Потом так же безудержно мы целовались в моем подъезде.

– Может быть, ты зайдешь ко мне выпить чаю? – предложила я.

И мы опять украдкой целовались в полутемной прихожей и на кухне, пока бабушка ходила в комнату за конфетами.

Время приближалось к полуночи.

– Идите-ка домой, молодой человек, – сказала бабушка строго. – Родители ваши беспокоиться будут. А ты, попрыгунья, ложись спать. Тебе завтра в первую смену на работу.

Целоваться при бабушке было невозможно, поэтому на прощание я лишь кивнула ему и, наскоро умывшись, скрылась в своей комнате.

Шторы были не задернуты. За окном темнела улица, по ней двигался одинокий, плохо различимый силуэт.

– Вадим, – прошептала я. – Вадим... – Потом распахнула дверь на лоджию и позвала громче: – Вадим, иди сюда!

Он услышал, оглянулся:

– Людмила?

– Вадим, ты приедешь завтра?

– На Соколиную Гору, как договорились. – Он стоял совсем близко – казалось, только руку протяни и можно потрогать, поцеловать. – Тебе холодно?

– Нет, – соврала я мужественно. На самом деле стоять на лоджии в одной футболке было невыносимо.

– Холодно, – поправил Вадим. – Иди домой.

– Сейчас, – пообещала я и не уходила. – Лучше ты иди. Я буду смотреть, как ты уходишь.

– Не хочу уходить.

– Придется.

– Ни фига! – Вадим приглушенно рассмеялся, указывая на водосточную трубу.

Через две минуты он уже был на лоджии. Мы опять надолго слились в поцелуе. Не отрываясь от моих губ, Вадим расстегнул куртку, и я юркнула под нее, согреваясь теплом своего первого и единственного мужчины.

Мы думали, что у нашего счастья не было свидетелей. Но свидетель, оказывается, был. Его звали Николай Соломатников...

32

Последний представитель «Промстройсервиса» покинул мой кабинет в девятом часу.

– Людмила Александровна, кофе? – Вера тотчас же возникла на пороге, свежая, энергичная, жизнерадостная.

Я машинально взглянула в зеркало и лишь подавила вздох, увидев в отражении свое напряженное, осунувшееся лицо. Черты заострились, взгляд померк, волосы, некогда пепельно-русые, казались сейчас просто серыми, а макияж – невыразительным, размытым. И все Вадим... Ну кто бы мог подумать?!

– Или чай? – напомнила о своем присутствии секретарша. – Людмила Александровна, вам надо перекусить. Вы устали.

– Чай, пожалуйста, Верочка.

Чай у Веры был необыкновенным. Она бесстрашно смешивала абсолютно несовместимые на первый взгляд сорта и почти всегда добивалась отличных результатов.

– Давайте я еще тосты приготовлю?

– Пожалуйста.

В ожидании чая я раздумывала о том, куда бы поехать после работы. Стаська звонит, обрывает телефон. А дома до того тошно, неуютно... И все напоминает о Вадиме.

Но стоит мне только выйти из дома, в голову начинают лезть разные идиотские мысли. Например, представляется Вадим, подходящий к нашему подъезду.

– Ты куда? – спрашиваю я у него.

– Пойдем домой. – Он улыбается нежно, почти интимно. – Пойдем домой, я страшно соскучился по тебе!

– Нет, это я соскучилась страшно! – отвечаю я, но видение быстро исчезает, и получается, что я говорила сама с собой.

Это почти сумасшествие... Почти начало конца!

Но все-таки я не утерпела – заглянула домой после работы. Благо идти было совсем недалеко, на соседнюю улицу.

Вадима нигде не оказалось: ни во дворе, ни в подъезде, ни в квартире.

Где он и с кем?! И сколько можно страдать от этой нелепой, унизительной зависимости?!

Еще недавно он раздражал меня. Я думала о разводе, о новой встрече и с трудом переносила его недостатки. А теперь... клянусь, я не могла припомнить ни одного! И окажись Вадик сейчас рядом, я бы... Стоило мне только представить себя рядом с мужем, и глупое сердце зашлось от радости!

Услышать на лестнице его шаги... увидеть глаза... ощутить запах, сказать «привет» и накормить ужином! Я проделывала это тысячи, сотни тысяч раз – привычно, почти безэмоционально. А теперь отдала бы все, чтоб повторить хоть еще разок. Пусть самый последний, один-единственный...

Почему мне так плохо, так мучительно плохо без него? Что это? Любовь? Привычка? Инстинкт собственника? А вдруг все дело в том, что Вадик просто-напросто меня опередил?

В очередной раз позвонила Стася.

– Ты где уже, тетя Мил? Из Москвы выехала?

...А если Вадим не застанет меня дома, он решит, что мне все равно...

– Тетя Мил, ты слышишь?

– Тут пробка километровая, – как могла, выкручивалась я, – как раз на выезде. Постараюсь вырваться как-нибудь.

– Давай-давай! – напутствовала Стася звонко. – У меня шашлыки уже на подходе!

33

– Ну наконец-то, тетя Мила! Где ужинать будем? На балконе или в саду?

– У тебя что, и балкон есть? – удивилась я.

– Господи! Да он прямо над входом. Огромный, целая терраса! Ты куда смотрела вчера?.. Странная ты стала какая-то, тетя Мил, в последнее время. Вот позвоню твоему Вадимчику, пожалуюсь.

– На что?

– А вдруг ты влюбилась?..

– Влюбилась, ты права.

– И в кого же?

– В Вадимчика, как ты выражаешься.

– Шутка?

– Угу.

– А говорят, в каждой шутке есть только доля шутки. Остальное – правда!..

– Давай ужинать на балконе, а то уже вечер, прохладно.

– Ну давай.

– Зря ты все это затеяла, Стаська! Какие-то шашлыки. На ночь наедаться вредно.

– А мы не на ночь! Мы поедим и пойдем гулять. Ведь ты останешься у меня сегодня?

– Что за фантазии? – с напускной суровостью спросила я, при этом в душе испытала сильнейшее облегчение. Мне так не хотелось возвращаться домой!

– Ну не сердись, тетя Мил, – по-детски заныла Стаська. – Обойдется как-нибудь твой Вадимчик. Пожалуйста, останься у меня. Ну что тебе стоит?! На одну ночь!..

– Ладно.

Я отправила в рот очередной плод Стасиного кулинарного искусства и принялась рьяно пережевывать остывший, жестковатый кусок мяса.

– Ой, я совсем забыла! Сегодня, чур, пьем виски! Можно с горя напиться один раз! – Стася вскочила из-за стола и убежала в комнату.

– Да мы так сопьемся. – Я продолжала лицемерить, потому что на самом деле мне очень хотелось выпить и поскорее забыть о неприятном факте раздвоения моей личности.

– Надо ведь как-то снять напряжение, тетя Мил. Это же святое! – Она вернулась с двумя стаканами и початой бутылкой White Hеаther. Я так устала – все время чего-то жду.

– Он приходил? – спросила я напрямик.

– Нет. Но я жду. Я с первой минуты, как встретила его в поселке, надеюсь, что он придет. И не так по-дурацки, как приходил в пятницу...

– Ничего нет хуже, чем ждать и догонять, – заметила я машинально, и в эту минуту из глубины дома до нас донесся домофонный cигнал.

34

– ...Может, не открывать? – после долгой паузы спросила у меня Стася.

– Как хочешь.

– Не знаю! – Она стремительно поднялась, шагнула к балконной двери, но вдруг остановилась в задумчивости. – Черт! Не понимаю, как поступить.

– Открой. Я уеду потихоньку...

– Только не уезжай, тетя Мил! Пожалуйста!.. Ради этого случая я и пригласила тебя.

– А я думала, ты скучаешь...

– Ладно! – Стася изобразила решимость на лице и шагнула в дверной проем, как в открытый космос.

– Только бы у них получилось! – прошептала я, глядя ей вслед. – Только бы...

От волнения мне стало реально плохо. Я чувствовала спазмы под ложечкой, общую муторность и озноб. Я налила себе виски, но от алкоголя муторность лишь усиливалась.

Мне начало казаться, что я мчусь на карусели. Сижу верхом на лошади в яблоках, а мимо на бешеной скорости проносятся Стася в обнимку с Лешкой, толстый чиновник из «Промстройсервиса», секретарша Верочка, неизвестно куда волокущая чайный поднос, Вадик в Лерином кресле и насмешливо улыбающаяся католическая мадонна...

Пришлось резко тряхнуть головой. Видения исчезли.

Интересно, подумала я вдруг, а почему Вадим привиделся мне в Валерином кресле? Может, по случайности. А может, потому, что мать и сын – это совершенно одно и то же. И как это меня угораздило влюбиться в мужской вариант Валерии? Да еще и прожить с ним пятнадцать лет?..

А вдруг, пока я кисну на этом треклятом балконе, Вадим возвратился на Кутузовский и с нетерпением, с тоской, с ностальгией ждет моего возвращения?.. Вдруг он уже ревнует меня? А если я не приеду, он будет мучиться...

Виски и напряжение последних дней странно сказывались на моем самочувствии. Я все отчетливо видела и очень хорошо понимала, но от слабости не могла даже пальцем пошевелить.

Я сознавала: надо ехать. И продолжала сидеть в задумчивости.

Из сада слышались приближающиеся голоса – женский и мужской. Леша о чем-то спрашивал – резко, односложно. Стася отвечала ему громко и взволнованно.

Девочке, понятно, сейчас не до меня... Она рассчитывала, что при определенных обстоятельствах я разыграю перед Лешей роль ее дуэньи. Но дуэньи только мешают влюбленным, и поэтому мне лучше не высовываться совсем. Ничего не поделаешь, придется ночевать на балконе. Вон на том плетеном диванчике!.. На нем можно славно улечься, только надо колени к подбородку подтянуть.

Из последних сил я шагнула к диванчику и решительным движением смахнула с него бесчисленные подушки. Или я, или эти подушки – вместе нам на диване не лежать!

– Что ты делаешь, тетя Мил? – раздался у меня над ухом перепуганный Стасин голос.

– А что? На ночлег устраиваюсь... – ответила я, не оборачиваясь.

– Ну зачем же здесь? Есть комнаты: гостиная, моя спальня. Могу тебе свое место уступить...

– Не стоит, дорогая. – Я апатично махнула рукой, плюхнулась на диван и с наслаждением закрыла глаза.

– Тетя Мил! Ну подожди, мне надо тебя кое с кем познакомить... Если уж вам так нужно все знать, – крикнула Стася, обернувшись к проему, – идите сюда!