У Эвелины действительно такой вид, словно она вот-вот упадет в обморок, с неожиданным сочувствием подумала вдруг Изабель. Ей еще ни разу не доводилось видеть кузину в подобном состоянии, мокрую и растрепанную, с посиневшими губами и покрасневшей от снега и ветра кожей. Сейчас перед женой Джастина стояла глубоко несчастная, отчаявшаяся женщина, а вовсе не властная насмешница, сделавшая жизнь Изабель в доме сэра Майлза истинным адом.

– Конечно, ты можешь переночевать у нас, – проговорила Изабель, делая шаг вперед и протягивая руку своей единственной родственнице, которую постигло несчастье, и к которой Изабель испытывала сейчас одну лишь жалость. – Проходи, садись поближе к огню и сними поскорей свой мокрый плащ. – Стащив с плеч Эвелины отяжелевший от влаги плащ, Изабель кинула его на руки Оделин, поймавшей его с гримаской отвращения. – Мег, принеси подогретого вина, да поскорее, – приказала Изабель, подводя кузину к удобному креслу у камина. – Да у тебя руки холодные, как ледышки! Гайза, пожалуйста, нагрей воды для купания, а ты, Оделин, беги наверх и приготовь одну из гостевых комнат. Вот увидишь, скоро все будет в порядке, и тебе станет лучше, – заверила она двоюродную сестру.

– Спасибо, Изабель! – Эвелина наклонилась вперед, протягивая дрожащие руки к пламени камина. – Я не заслуживаю такой доброты. Господь да благословит тебя… – Голос ее прерывался, как будто Эвелина готова была в любую минуту расплакаться. Изабель никогда раньше не слышала, чтобы ее гордая кузина произносила такое.

Джастин приблизился к камину и остановился перед своей бывшей невестой, устремив на нее сосредоточенный хмурый взгляд.

– Да! Вы можете провести одну ночь в Тальваре, – спокойно произнес он. – Но не более. Завтра же утром, независимо от того, кончится снегопад или нет, я отвезу вас в Брайарстоун.

– В Брайарстоун? – дрожащим голосом повторила Эвелина.

Он кивнул.

– У сэра Кристиана вы будете в полной безопасности, пока окончательно не решите, что вам следует делать далее.

– Но, Джастин, как же так?.. – начала было Изабель.

– Так будет лучше, – ответствовал он. – Я ничуть не виню твою кузину в том, что она явилась к нам после всего, что ей пришлось претерпеть от твоего дяди, однако мне кажется, что будет неразумно позволить ей надолго задержаться в Тальваре. – Джастин предостерегающе поднял руку, видя, что Изабель собралась возразить ему. – Нет, Изабель, все будет именно так, как я сказал. Сегодня вечером леди Эвелина – желанная гостья в нашем доме, она может переночевать в Тальваре. Однако утром она должна уехать.

Глава шестнадцатая

Ночью снегопад прекратился, укутав землю великолепным белым покрывалом, и путники продвигались вперед в сиянии первозданной чистоты.

Никто не произносил ни слова, и Джастин был рад молчанию. Ему не хотелось разговаривать с леди Эвелиной и тем более не хотелось, чтобы она попыталась вести с ним светскую беседу. У Джастина и без того было тяжело на душе, когда утром он покинул Изабель, оставив ее в теплой постели после долгой ночи нежной любви. Джастину нерадостно было при мысли, что по вине кузины его жены он вынужден отправиться в путь в первый день Рождества. Едва ли вообще ему могла прийти в голову мысль, что ему придется когда-нибудь в такой день провожать леди Эвелину до Брайарстоуна. Ему не часто удавалось проводить с Изабель долгие часы, делать, что взбредет в голову, не занимаясь утомительным трудом. В этом году Джастин с особым нетерпением ожидал Рождества – он хотел, чтобы в праздничные дни Изабель принадлежала ему одному, ведь обычно ему приходилось делить ее то с ее финансовыми документами, то со своими воспитанниками.

Кроме того, Джастину становилось не по себе при мысли, что он собирается навязать сэру Кристиану общество леди Эвелины, тем более, сейчас, когда все обитатели Брайарстоуна весело празднуют Рождество Господне. Впрочем, Джастин был уверен, что лучший друг все поймет и примет эту женщину под свой кров, хотя Крис сильно недолюбливает леди Эвелину. Джастин по крайней мере в состоянии восхищаться ее красотой, остроумием и образованностью, не забывая при этом о коварстве и лживости молодой аристократки, тогда как Крис не находит в ней никаких привлекательных качеств.

Да, Эвелина – истинная красавица, подумал Джастин, на мгновение задержав взгляд на ее гордом профиле. Жаль, что такая прелестная внешность скрывает столь холодное сердце. Джастин давно уже понял, какая из двух составляющих человека является более значимой и постоянной. Красота Изабель в его глазах не померкнет никогда, даже если жена его состарится. Для Джастина она всегда будет прелестнейшей из всех женщин на свете. Ее доброта и сочувствие к попавшей в беду кузине лишний раз доказали, что он не ошибся в выборе жены. Несмотря на жестокость и насмешливое презрение в обращении с ней леди Эвелины, Изабель проявила к ней редкое сочувствие и жалость. Поздно вечером, когда супруги удалились к себе в спальню, Изабель по доброте душевной просила Джастина разрешить ее кузине остаться в Тальваре, настаивая на том, что присутствие леди Эвелины не будет ей неприятным. Однако Джастин был менее склонен к всепрощению, чем его жена. Каждый раз, когда он думал обо всем, что пришлось вынести Изабель по вине дяди и его дочери, гнев с новой силой закипал в его душе.

И все же, подумал он, поглядывая на леди Эвелину, похоже, перед ним сейчас совсем иная женщина. Несмотря на вызывающе вздернутый носик, она казалась неуверенной, держалась напряженно, словно боялась чего-то, да и лицо ее было белым как мел. Джастин все еще пристально смотрел на нее, и вдруг она побледнела еще сильнее и, резко покачнувшись, схватилась рукой за живот.

– Миледи, вам дурно? – воскликнул он, направляя Синна поближе к лошадке Эвелины и принимая поводья из ее рук.

Та изогнулась всем телом, зажала рот ладонью и судорожно закивала, в ужасе широко открыв глаза.

Джастин понял, что времени терять нельзя, а потому в мгновение ока спешился, схватил леди Эвелину за талию и стащил с седла. Она что-то невнятно простонала, оттолкнула его руку и, шатаясь, с трудом добрела до обочины дороги и рухнула на колени прежде, чем содержимое ее желудка изверглось наружу в придорожные кусты.

– Милорд, что случилось? – Кейн, ехавший впереди, развернул своего коня, чтобы узнать причину остановки.

Желая избавить леди Эвелину от нового унижения, Джастин махнул юноше рукой.

– Поезжай вперед и подожди нас. Мы скоро тебя догоним.

Кейн кивнул и повиновался. Как только он скрылся за деревьями, Джастин приблизился к леди Эвелине и опустился возле нее прямо в снег, одной рукой поглаживая ее по спине.

– Тише, тише, – ласково проговорил он, дожидаясь, когда приступы дурноты перестанут сотрясать ее. – Все будет хорошо, не волнуйтесь, миледи.

Ее тело била крупная дрожь. Эвелина, попыталась, было обтереть рот перчаткой, но пальцы не слушались ее. Опираясь рукой о землю, она, стоя на четвереньках, разразилась слезами.

– Ну-ка, давайте сядем, – спокойно предложил Джастин, взяв Эвелину за плечи и поднимая ее. Как-то так получилось, что она повернулась, и, вот уже он обнимает ее, а она горько плачет, вздрагивая всем телом, прижимаясь лбом к его шее. Да ведь у нее лихорадка, сообразил Джастин, когда к нему прикоснулась горящая, словно в огне голова Эвелины. И плачет безутешно, будто ребенок, который не в силах справиться с постигшим его несчастьем.

– Ну-ну, не надо плакать, – неловко пробормотал он, поглаживая рукой ее головку в теплой шапочке и пытаясь успокоить. – Вам скоро станет легче, миледи.

– Нет, – горестно выговорила она. – Не станет.

– Ясное дело, станет, – заверил он ее. – Вы просто переутомились от долгого путешествия и расстроены ото всех невзгод, что свалились на вашу голову. Ничего удивительного, что вам вдруг стало дурно.

Болезненно всхлипнув, она покачала головой.

– Дело вовсе не в этом. Просто они… эти люди… они…

– Люди? – переспросил Джастин. – Провожатые, с которыми вы приехали сюда?

Эвелина кивнула.

– О-они и-изнасиловали меня… – едва слышно прошептала она, давясь слезами. – О, Господи, сжалься надо мной. Мне кажется, я… я беременна.

Джастин почувствовал себя так, словно в грудь его вонзили острый кол.

– Они… вас… изнасиловали?

– Они забавлялись со мной каждую ночь все время нашего путешествия, угрожая бросить в лесу, если я не сделаю то, что им от меня нужно.

– Подонки! – в ярости зарычал он, не замечая, что руки его все крепче сжимают точеную фигурку Эвелины. – Подлые собаки! Я догоню их и прикончу. Собакам – собачья смерть!

– Но что же делать мне, милорд? – Эвелина судорожно перебирала полы своего плаща. – Что же мне делать, если я на самом деле жду ребенка? Ведь теперь ни один мужчина не взглянет на меня, тем более что я скоро располнею. Куда же мне идти? Если мой отец узнает правду, он потребует, чтобы меня предали публичному позору по приказу самого короля. О, Господи, Творец милосердный! – ее голос умоляюще зазвенел. – Сжальтесь надо мной, милорд!

– Не бойтесь, – обратился к ней Джастин. – С вами ничего не случится. Клянусь вам. Можете остаться в Тальваре до тех пор, пока не родится ребенок, а уж тогда мы решим, что делать дальше. Вам нечего бояться.

– Но мой отец!

– Ему не добраться до вас, пока вы будете под моей защитой. Я не позволю ему тронуть и волоса на вашей голове, тем более угрожать вам.

Эвелина осторожно высвободилась из объятий Джастина и подняла к нему мокрое от слез, распухшее лицо.

– Но вы же не хотите, чтобы я оставалась в Тальваре, ведь я причинила Изабель столько страданий! Вчера вечером вы ясно дали мне понять, что ни вы, ни Изабель не желаете меня видеть. Как же я теперь вернусь, даже если вы разрешите мне остаться?

Джастин в ту минуту сам обдумывал это и мог найти ответ лишь в жалости, которую испытывал к дочери сэра Майлза. Леди Эвелину постигло сокрушительное падение с высот, когда ее боготворили придворные щеголи. Еще недавно Джастин мог бы поклясться, что совершенно равнодушен к этой жестокой, холодной женщине, однако теперь он не мог не сжалиться над глубоко несчастным, отчаявшимся созданием, сидевшим перед ним на снегу. Он лишь сожалел, что не способен испытывать к Эвелине более благородных чувств, нежели простая жалость.