— И чем же перед вами Перец провинился? — спрашивает спокойнехонько.

— Неужто это слуга госпожи Уртики? — солдаты Ясменя запереглядывались в фальшивом удивлении. — Ты что, Брус, в темноте видишь?

— Да я не один тут такой, оказывается, — хмыкнул десятник. — Ступайте-ка, парни, отсюда, с этим я сам разберусь.

Бугаи быстро убрались. Ясмень, небось, велел вздуть слугу без свидетелей. Брус подошел ко мне поближе.

— Да, теперь точно вижу — ты. — Я не мог различить в темноте его лица, но был уверен, что глядит мужик со своей обычной ехидной улыбочкой. — Послушай-ка доброго совета: хватило ловкости под юбку залезть, так и сиди там, не высовывайся. На твою шкуру мне плевать, а девчушка позора не заслужила. Ты же понимаешь, надеюсь — отлупи они тебя, Крапивка тут же кинется к Ясменю, а он только того и ждет. Расчитывает, в гневе она себя прилюдно выдаст.

— Понимаю, — буркнул я. — Спасибо за помощь, возвращаюсь под юбку, — и двинулся к двери.

Брус хохотнул и что-то сказал, но я не расслышал и переспрашивать не стал. Поднимаясь по лестнице, не сдержался и двинул кулаком в стенку. Ну почему я такой мелкий? В папашу пошел? Он тоже не мог постоять ни за себя, ни за свою женщину? Если верить старческой болтовне Желудя, так и есть. Как же я-то уцелел?

Малинка, конечно, ничего не узнала ни о том происшествии, ни о других. Она ехала с дядей в голове отряда и днем меня почти не видела, но все равно довольно быстро начала догадываться о происках Ясменя. Как-то вечером, углядев у меня на плече красную полосу — след от плети — спросила в лоб, я, понятное дело, заверил, что все в порядке. Попыталась настаивать, я уперся.

— Вы, мужчины, как дети…

— Вот и оставь нам наши мальчишеские забавы, — проворчал я.

Пусть десять раз отлупят или вообще убьют, но позволить ей за меня заступаться?.. Нет уж!

Тогда-то я и стал по-настоящему жалеть, что не могу толком постоять за себя по-мужски, с мечом в руках или хоть кулаками. Раньше мне это было не нужно: в случае опасности либо удирал, либо, если не получалось, давал себя отлупить, стараясь защитить от ударов жизненно важные части тела — пах и лицо. Теперь Малинка лишила меня обеих возможностей. Сбежать от нее, не сказав ни слова, я не мог, позволить себя избивать — тем более.

Вскоре мы добрались до границы Светаны. Здесь гористая местность заканчивалась, впереди лежали холмы и долины Багряного Края. На последней скале (или первой, если смотреть с запада), возвышалась каменная башня. Крутой склон прорезали ступени длинной лестницы, которая заканчивалась у высокой и узкой двери.

— Дядя, мне нужно увидеться с Дёреном, — заявила Малинка.

— Мне тоже, — ответил Вепрь. — Остановимся здесь на ночь, — и отдал распоряжения солдатам разбивать лагерь.

— Эй, Перец, проводишь меня в башню, — окликнула сладенькая командным тоном, спешившись.

— Да, госпожа.

Мы долго поднимались по лестнице, она оказалась длинней, чем виделось снизу. Ступени покрывали круглые желтоватые пятна лишайника — видно, посетители бывают здесь нечасто… Я опасался встречи с колдуном. Ни разу с их братом не говорил, только видал издали. А баек про них ходит… И чаще всего не слишком лестных. Хотя, может, люди, лишенные дара, просто завидуют?.. Вон, айров вообще нечистыми духами прозвали. Да и чего бояться, если Малинка за Дёрена этого вроде как поручилась?

Девочка остановилась у деревянной двери, усаженной железными бляхами, и постучала. Я гадал, откроет ли колдун сам, или у него есть слуга. Тут тяжелая створка бесшумно отворилась, но за ней никого не было, только камни, по которым расплескались стремительно ворвавшиеся внутрь слонечные лучи. Сладенькая шагнула через порог, я за ней. По-прежнему никого не видно… Неужто хозяин приказывает предметам на расстоянии? Будто подтверждая шальную мысль, дверь медленно закрылась сама.

— Дёрен, я с другом, — Малинка подошла к винтовой лестнице, начинавшейся в углу за дверью, и позвала, подняв голову вверх.

Я тем временем оглядывался по сторонам. Круглая комната с высоким потолком, с каменными стенами без украшений, свет падает через ничем не забранное окошко над дверью.

— Кто нам открыл? — спросил у сладенькой.

— Я, — раздался низкий голос. По лестнице спускался человек в темном балахоне до пят. Когда он подошел, я разглядел, что ткань синяя, почто черная, напоминающая цветом вечернее небо. Казалось, на ней вот-вот проступят звезды.

Цвет ткани я рассмотрел без труда, а внешность колдуна удивительным образом ускользала, и даже не от глаз, а от сознания. Поначалу показалось, что передо мной человек без возраста. Я встречал таких: им может быть от двадцати пяти до пятидесяти — разброс приличный. Но здесь был иной случай. Мужчина постоянно изменялся, вернее, неуловимо менялся его возраст. Вот он начал молодеть, лицо разгладилось, черты перестали быть заостренными, приобретая юношескую мягкость. В первые мгновения показалось, что я просто ошибся из-за скудного освещения, но (три болота!) теперь на меня взирал мальчишка лет шестнадцати, высокий, плечистый, но совсем юный.

— Здравствуй, Уртика, — улыбнулся сладенькой. — И тебе привет, мальчик.

— Доброго дня, хозяин. Только какой я тебе мальчик? Ты… — мой язык внезапно прилип к нижним зубам, не в силах двинуться, а пацан снова стал меняться.

Пара вдохов — и мужчина лет на десять постарше меня лукаво усмехнулся.

— Тебе надо научиться придерживать и своего дружка, что пониже пояса, и врага, что болтается во рту.

Я тут же прекратил попытки отлепить язык от зубов и принялся проверять самое дорогое. Ежели колдун начудил в одном месте, запросто мог учинить порчу и в другом.

— Что происходит? — забеспокоилась Малинка.

Убедившись, что в штанах все в полном порядке, я перевел дух. Девочка смотрела на меня с примесью недовольства. Пусть бы лучше на колдуна дулась: ну как у меня после его советов не встанет? И неужто ее совсем не удивляет стремительное изменение возраста Дёрена? Или она к этому привыкла за время предыдущих встреч? Я бы вряд ли смог… Вон, мужик-то совсем одряхлел, даже плечи опустились.

— Не волнуйся, Уртика. Ты же не сама за советом пришла, его привела. Вот я и наставляю мальчика на путь истинный. Таким, как он, трудно без отца расти, и дальше будет непросто. Айры — народ скрытный. Они не станут откровенничать с полукровкой, зная, что родитель никогда не бросит свое семя, раз позволил ему взрасти.

— Но его отец, наверное, умер, когда Перчик был маленьким, — Малинка, с присущим ей пылом кинулась меня выгораживать. Хозяйка Небесная, не допусти, чтобы она когда-нибудь сцепилась из-за меня с Ясменем!

— Ты с одного взгляда определил, что я не совсем человек? — я с трудом заставил себя думать не о сладенькой, а о собственных неурядицах.

— Да. Чему удивляться? Ты ведь тоже различаешь кое-что, невидимое другим, — подмигнул мне юнец. — Пойдемте-ка наверх, детки. Чего в прихожей разговаривать, — перед Малинкой, пропуская на лестницу, склонился в полушутливом поклоне мужчина.

Что за наваждение?

Наверху оказалась такая же круглая комната, только вместо двери было большое окно до пола с массивными деревянными ставнями, сейчас широко распахнутыми. Девочка тут же высунула туда нос.

— Леса в самом румянце! — восхищенно выдохнула и обернулась ко мне. — Посмотри, Перчик.

Прежде чем подойти к сладенькой, покосился на хозяина, он жестом пригласил к окну. Я выглянул и чуть не охнул навроде Малинки. Эта сторона башни выходила на запад, как раз на Багряный Край. Теперь я знал, почему он так называется, а еще догадался, что первые люди пришли сюда осенью, наверное, в это же время.

Скалы заканчивались здесь, на границе со Светаной. Дальше простирались невысокие пологие холмы, поросшие, как и долины меж ними, кленовыми лесами (Багряный Край славится сладким сиропом, который жители получают из сока этих деревьев). Осень, расположившись в лесном краю на отведенный ей срок, окрасила древесную листву по своему вкусу — во все тона пламенеющего багрянца. А красноватые лучи заходящего солнца добавляли картине жаркого свечения.

— Хозяйка Небесная, как же красиво! — с удивлением услышал я собственный голос.

— Ты все-таки умеешь видеть, — фыркнула Малинка. — На берегу Поющего моря я решила, что ты попросту слеп.

— Я слеп? И это говорит женщина, которой я раскрыл глаза на прелесть ее веснущатого носика! — для порядка чмокнул туда сладенькую, она покраснела и смущенно засмеялась.

— Деточки, вы зачем сюда пришли? — поинтересовался Дёрен. — Золотую змейку с животика убирать?

— Нет, — еще больше смутилась Малинка. — У Перчика что-то с памятью, и он хотел…

— Подойди ближе и посмотри мне в глаза, — обратился ко мне старец.

Я шагнул к нему, он двинулся навстречу, и вот уже мы стоим едва ли не вплотную, пылающие очи вперены мне в лицо. Ну а если говорить по-простому, колдун уставился на меня. Глаза его, конечно, не пылали, но какой-то необычный огонек пробегал в глубине. Я ровным счетом ничего не чувствовал, только взгляд не мог отвести. Не знаю, сколько времени продолжались эти гляделки, но наконец Дёрен опустил веки.

— Я тут ничего сделать не могу, — вздохнул он.

— Что с ним? — Малинка в волнении сплела свои пальцы с моими.

— Память запечатана и…

— Я слышал, ее можно освободить, — нахлынула досада, и я невежливо (и неосторожно) перебил колдуна.

— Да, я могу сделать это, но ты лишишься рассудка и вскоре умрешь.

— Значит, нет безопасного способа…

— Отчего ж, есть, — улыбнулся Дёрен задорной мальчишеской улыбкой. Как ни странно, я уже начал потихоньку привыкать к его текучей внешности. Может быть потому, что черты лица оставались в основе теми же, да и голос не менялся. — Ты можешь вспомнить сам.