— Ладно, давай десять.

Женщина подобрала с пола пояс и со слезами на глазах отсчитала деньги. Малинка тут же подставила ладошку.

— В расчете! — заявила девчонка, крепко сжимая золотые в кулаке. — И мой тебе совет: обрати внимание на своего слугу. Он, похоже, давно по тебе сохнет, да и собой недурен. Пошли, муженек, — взглянула с усмешкой.

Я уже успел надеть рубаху и поплелся за Малинкой, бросая извиняющиеся взгляды на Грушу. Вообще-то ничуть не огорчился, что не получилось, только рыженькую жаль. Отправить, что ли, к ней этого мужика, Вея, или как его там…

Беспокоился я напрасно: слуга ждал за дверью, на меня зыркнул зло, а со сладенькой обменялся такими взглядами, что мне все стало ясно.

— Как у меня получилось? — спросила Малинка, плюхаясь на кровать в нашей комнате.

— Для первого раза не совсем безнадежно.

— Ах вот как? Господин Перец изволят быть недовольны, что их планы рухнули? — на губах девчонки по-прежнему играла улыбка, но в голосе я безошибочно уловил обиду. Надо бы успокоить, а с другой стороны, не могу отказать себе в удовольствии спесь сбить. Уж больно сладенькая любит задирать свой милый веснущатый носик.

— Планы-не планы, так, приятное разнообразие…

Времени терять было нельзя. Малинка уже собралась вскочить с кровати и с присущим ей пылом высказать все, что обо мне думает. Может, опять рожу покорябала бы, но я оказался проворней, повалил ее на спину и устроился сверху.

— Чего ты при каждом удобном случае меня дразнишь? Нравится, когда с тобой грубо?

Сладенькая не ответила, пыхтя, извивалась подо мной, да еще норовила дать коленом по яйцам. Глазенки горят, волосы разметались, раскраснелась, губку нижнюю закусила… М-да, Перец, тебе, похоже, самому нравится злить девочку. Не выдержал и впился в ее рот. Маленькие, но весомые кулачки заколотили по моим плечам и спине, а мгновение спустя губы раскрылись навстречу, пальцы разжавшихся рук скользнули по шее и нырнули в волосы…

Хотите верьте, хотите — нет, но я радовался, что не остался с рыжулей.

— Не мытьем так катаньем хоть какое-то разнообразие получил, а, Перчик? — хихикнула девчонка, выбираясь из-под меня, когда все закончилось.

— А ты, конечно, недовольна?

— Нет, отчего ж, довольна и весьма. В постели ты очень хорош, я сразу сказала.

— А в чем плох?

— Жулик из тебя, похоже, никакой.

— Вот прицепилась! Ладно, признаю, хорошо у тебя получилось. Небось, этот Вий… Вей… как его там, тебя увидел, слюни распустил и все про хозяйку выложил.

— Ошибаешься. На меня он не глядел, зато как смотрел ей вслед, когда вы наверх пошли…

— О-о-о, да ты, оказывается, не так уж отличаешься от других баб! Кобель повелся на сучку, а тебе померещилась великая любовь!

— Перчик, если б не знала тебя чуть лучше, дала б затрещину. Ты, видно, утомился за день, а еще я тебя на подвиги соблазнила. Ложись-ка спать, может, к утру в голове прояснится.

Задула свечу, стащила в темноте платье и забралась под покрывало, намеренно не касаясь меня. Вот так-так! Неужто у сладенькой та же мякина в голове, что и у других девиц? Он, видишь ли, ей вслед смотрел по-особому. Никогда я не видел, чтобы мужики и бабы друг на друга высокодуховно таращились. Малинка сама глядит на меня ехидно либо с издевкой. Ну, я на нее взираю понятно как: по-кобелиному.

И тут совершенно не к месту вспомнилось выражение глаз Ягодки… Вообще-то, примерно такое же, как у моего пса, несколько лет назад умершего от старости. С тех пор так и не завел себе другого… А сколько раз я в шутку просил Машулю не смотреть на меня, как на издыхающую любимицу — певчую птичку? Тьфу, чем больше с бабами времени проводишь, тем больше обабливаешься, что ли. Но не с мужиками ж спать?

Малинка завозилась на тюфяке и как-то судорожно вздохнула, я сбросил одежду, откинул покрывало и лег рядом, потом подумал, подвинулся поближе и обнял девочку.

— Подлиза… — пробормотала она сонно, и я напрягся, ожидая тычка локтем под ребра. — Глупый, глупый Перчик… — прижалась поплотней спиной и круглой теплой попкой, задышала ровно.

Да, не умный, определенно не умный… Лучше б переспал с рыженькой…

После этого случая мы с Малинкой взяли за правило пополнять кошель за счет одиноких путников, падких на постельные приключения в дороге. Мужчины чаще странствуют в одиночку, и роль подсадной утки обычно доставалась сладенькой, а я изображал оскорбленного мужа.

Мы намечали жертву, я угощал кого-то из слуг бедолаги пивом и за кружкой выяснял, женат ли господин, ревнива ли супруга, где проживает счастливая (или не очень) парочка, имена и прочие полезные сведения. Потом, если появлялась надежда на поживу, Малинка охмуряла простофилю.

С одинокими путешествующими бабенками неудач опасаться не приходилось: мои способности еще ни разу не подвели. Сладенькая, как ни странно, тоже работала без проколов. Мужики безотказно велись на ее воркующий голосок и красноречивые взгляды, то распутные, то томные, то молящие. Малинка великолепно разбиралась в нашем брате и умела найти подход к любому, хоть к похотливому старичку, хоть к скромному юноше. Не менее ловко получалось у нее управлять жертвой наедине. Я поначалу боялся, что в один прекрасный вечер дверь на мой стук не откроется, мне придется вышибать ее и, если получится, отбивать девчонку от распаленного мужика.

— Имей в виду, Перчик, я не желаю спать с кем-то за деньги, — заявила она мне, в первый раз готовясь играть соблазнительницу. — Ты свободен, захочешь — развлекайся, а меня уволь.

Я привычно согласился, посмеиваясь про себя. Интересно, много ли от меня сладенькая наутро оставит, если взаправду проведу ночь с какой-нибудь бабенкой? И то, что не спит она за деньги… Сама ведь похабнейшим образом заявила, что в дороге расплачиваться со мной будет натурой. Будто есть большая разница, получать монетами или едой и всякими услугами. Ну что за девчонка… Неужели у всех белокостных такая каша в голове?

Как бы там ни было, а мошенница из Малинки получилась отличная. Я даже стал подумывать, не завести ли мне подругу, когда доставлю сладенькую по назначению. Уж больно хорошо вдвоем работать: денежно, не пыльно, весело даже. Спасибо Небесной Хозяйке, быстро сообразил, что вряд ли найду напарницу, с которой удастся ладить как с Малинкой. А постоянно выслушивать бабское нытье и недовольства желания не имеется.

Однажды вечером мы привычно наметили жертву, купца средних лет, который уминал обильный ужин и при этом не забывал бросать сальные взгляды на всех без исключения женщин детородного возраста, попадавших в поле его зрения. Торговец определенно был не беден: об этом говорила щегольская одежда и многочисленные кольца на пальцах, да еще выбор блюд, от которых ломился стол.

Я усадил Малинку подальше от купчины, чтобы не начинать игру раньше времени. Кто знает, может, он холостяк, вдовец или держит женушку в ежовых рукавицах, и она пикнуть не посмеет, даже если он любовницу третьей в их постель уложит? Нужно сначала с его слугой поговорить. Я быстро углядел у стойки парня, кторому купчина, прежде чем приступить к ужину, дал за что-то подзатыльник, и направился к нему.

Это и впрямь оказался человек торговца. Раздосадованный рукоприкладством хозяина, он тут же стал выкладывать всю подноготную нашей возможной жертвы, стоило мне проявить вежливое сочувствие и поставить перед ним кружку пива. Увы, купчина оказался крепким орешком: свел в могилу двух жен и теперь изводил третью, так что вытянуть из него деньги не представлялось возможным. Это было огорчительно, но не смертельно, ибо кошель мой со времени последнего дельца опустел едва ли наполовину. Хуже оказалась словоохотливость мигом захмелевшего парня, который вцепился мне в рукав и не отпускал, пока не поплакался как следует. В конце концов я сослался на необходимость немедленно отлить и поспешил к Малинке.

К моему неудовольствию, место подле сладенькой было занято. Спиной ко мне сидел здоровенный мужик и что-то говорил девочке. А она выглядела так, будто не только готова прямо здесь, сию минуту выполнить любое его желание, но пошла б за ним хоть на край света и стала б его рабыней до конца дней. Меня вообще не заметила.

Я с трудом взял себя в руки, подошел к столу и сел напротив парочки. Мужик, теперь оказавшийся ко мне боком, определенно заметил появление постороннего, но даже не глянул в мою сторону, так и продолжал бубнить что-то вполголоса. Он был в самом расцвете, высоченный, широкий в плечах. А уж мускулы, которые перекатывались под рубахой, едва ли не грозя разорвать ее… У меня привычно заныли кости.

Не любитель я драться, да и, если честно, не мастак. Но и уступать мою девочку какому-то бугаю не собираюсь. А она на меня по-прежнему не смотрела. Таращилась, приоткрыв рот, на этого жеребца, глаза стали темными и совсем шальными от желания. Если только вякнуть посмею, ох, и отдубасит меня бычара. Зубы выбьет и кости переломает, а потом все равно заберет сладенькую. Но смотреть, как он ее охмуряет, нет никаких сил. Может, если исхитриться и пнуть его ниже пояса… А когда согнется — табуреткой по башке… Я протянул руку через стол и потряс Малинку за плечо.

— Линочка…

Она и не заметила. Зато мужик соизволил, наконец, обратить на меня внимание: повернул голову и глянул пристально. Я напружинился, готовый метнуться под стол, но на лице бугая вместо ярости проступило удивление.

— Что за леший… Я и не почувствовал. А, да ты не чистокровный. — Я смотрел на него, ничего не понимая, кроме того, что бить меня, кажется, не будут. — Твоя лапа? — мужик кивнул на Малинку, которая все также завороженно пялилась на него. — Хотя понятно, что твоя. Далеко пойдешь. Полукровка… или четверть? — задумчиво окинул меня взглядом. — Смотреть особо не на что, а такую деваху заполучил. Она у тебя даже не морочная была, иначе на меня б и не взглянула. Уважаю, — хлопнул меня по плечу так, что я чуть под стол не свалился.