Изабель закрыла глаза, пытаясь побороть приступ подступившей дурноты.

– Но ведь Джастин отсылает тебя! Он отправляет тебя в Сир, – с трудом шепнула она.

– Да, – печально подтвердила Эвелина, – и мы будем тосковать друг без друга, хотя он и обещал часто навещать меня, когда родится наше дитя. Как только ты переселишься куда-нибудь, он обещал вернуть нас в Тальвар. Он считает, что ты непременно согласишься уехать. Если же ты откажешься, он сказал, что построит неподалеку отдельный дом для меня и моего ребенка. Как бы то ни было, меня все устраивает, – закончила она. – Но ты ведь понимаешь, Изабель, что Джастин предпочтет жить вместе со мной, а не с тобой. Представить себе не могу, что ты способна пожелать остаться в Тальваре совсем одна. Ведь тебе представляется отличная возможность обзавестись своим собственным домом где-то неподалеку.

Изабель покачала головой. Ее била дрожь.

– Это неправда. Ты все выдумала. Он сказал, что, как только ты уедешь, мы начнем все сначала. Ведь он же отсылает тебя прочь!

– Нет, это правда! – в ярости крикнула Эвелина, вскакивая. – Не будь такой дурой, Изабель! Ты же не слепая! Тебе отлично известно, что мы с Джастином стали любовниками, чуть ли не с того самого дня, когда я появилась в Тальваре. Мы любим друг друга так, как тебе с твоими идиотскими книгами и учеными идеями никогда не понять! И мы с ним не собираемся расстаться только потому, что Джастин совершил нелепую ошибку и обвенчался с тобой, а не со мной. Теперь он горько сожалеет об этом, ты прекрасно знаешь. Тебе ведь это было известно с самого начала, не так ли? – Она шагнула ближе и встала почти вплотную к Изабель. – Разве нет? Неужели ты и впрямь вообразила, что желанна ему больше, чем я? Разве в последние месяцы он не доказал тебе, кого из нас предпочитает? Он же не спал с тобой, хотя имел возможность сделать это, – не спал с тобой потому, что проводил все время со мной. Каждую ночь и каждый день. Мы любили друг друга всякий раз, как только нам удавалось остаться наедине! – Она опустилась на колени, схватила руку Изабель и прижала ее пальцы к своему животу. – Видишь, Изабель? Вот здесь, у меня под сердцем, растет его ребенок! Неужели ты скажешь, что и это – тоже выдумки?

Изабель отдернула руку.

– Ты лжешь! – закричала она.

Эвелина презрительно расхохоталась.

– Ах ты, глупенькая сучка! Неудивительно, что Джастину не терпится поскорее избавиться от тебя! А знаешь, когда был зачат мой ребенок? Знаешь? – Она наклонилась вперед и заговорила горячо и настойчиво: – В ту самую ночь, когда у тебя случился выкидыш, мы с Джастином были в кузнице – мы были там и занимались любовью, Изабель! В тот самый час, когда погибал твой ребенок, мое лоно приняло семя Джастина, вот почему его не было с тобой, вот почему он не пришел, даже когда ты звала его. Он был со мной, и ничто и никто на свете, а уж тем более ты, не сможет разлучить его с женщиной, которую он любит всем сердцем. Подумай об этом, Изабель, когда я уеду в Сир! – Эвелина порывисто вскочила. – А если ты до сих пор не желаешь мне верить, ступай и расспроси Эрика. Он прибежал в кузницу, чтоб отвести к тебе мужа, и увидел нас с Джастином. Мы лежали, обнявшись, на соломе. А еще лучше спроси самого Джастина. Он не станет отрицать, что я действительно ношу ребенка. Он сам обо всем тебе расскажет, и сделает это с величайшим удовольствием.


Изабель нашла Эрика в конюшне – он старательно чистил скребницей свою лошадь после утомительных занятий воинскими искусствами. Эрик удивленно поднял голову, когда Изабель распахнула двери, и, увидев хозяйку Тальвара, так и застыл на месте с поднятой рукой. Взгляд его не отрывался от лица Изабель.

– Миледи… – заговорил парень, и в голосе его звучало такое отчаяние, что Изабель сразу поняла, что вид ее столь же ужасен, как и самочувствие. – Что случилось?

Она передала ему все, что наговорила Эвелина, с трудом произнося слова онемевшими губами, но из последних сил стараясь держать себя в руках и не поддаваться боли и страху.

– Ты только скажи мне, правда ли все это, – просила она юношу, подавляя рыдание. – Пожалуйста, скажи мне правду.

Он медленно опустил руку, так крепко сжимавшую скребницу, что пальцы его побелели.

– Миледи, я не знаю, что тут, правда, а что – ложь. Мне так не хочется причинять вам боль… – Он зажмурился, но тут же посмотрел ей прямо в глаза, и Изабель увидела в них отражение своего горя и страдания.

– О, Господи! – Она прижала дрожащую руку к губам, по ее щекам струились горячие слезы. – О, Господи…

– Миледи! – Эрик едва успел подхватить ее, ноги отказались служить ей. Эрик бережно опустил Изабель на постланную в стойле солому и встал возле нее на колени. – Умоляю вас, миледи, не плачьте. Я действительно видел все это, но не могу поклясться, что все так и было на самом деле, как она говорит. Поначалу я решил, что объяснить это можно лишь так, как она вам сказала, но потом Сенет подал мне мысль, что…

– Сенет! – ахнула Изабель. – И ему тоже было известно все?

Эрик виновато потупился.

– Я рассказал ему, да и остальным тоже. Умоляю, простите меня! – быстро выпалил он, когда Изабель с отчаянием попыталась вырвать у него свою руку.

– Неужели я последней в Тальваре узнаю, что мой муж изменяет мне с моей же двоюродной сестрой? – воскликнула Изабель, заливаясь слезами. – Все это время вам всем была известна правда. А ведь вы разговаривали со мной, ели со мной за одним столом и все знали!

– Простите меня, умоляю, – вскричал Эрик. – О, миледи, миледи, ради всего святого, не плачьте. Что мне сделать, чтобы помочь вашему горю? Ради Бога, скажите, и я сделаю все, о чем бы вы меня ни просили!

– Побудь со мной, – с усилием выговорила Изабель, крепко держа его за руку. – Не уходи… Побудь со мной немного.

– Сколько прикажете, миледи.

Они долго сидели на соломе, пока Изабель не успокоилась. Лицо ее было еще влажным от пролитых слез, покраснело и припухло, но дыхание выровнялось, и мысли уже не бились в голове, словно бешеные. Когда Изабель оставила Эрика заниматься лошадью, она заручилась его торжественной клятвой всячески помогать ей после того, как она, наконец, покинет Тальвар, и она обрела душевное равновесие, столь необходимое для предстоящего объяснения с мужем.


Опустившись на колени возле самого большого деревянного сундука, из тех, что стояли в его спальне, Джастин провел ладонью по причудливо украшенной тетради для подсчетов, одной из только что доставленных гайрским курьером, являвшимся в Тальвар каждую неделю.

Тетради – всего двенадцать – согласно детальным указаниям Джастина были переплетены самой дорогой кожей, с золотым тиснением и инкрустациями из сверкающих сапфиров. На обложке каждой тетради, сплетенные в элегантную монограмму, значились инициалы «И. Б.», затейливо раскрашенные по последней моде. Джастин надеялся, что эти тетради понравятся Изабель, и, как только она заполнит своим аккуратным почерком все их страницы, он закажет ей новые – еще красивее. В следующей партии тетрадей, удовлетворенно думал он, надо будет поместить портрет самой Изабель – точь-в-точь как когда-то портрет ее матери. Джастин решил непременно пригласить самого лучшего рисовальщика Англии. Пройдут годы, их дети подрастут и смогут любоваться изображением Изабель в молодости. Так любуются изображением матери и сама Изабель и Сенет.

Два дня. Всего два дня, и наконец-то Изабель получит благословение Святой Церкви и сможет решить, каким будет их брак. Впрочем, Джастин не сомневался, каким он будет, ведь он судил по ее нежным взглядам и другим проявлениям искренней привязанности. Они снова станут мужем и женой и начнут все сначала.

С того вечера, как Джастин получил ее прощение, ему стало вдвойне тяжко держаться от нее на расстоянии и даже не сметь к ней прикоснуться. Теперь, когда прошлое, казалось, забыто и его отвратительное поведение тоже позабыто, они начали понемногу вновь достигать той удивительной близости, что так много значила для Джастина – и, как он надеялся, для Изабель тоже. В последнее время ему казалось, что ночи становятся все длиннее и длиннее и длятся бесконечно, а он находится так близко от нее, сгорая от страстного желания, испытывая жгучую необходимость любить Изабель, ласкать ее или хотя бы просто знать, что она рядом. Днем все было замечательно – они снова сидели за столом рядом и вели оживленный разговор, как когда-то, а вечерами играли в шахматы у камина, улыбаясь и тихо переговариваясь, ласково поддразнивая друг друга и обмениваясь шутками. За последнюю неделю Изабель дважды приходила в кузницу и задерживалась дольше часа – утверждая, что приходит лишь для того, чтобы побыть с ним. Ощущение вновь обретаемого счастья доставляло Джастину почти болезненное наслаждение, и он неустанно возносил благодарственные молитвы Господу за то, что ему довелось познать в жизни подобную радость.

Эти изготовленные по его заказу тетради станут его первым подарком жене – он отдаст их, как только Хьюго и Эвелина покинут Тальвар. Второй подарок он сделает ей позже, когда на деле докажет, как сильно любит ее, – докажет и словами, и истосковавшимся по ней телом. Джастин с удовлетворением полагал, что Изабель непременно понравится купленный для нее дом в Лондоне. Там они станут жить зимой, и она сможет сколько угодно заниматься милыми ее сердцу точными науками, пока сам он будет совершенствовать свое кузнечное мастерство в кузнице, которую планирует пристроить к дому.

Позднее, когда у них родятся дети, он начнет проводить в Лондоне больше времени, обучая наследников всему, что следует знать образованным отпрыскам дворянского рода, благо в столице, несмотря на великое множество недостатков городского житья, много церквей и опытных наставников, а потому и богатый, и бедный могут получить образование и по душе, и по карману. Воспитанники его, наверное, поедут с ними или же, если захотят, останутся в Тальваре. Впрочем, вскоре юношам предстоит покинуть его и вступить в новую, самостоятельную жизнь. Они увезут с собой знания, которыми он поделился с ними, а на их место к Джастину придут новые молодые люди, жаждущие знаний, и он научит их всему, что должен знать мужчина. Поэтому им с Изабель придется проводить в Тальваре большую часть года, но это не значит, что он станет отказывать ей в удовольствии поразвлечься месяц-другой в Лондоне. Они с радостью будут ждать возвращения и не успеют затосковать по зеленым холмам Тальвара.