отправил ее в гости в одиночестве.

Все стало на свои места, неловкость улетучилась, к Элизабет возвратилось ее лучезарное настроение, которое поднималось по мере того, как она знакомилась со все новыми и новыми людьми. По ее мнению, здесь было очень много красивых темноглазых молодых людей, которые просто жаждали быть ей представленными. Стелла заметила:

— Видишь, курочка, я же тебя предупреждала, что все мужчины увидят в тебе ангела.

Эти слова подтвердили тот факт, что именно Элизабет признали королевой бала. Успех опьянил Элизабет, еще полчаса назад застенчивую, неуверенную в себе девочку, которая делала первые шаги в свете.

Сколько бы ни объявляли танцев, немедленно кто-нибудь подходил к Элизабет и приглашал ее. А в паузах все ухажеры роились вокруг нее и угощали лимонадом, шампанским или другими прохладительными напитками. Щеки Элизабет разрумянились от удовольствия и возбуждения, а широко открытые глаза сверкали, как фиолетовые звезды. Она решила подойти к Стелле и вежливо отклонила все приглашения принять участие в начинавшемся туре вальса. Стелла была очень удивлена, когда услышала, как ее подруга с завидной решительностью отсекла наиболее навязчивых поклонников, заявив им, что ей больше не хочется танцевать… во всяком случае, в данный момент.

Видя, как последний из отвергнутых поклонников грустно бредет через зал, Стелла поддразнила подругу:

— Ты разбила его сердце, дорогая. Хотела бы я знать, сколько дуэлей состоится сегодня вечером из-за тебя. Молодой Этьен Дюпре определенно разозлился, когда увидел, что ты согласилась танцевать последнюю кадриль с Леоном Марчандом.

— Не может быть, Стелла. Неужели они способны устроить дуэль по такому пустяковому поводу? Скажи мне, что ты шутишь.

Голос Элизабет отразил ее искреннюю тревогу. Стелла рассмеялась:

— Дорогая, не принимай это все близко к сердцу. Креолы готовы подраться, даже споря о длине Миссисипи, а то и просто из любви к искусству дуэли. Не обращай на них внимания.

В течение какого-то времени они разговаривали. При этом Элизабет была искренне рада, что ей удалось передохнуть от повышенного мужского внимания, окружавшего ее в этот вечер.

Это был приятный перерыв — впервые за весь вечер Элизабет смогла перевести дыхание и немного передохнуть.

С одной стороны, ей было приятно находиться в центре внимания такого количества красивых мужчин и выслушивать их витиеватые комплименты. Но с другой, это оказалось делом крайне утомительным для женщины, непривычной к креольским страстям и навязчивой галантности здешних мужчин.

Стелла посвятила подругу в биографии гостей, а также рассказала о наиболее стойких креольских предрассудках. Например, если хозяйка уронила вилку, надо ждать гостью, а если нож, то посетителем будет мужчина. Или, если спящему попадет на лицо лунный свет, то ему обеспечено помешательство. А вой собаки или стрекотание сверчка оповещают, что в доме скоро будет покойник. Элизабет посмеялась над абсурдностью примет, но в то же время не могла не признать, что что-то в этом есть.

Несмотря на собственную популярность среди темноволосых красавцев, Элизабет с возрастающим обожанием смотрела на грациозность и удивительную обаятельность креольских женщин. Пристально понаблюдав за одной красоткой, увенчанной копной прекрасных темных волос, Элизабет была готова поменять свои серебристые кудри и фиолетовые глаза на переливающиеся южной ночью темные глаза и вороненые волосы.

Стелла неожиданно сжала ее запястье и этим вывела Элизабет из созерцательного состояния. С испугом посмотрев на подругу, Элизабет заметила, что та внимательно смотрит в другой конец комнаты. Стелла с искренним удивлением воскликнула:

— Боже всемогущий, а ему-то что надо здесь?

— О ком ты? — Элизабет была немного встревожена тоном Стеллы.

— О ком? Речь идет о Рафаэле Эустакио Рей де Сантана Хаукинс, вот о ком! — Губы ее собрались в странную улыбку, и Стелла добавила:

— Его больше знают под именем Рафаэль Сантана или изменник Сантана. Это зависит от того, с кем говоришь о нем.

Не понимая, почему это имя так сильно подействовало на Стеллу, Элизабет недоверчиво посмотрела в направлении, указанном подругой. Она не обнаружила ничего и никого необычного в группе смеющихся мужчин, собравшихся около раскрытой двери в палисадник. Она уже собиралась повернуться к Стелле, но в этот момент ее глаза наткнулись на дерзкий и очень откровенный взгляд высокого мужчины, прислонившегося к притолоке у входа в бальный зал.

Он был весь в черном: черная бархатная куртка обтягивала его широкие плечи, отделанные кожей панталоны подчеркивали стройность его сильных, мускулистых ног. Без сомнения, самый высокий среди присутствующих, он превосходил как минимум на голову всех окружавших его креолов.

Мужчины его не интересовали, как будто их и не было. Как ни странно, но Элизабет показалось, что его вообще мало что волнует, кроме… Она вздрогнула. Его волосы были темными, такими темными, что в свете свечей отливали вороновым крылом, его кожа была очень смуглой, еще более бронзовой, чем у любого из здесь присутствующих. А белоснежная рубашка только подчеркивала цвет кожи. Его лицо было худощавым и каким-то по-варварски красивым — над глубоко посаженными глазами кустились мощные густые брови, орлиный нос возвышался над красиво очерченным ртом, а в рисунке губ можно было прочитать и страстность, и жестокость. И снова Элизабет вздрогнула, напуганная чем-то, в чем не могла себе отдать отчет. Никогда еще ни один мужчина не смотрел на нее так, как этот незнакомец, он раздевал ее взором, и в его глазах сверкнуло какое-то странное удовлетворение, когда он понял, что она перехватила и прочитала его взгляд. Элизабет покраснела.

Быстро отведя глаза, она внимательно посмотрела на свои туфельки, больше не желая встречаться взглядом с этим гигантом. Нет, она не будет смотреть на него! Она обратилась к Стелле:

— Мне хочется, чтобы он перестал смотреть на меня так откровенно. Это невежливо и действует на нервы.

Стелла мрачно усмехнулась:

— Хорошие манеры совершенно не свойственны Рафаэлю. Он самый грубый, невоспитанный и неотесанный мужлан среди всех, кого я когда-либо видела. К сожалению, я знаю его очень много лет, более того, он дальний родственник Хуана.

Элизабет вздохнула и несколько сдавленным голосом спросила:

— Надеюсь, мне не надо знакомиться с ним?

— Зная Рафаэля и видя, как он пожирает тебя глазами, не могу ответить тебе отрицательно. Скорее подозреваю, что он захочет быть представленным тебе, а поскольку я не хотела бы видеть тебя в двусмысленном положении, то думаю, что сейчас самое время попрощаться с хозяевами и отправиться домой.

Испытывая одновременно разочарование и облегчение, Элизабет повернулась и уже собралась направиться к выходу, но в это время Стелла с тревогой прошептала:

— Боюсь, что мы опоздали, он направляется сюда.

Бросив короткий, почти затравленный взгляд через плечо, Элизабет поняла, что ее подруга права. Рафаэль Сантана отделился от дверного косяка и с какой-то звериной грацией, совершенно бесцеремонно демонстрируя свои намерения, направился именно к ним. Горло Элизабет перехватило, сердце забилось от возбуждения.