Рэйчел Эдвардс - Похититель сердец

– Я был тогда моложе.

– Ты должен радоваться, Генри, поскольку общение с молодежью продлевает молодость. Как жаль, что судьба не одарила нас с Хьюбертом детьми. Нас это всегда удручало.

– По крайней мере, ты никогда не будешь страдать от этого дьявольского шума, – возразил брат.

Погрозив ему пальцем, Феба Кернфорт сказала:

– Только не притворяйся, будто не рад приезду Сары.

Лицо сэра Генри просияло.

– С этим не стану спорить, Феба. Знаешь, все в доме пошло кувырком, когда она уехала. Просто удивительно! Мои воротнички были либо слабо накрахмалены, либо слишком жестко, и я никогда не был уверен, что Мейтланд принесет тот кларет, который я просил. Баранина вечно была пережарена. При Саре ничего такого не случалось. Благоразумная девица. Благоразумнее всех остальных, вместе взятых.

Феба Кернфорт некоторое время задумчиво смотрела на брата, потом произнесла с расстановкой:

– В этом-то и проблема! Слишком благоразумна, на мой взгляд.

– Почему ты говоришь загадками, Феба? Что-то не так с моей дочерью?

– С ней все в порядке, если не считать того, что она не замужем.

– Но она никогда не хотела замуж.

– А разве кто-либо делал ей предложение?

– Но еще не все потеряно. Многие мужчины захотят иметь женой такую девушку, как Сара.

– Согласна, но только Сару не устроят эти мужчины. Я знаю, что говорю. В Харрогите было несколько претендентов, но ни одному она не подала ни малейшей надежды. Она была, как всегда, вежлива, и только. – Миссис Кернфорт пожала плечами и с расстроенным видом добавила: – Хотя среди них не было выдающихся личностей, все были вполне респектабельны. Запомни мои слова, Генри, однажды Сара влюбится в мужчину совсем неподходящего и разобьет свое сердце. Так всегда бывает с женщинами, которых все считают благоразумными.

Сэр Генри несколько мгновений молчал, потом сказал:

– Но согласись, в таком деле мы мало чем можем помочь, чтобы предотвратить беду.

– Какой ты бесчувственный, Генри! Я теряю терпение с тобой. Разве ты этого хочешь для дочери? Такой прекрасной дочери, как Сара… Разве она не заслуживает лучшей участи?

– Но послушай, Феба, это всего лишь твои домыслы. У Сары твердый характер, и она привыкла поступать, как ей хочется. Никто не сможет ее отговорить от принятого решения. Впрочем, если Сара и полюбит кого-либо, уверен, она никогда не сделает неверного шага. Сара никогда ничем не запятнает доброе имя Оденов. Мы для нее – весь мир. Она живет ради нас.

– По-твоему, это разумно?

– Но я ничего не мог поделать, когда умерла Фанни. Три врача пытались ее спасти, я не жалел денег. После смерти Фанни кто-то должен был присматривать за домом и маленькими детьми. Если бы Фанни была жива, то Сару и Маргарет, конечно, вывезли бы в свет, как положено, ты прекрасно знаешь. Хотя я был бы вынужден заложить имение. Ты можешь себе представить Сару или Маргарет, занятых жеманной болтовней в лондонских светских гостиных? Маргарет тоже достаточно благоразумна, она хорошая дочь. С ее стороны никаких проблем.

– Ты недотепа, Генри Оден, позволь мне заметить. Сара сделана из другого теста. И если ты думаешь, что она вышла бы замуж за такого зануду, как Джон Плант, тогда ты не только недотепа – ты просто глупец!

Сэр Генри поморщился.

– А в чем, собственно, дело? У меня в доме всегда найдется для нее место, – заметил он. – Не понимаю, почему вдруг ты подняла весь этот шум?

– Браво! – воскликнула сестра. – Ты, как и остальные члены семьи, привык брать от Сары все, ничего не отдавая взамен. Я была бы счастлива пригласить Сару к себе, чтобы она составила мне компанию в то короткое время, что мне осталось на этой земле. Но что потом, когда мы уйдем? Сара станет своеобразной сестрой милосердия, переезжая из дома в дом своих братьев и сестер. Будет ухаживать за больными, вязать теплые вещи для бедных. Но проблема главная в том, Генри, что мы ничего не можем поделать. Я ее познакомила с несколькими молодыми людьми, но она никого не выбрала. Сара намерена выйти замуж по любви!

– Она начиталась этих современных романов, – подвел итог отец Сары. – Это надо прекратить.

– Ты женился по любви, и я, что бы там ни говорили, тоже. И кстати, это помогло мне вспомнить, что я собиралась поговорить с тобой по поводу расходов. (Брат при этих словах поднял голову, выжидающе глядя на нее.) Не смотри на меня так, Генри! Анжелине надо обновить весь гардероб перед тем, как мы поедем с ней в Лондон, не говоря уже о придворном платье. Естественно, она будет представлена ко двору.

– Но это немыслимые расходы! Моя семья меня разорит!

– Вздор! Ты избежал трат на выезд в свет двух старших дочерей. Ты обязан теперь, хотя бы в память Фанни, сделать все для Анжелины. И никаких отговорок!

– Лучше скажи сразу, сколько тебе надо, но имей в виду, что я не богат.

Феба Кернфорт улыбнулась:

– Ты поешь эту песню, сколько я тебя помню, Генри.

– Сара тоже без конца мне твердит об этом ужасном бале. Он будет мне стоить разорения, на одно шампанское и музыкантов уйдет целое состояние. Зачем весь этот шик? В мое время молодые люди умели развлекаться без этого.

– У тебя короткая память, Генри. С тех пор как умерла Фанни, ты ни разу не устраивал приемов. Десять лет слишком много для траура. Все собираются как следует повеселиться, и это будет прекрасной практикой для Анжелины.

– Но зачем столько шампанского? И я убежден, что не стоит зажигать все свечи в люстрах. Торговец свечами представит счет, который сделает меня больным.

Миссис Кернфорт, отметая причитания брата, продолжала безжалостно:

– Я заметила, что Фэрли превратился во вполне приличного молодого человека. Он выглядит как джентльмен. И думаю, Генри, за эту метаморфозу ты должен благодарить какую-то женщину…

Тысячи огней сверкали в огромных люстрах бального зала дома, построенного в поместье в те времена, когда Фанни Оден стала его хозяйкой почти тридцать лет назад.

Для сегодняшнего случая по периметру танцевального зала расставили кресла, стулья и кушетки для удобства тех, кто захочет отдохнуть.

Почти сотня приглашений была разослана всем почтенным семействам графства, и большинство, помня гостеприимство Фанни Оден и ее экстравагантные рауты, ответили, что с охотой принимают приглашение.

Сара окинула зал внимательным взглядом. Все, кажется, были вполне довольны, наслаждались танцами и шампанским, некоторые заводили новые знакомства либо возобновляли старые. В современного покроя платье из набивного бархата, с цветами в прическе, Сара выглядела весьма элегантно. Она скользила по залу в толпе, ничего не оставляя без внимания. Слишком добросовестная хозяйка, чтобы наслаждаться самим балом, Сара ставила свои удовольствия ниже удобства гостей. Впрочем, все-таки она не совсем забывала о себе, потому что уже протанцевала два контрданса – один с мужем сестры Джоном, второй – с сыном местного викария. Этот джентльмен собирался вскоре сам стать хозяином прихода. Он был года на два младше Сары, но его это обстоятельство не смущало. Сын викария давно испытывал к ней самые нежные чувства, но Сара пыталась избегать его навязчивого внимания.

Фэрли Оден стоял, играя моноклем, пряча зевок в ладони.

Он мечтал о том моменте, когда приличия позволят ему скрыться с друзьями в соседней комнате для игры в вист. Глаза его встретились со взглядом некой матроны, голову которой украшал огромный тюрбан с перьями, и, отвесив сдержанный поклон, он послал улыбку этой леди, и она в смущении отвернулась.

Он досадовал на себя еще больше, чем в первый день приезда домой. Ему ужасно хотелось очутиться снова в Лондоне, хотя приглашенные друзья, надо отдать им должное, вовсе не скучали. Впрочем, ведь никто из них не находился под чарами мадемуазель Лесталье.

Он решил, что был идиотом, когда, надумав изменить жизнь Сары, пригласил сюда совершенно для нее неинтересных и неподходящих молодых людей. С каждой минутой это становилось все очевиднее. Он сравнивал бал с теми светскими раутами, к которым привык, местную публику – с утонченными светскими кавалерами и дамами и понимал, как ему трудно будет выдержать вынужденное пребывание в провинциальной глуши еще пару дней.

Он вставил в глазную впадину монокль и окинул критическим взглядом общество. Перед ним внезапно возникло лицо знакомой девицы, которая явно ждала его благосклонного знака внимания. Вспыхнув, она тут же потупила взор, а Фэрли Оден сбросил монокль и, вздохнув, понял, что придется ее пригласить на следующий танец.

Сара, вернувшись в залу после недолгого отсутствия, – в столовой она проверяла, все ли в порядке на праздничном столе, который буквально ломился от блюд и напитков, – увидела направлявшуюся к ней тетю Фебу, выглядевшую весьма внушительно в атласном бирюзовом тюрбане с пышными перьями.

– Наш маленький раут, кажется, вполне удался, – раскланиваясь с новыми знакомыми через залу, заметила она. – Не помню уж, когда еще я так веселилась.

Она опустилась на софу у стены, радуясь возможности отдохнуть, а Сара села рядом, обмахиваясь веером.

– Анжелина имеет успех. Кажется, не пропустила ни одного танца, – сказала Сара.

Взглянув в ту сторону, где ее сестра танцевала с лейтенантом Мэтьюзом, она отметила его увлеченность Анжелиной. Но этого и следовало ожидать. Анжелина, в белом атласном с голубой отделкой платье, с жемчугом в белокурых волосах, была самой красивой в зале.

– Этого и следовало ожидать, – заметила тетя Феба, высказав вслух мысли Сары. От ее проницательного взгляда ничто не могло укрыться. – А сколько раз тебя приглашали танцевать, могу я спросить?

– Приглашали, тетя Феба, не беспокойтесь! Но все это были мужчины не в моем вкусе, хотя лейтенант Мэтьюз очень мил. Анжелина нисколько не преувеличивала на этот счет. Он вполне достойный молодой человек.