Достаю из холодильника лёд и оборачиваю полотенцем. Прижимая к губе, спускаюсь вниз. И я уже знаю, что там.

Дверь висит на петлях. Два дня назад я был здесь в последний раз.

Всё разбито, разломано, искорёжено. Я был в той спальне, вспоминая каждую минуту, которую запомнил, и воздух в ней.

Жёсткие диски пропали. Я не раскаиваюсь. Я. Не. Сожалею. Чёрт возьми, мне не больно. У меня нет сердца. Я не создан. Я не имею права ни на что. Я не могу испытывать эмоции и чувства. Я не влюблён.

Оглядываю комнату и выхожу оттуда. Я найду новый смысл. Мне не составит труда вновь создать все платформы и заработать. К тому же у меня есть деньги. Меня не трогает ничего из того, что было сказано. Нет. Больше волнует, что губа болит, а челюсть ноет. Тяжёлая рука у Мэтью, я и забыл.

Свечи догорают, и от них идёт тонкая струйка дыма. Перевожу взгляд на пол и замечаю лист бумаги. Очередное подтверждение того, как слаб Джо. А я сильный. Я смог выжить и найти себя в другом мире. Я смог противостоять всем и не позволить ей… этой изощрённой стерве увидеть глубже мои… нет, у меня нет страхов. Нет.

Поднимаюсь к себе, продолжая прикладывать лёд. Болит. Мне плевать, что остался один. Я всегда был один. Всю свою жизнь. И это не ново.

Собираюсь бросить в огонь лист бумаги, но так уж и быть, сделаю послабление для брата, прочту. Раскрываю его и сажусь в кресло.

Когда ты ушла, то я с наслаждением открыл ворота. Наблюдал. Ты должна была обернуться. Должна была. Нет. Шла. И бесила меня сильнее. Ненавижу тебя. Хотя сам виноват тоже, слишком рано открыл тебе свои тайны. Рано. Идиот. Надо было сразу рассказать про свою задумку, дать привыкнуть, и тогда бы напускное оскорбление забылось. Ты порочная, такая же, как я, как и другие. Ты не отличаешься от них. В тебе нет баланса. Я ошибся. Ты ушла. Ты…

– Санта, – дочитывая до конца текст, сухо изложенную причину всего, что я не смог угадать, сглатываю и хватаю бумагу. Бросаю её в огонь, не желая воскрешать это имя. Нет. Гори! Чёрт возьми, гори, как ты сгорала в моих руках! Гори! Превратись в пепел прошлого и невозможного будущего! Гори!

– Я не хочу знать, что тебя ждёт. Не хочу, поняла? Ты… я ведь предупреждал. Я предупреждал тебя. А ты дура, полная дура, ты вернулась к нему! Ты уехала, – ударяю кулаком по камину и отшвыриваю от себя лёд.

– Сделай мне больно. Ну же, давай! Сделай, как ты сделала это тогда. Сделай. А я ничего не чувствую, знаешь? Ничего. Я ненавижу тебя. Так сильно ненавижу, что готов сам придушить. Увидеть эти чёртовы глаза, смеющиеся надо мной, и придушить. Бросить тебя в огонь и завершить всё.

Кресло летит в шкаф, и характерный треск повторяется в груди.

– Я уродлив! Ты видела то, из чего я состою! Ты видела! Ты знала… а я нет. Дура. Ты полная дура. И я не дам тебе забрать с собой брата, поняла? Я тебе его не отдам. Обменяю на себя. Дура, только попробуй сдаться раньше времени. Я тебя достану с того света. Я достану тебя, чтобы снова услышать, насколько я одинок, – запускаю пальцы в волосы.

Теперь больно. Я не должен был так глубоко копаться в этой истории. Не должен был привыкать. Не должен был верить. Заразила меня. Хотела убить, но я мёртв. А вот тебе не позволю. Я тебе не разрешаю умирать.

Глава 17

Джаред

Я не из тех людей, кто признаёт свои ошибки. Мне это делать крайне сложно. Я не умею. А если и совершаю подобную глупость, то забываю о ней. Но бывают моменты, которые просто невозможно выкинуть из памяти. Ничего не поможет, потому что темнота рассеивается, предавая меня. Она показывает, открыто демонстрирует на прокрутке нежный овал лица, глубокие и полные боли глаза цвета каштана, но я запретил себе чувствовать.

Открываю дверцу машины и опускаюсь в салон.

– Какого чёрта здесь забыл?

Удивлён? Да и я тоже. Я не понимаю, что делаю здесь. Мне одиноко. Мне больно. И я трус.

– Откуда ты узнал это? Откуда взял эту бумагу? – Сухо спрашиваю Джо.

– Не твоего ума дело. Пошёл вон, ты больше не имеешь отношения к этому процессу, – толкает меня в плечо.

– Что мне сказать, чтобы ты ответил на мой вопрос? – Откидываю капюшон и поворачиваюсь к брату.

– Ничего. Мне твои слова не нужны. Всё, поздно. Я…

– Джо, голова болит. Мэтью врезал, ты сообщил мне, что готов умереть. А ещё эта бумага. Я не хочу терять время. Отвечай, – перебивая его, массирую висок.

– Голова болит? А жопа у тебя не болит? Лучше бы задница болела. Нет, Джаред, я не буду тебе ничего рассказывать. Ты хотел её смерти, и ты скоро за ней будешь наблюдать. Ты…

– Хватит, – рявкаю я. – Я сказал это сгоряча. Доволен? Я бы ни за что не пожелал ей смерти, я пытался уберечь её от этого. Хоть я и последний подонок на земле, враг человечества, и какими там вы ещё наградили меня эпитетами, но я не хотел чувствовать. Я зол на неё. Обижен. Она отвергла меня, как и многие. А я верил ей. Я думал, что наши мысли схожи. Мне казалось, что всё получится. Я дам ей возможность остаться со мной и решу проблему с её любовью. Ведь как только я начинал к кому-то испытывать сумасшедшее влечение, то это было знаком – пора собирать звенья. И сейчас я не понимаю, что пошло не так.

– Подожди. Ты серьёзно сейчас? Или таким образом пытаешься увести меня от темы? – Джо поворачивается ко мне корпусом.

– Полностью серьёзен. Мне не до смеха. Она сказала, что любит меня. Родители тоже меня любили и принимали таким, какой я был. Они смирились с моими прогулами, отсутствием до утра и иногда алкоголем. И Мёрл меня любит, поэтому спокойно смотрит на мои развлечения. И я не понимаю, почему она так повела себя? Ведь, выходит, если меня любят, то и правила моего мира должны принимать, – уверенно объясняю ему.

– Хм, ты ошибаешься, Джаред. Любовь заключается в другом. В самосовершенствовании, в изменениях, в меняющихся решениях. Но даже любящим людям не обязательно должно нравиться то, что и тебе. И, к слову, Мёрл ненавидит твой образ жизни, она ни разу тебе об этом не говорила, но Мэтью отчитывала каждый день. Она едва могла терпеть девушек у себя и требовала у сына избавиться от них. Но женская любовь отличается, сильно отличается от родственной, Ред. Не понимаю, почему ты этого не знаешь? У тебя же была уйма женщин, неужели, не хотелось остановиться и прекратить коллекционировать их?

Да, он крайне удивлён моими выводами, и они его заставляют задуматься. Я никогда не размышлял на тему любви и долгих отношений. Для меня это запрещено. Да кто захочет провести жизнь с таким как я? В постоянной ночи и в заточении? А самое главное – я не хотел. Это же утомительно видеть одно и то же лицо на протяжении всей жизни, да и мыслить даже об этом странно.

– Нет, не хотелось. Мне было мало. Мало страсти. Мало новых людей. Мало общения. Хотя признаю, что с женщинами диалоги вести довольно глупо.

– И с Сантой тоже? То есть тебя интересовало в ней лишь тело?

– Нет, ещё и развод. Дело, которым мы были объединены все. Я должен был решить это, как решал задачи и подбирал компьютерные исчисления, формулы и функции, чтобы достичь финиша. Так и здесь. Мы склеивали части и могли собрать новую вычислительную машину.

Замолкаю, замечая, как лицо Джо ещё больше вытягивается. Разве я не прав? Разве не так всё представлялось для других? Да, конечно, мне было хорошо, я ревновал и испытывал различные эмоции. Горел. Сгорал. Порой хотелось смеяться. Любовался. Наслаждался присутствием женщины.

– Так, к этому вопросу мы вернёмся. Чёрт, да это же уму непостижимо. В твоей постели было столько женщин, а ты их так и не понял. Они не компьютеры и не программы, Ред. Они живые, они тоже умеют чувствовать. И порой их чувства опасны, как и необходимы нам. Ладно, сейчас не время обсуждать это, потому что, как бы ты не воспринимал ситуацию, ты виновен. На твоих плечах лежит серьёзная ошибка, которую ты должен понять сам, – брат возвращает своё внимание на молчаливый дом.

– Я приехал сюда только за тем, чтобы ты мне сказал – откуда у тебя тот документ? Он есть в оригинале? Или это поддельное? – Хмуро спрашиваю его.

– Нет, неподдельное. Оригинала у меня тоже не имеется. Копию нашли в сейфе Филиппа только сегодня и прислали мне. Её не поймали, и она продолжает работать секретарём этого ублюдка.

– Но откуда у него это?

– Хорошо, начну с самого начала, – тяжело вздыхая, Джо поворачивается ко мне.

– В ту ночь, когда ты обманул меня и выставил из дома, я прихватил документы с собой. Оставалось очень мало времени, а Санта готова была сдаться. Я начал снова просматривать все выписки, счета, заключения и тому подобное. Я чувствовал, что мы что-то упустили. Не будет гей со вкусами Филиппа держать рядом человека, который может легко предать ради денег. А Милтон именно таков. Ему нельзя доверять, но при этом он живёт на средства своего друга. По твоим паролям я влез в его почтовый ящик, там была куча мусора: порнография, переписка со шлюхами. И там я нашёл странное письмо, пришедшее семь месяцев назад из Новой Зеландии. От какой-то женщины. Там было написано, что всё получилось.

– В Веллингтон переехали родители Филиппа через несколько месяцев после свадьбы, – вспоминаю я.

– Верно. Насколько я понял из переписки с сыном, отец его знал о нетрадиционной ориентации Филиппа. И он постоянно спрашивал: всё ли у него хорошо с Сантой. Обычно такие письма он игнорировал, но они продолжали поступать и резко оборвались. Это случилось как раз семь месяцев назад. Нашёл телефон Ричардсона старшего и позвонил. Никто не ответил, на следующее утро тоже, как и днём. Как раз перед приездом обратно домой. Затем случилось то, где ты был главным придурком, и я уехал. Мне не давало покоя, что его отец и мать пропали. Я вытащил из системы все передвижения и покупки, совершённые Милтоном. Он летал в Веллингтон семь месяцев назад, и с этого момента окрепла его дружба с Филиппом. Он переехал в дорогую квартиру, начал проигрывать суммы больше чем обычно, и они всегда погашались мужем Санты. Сначала я решил, что Милтон шантажирует Филиппа, и тот готов на всё, только бы не открылась его связь со Стюартом. Это было очень похоже на правду, но тогда что он делал в Веллингтоне? Он явно ездил к родителям Филиппа. Я связался с Джайлсом и попросил его через свои каналы проверить имена четы Ричардсон. Но он ничего не нашёл, кроме двух неопознанных тел – мужчины и женщины, которые попали в аварию и не выжили из-за взрыва. При них не было документов, и это дело каким-то образом замялось. К тому же никто из них не пользовался кредитной картой с того момента. Вряд ли у них были крупные суммы, чтобы позволить себе шиковать, как раньше.