Мариэлла нисколько не сомневалась, что забеременеет быстро. Она знала это из собственного опыта и была удивлена, когда через несколько месяцев брака ничего не произошло. Когда прошло полгода, Малкольм настойчиво порекомендовал ей обратиться к известному гинекологу. Он сам отвез ее в Бостон, поместил в клинику и оставил на несколько часов под наблюдением опытных специалистов. К концу дня врачи пришли к заключению, что у Мариэллы нет проблем гинекологического порядка, и мистеру и миссис Паттерсон не следует расставаться с надеждой. Врачи уверили Малкольма, что беременность его супруги — вопрос времени, и дали несколько советов, которые вогнали Мариэллу в краску, но Малкольм твердо решил, что этим советам надо последовать.

Прошло еще шесть месяцев, советы врачей не принесли желаемого результата, и супруги по-настоящему забеспокоились. Каждый месяц, убедившись, что беременность так и не наступила, Мариэлла впадала в состояние, близкое к истерике. От нервного напряжения возобновились головные боли. Тогда-то она обратилась за консультацией к своему личному врачу. Ничего нового врач посоветовать не смог, и тогда он очень осторожно намекнул, что есть женщины, попросту не созданные для материнства. Он уже встречался с подобными случаями, когда молодые, здоровые женщины, не имеющие никаких женских заболеваний, выполняют все предписания врача, а зачатия не происходит. В этом никто не виноват, но…

— Бывает, — сказал он, понижая голос, — что богу зачатие не угодно.

— Это не мой случай, — робко произнесла она, опасаясь поднять глаза на доктора. Мариэлла ни о чем не рассказывала Малкольму, тем более не стала бы говорить теперь, когда она, по всей видимости, не могла зачать от него ребенка.

— У вас уже были беременности? — спросил врач. Опытный врач и сам знал ответ на свой вопрос — осмотр не оставил сомнений на этот счет. Но если женщина так старательно пытается сохранить свою тайну, он не вправе вынуждать ее к откровенности. Мариэлле необходимо было рассказать о своих проблемах, и ей показалось, что именно этому человеку можно доверить свой секрет. К нему она обратилась сама, старый врач был одним из немногих ее знакомых, кто никак не был связан с Малкольмом.

— Да, — кивнула она.

— Аборты?

Важный для диагностики вопрос. Бывает, что женщина вынуждена прибегать к подпольным абортам. И часто бывает, что в таких случаях она лишается возможности когда-либо иметь детей. Хорошо еще, если она останется в живых, побывав в руках этих «специалистов», которые занимаются нелегальными абортами.

— Нет.

— Понятно… — Врач сочувствующе кивнул. — Вы потеряли ребенка.

— Нет, — начала она, и вдруг голос ее задрожал:

— То есть да… Ребенок был… потом умер…

— Мне очень жаль, поверьте.

Мариэлла наконец рассказала врачу все, расплакалась, потом долго успокаивалась и через два часа, выходя из его кабинета, она чувствовала облегчение. Как будто сбросила тяжкий груз с плеч.

Он вдохнул в нее силы, сказав, что не сомневается — она обязательно будет иметь детей.

Он оказался прав. Прошло два месяца, и Мариэлла обнаружила с удивлением и радостью, что она ждет ребенка. А она-то уж думала, что это никогда не произойдет, и даже задавала себе вопрос, не предложить ли Малкольму развод, раз она не в состоянии исполнить его желание и подарить ему ребенка. И вдруг во мраке блеснул свет, и вот уже Малкольм, обрадованный, признательный, сидит около нее. Как только он узнал, что станет отцом, он засыпал Мариэллу драгоценностями и самыми разными подарками, стал приходить домой к ленчу, чтобы узнать, как она себя чувствует, обращаться с ней как с самым ценным и хрупким бриллиантом на свете и ежеминутно строить планы относительно будущего малыша. Несомненно, он ждал именно сына, но был готов радоваться и рождению дочери.

— Пускай родится девочка, потом обязательно будет сын, — возбужденно говорил он, а Мариэлла смеялась. К тому времени живот ее значительно округлился, она стала плохо и беспокойно спать, побаивалась того, что будет дальше. Но в то же время она словно помолодела, и боль прошлого отступила на второй план перед новой жизнью, зарождавшейся в ней. Она часами сидела в своей комнате, прислушиваясь к движениям ребенка в животе и ожидая того момента, когда она сможет взять его на руки. Мариэлла знала, что пустоту, мучившую ее все эти годы, может заполнить только новый ребенок. Она повторяла себе самой, что родится уже не Андре, что это будет совсем другой малыш. Андре не вернется… Все равно, сын будет или дочь, Мариэлла примет ребенка всем сердцем, и Малкольм тоже.

Малкольм велел всем в доме всячески заботиться о Мариэлле, исполнять любую ее прихоть, заставлять ее правильно и регулярно питаться, оберегать ее, чтобы она не споткнулась, не упала, не переутомилась. Правда, слуги не так радостно восприняли ее беременность, как сам Малкольм. Они увидели возможность причинять ей новые мелкие неприятности. Особенно домоправительница, которая прожила в доме уже двадцать лет, пережила недолгое владычество обеих предыдущих жен Малкольма и относилась к Мариэлле как к нахальной особе, которая вторглась в чужой дом и которую рано или поздно можно будет спровадить. Перспектива рождения ребенка как бы укрепляла позиции Мариэллы, так что ее «домашние» недоброжелатели не радовались, а, наоборот, досадовали больше прежнего. Домоправительницу, горничных, шофера Патрика, ирландца, которого Мариэлла невзлюбила с первой встречи, даже повариху раздражала необходимость выполнять капризы Мариэллы, например, специально заваривать для нее чай, когда у нее болела голова. Головные боли Мариэллы рассматривались как проявления слабости, и слуги часто позволяли себе высказывания на этот счет. Даже нянька, которую Малкольм нанял для будущего ребенка, казалось, относилась к Мариэлле как к низшему существу. Это была англичанка с каменным лицом и с сердцем, по-видимому, из того же материала. Малькольм привез ее из одной из своих многочисленных заграничных командировок. Трудно было себе представить, что эта женщина способна нежно относиться к новорожденному. Когда она приехала (это случилось за месяц до предполагаемого рождения ребенка), Мариэлла пришла от нее в ужас.

— Малкольм, ей бы быть надзирательницей в тюрьме. Как можно ей доверить ребенка? — спрашивала Мариэлла, хотя на языке у нее вертелось другое: а зачем она вообще нам нужна? Об Андре Мариэлла заботилась сама, но воспоминания о том времени были слишком мучительны, так что она не спорила с Малкольмом всерьез. — Я могу и сама ухаживать за ребенком.

Но он только рассмеялся в ответ. Ему словно нравилось, что она не умеет защитить себя ни перед кем.

— Когда родится ребенок, ты будешь истощена. Тебе понадобится отдых. Мисс Гриффин сделает все, что нужно. У нее прекрасные рекомендации, есть опыт работы в детской больнице. Нам нужна именно такая няня. Ты, надо полагать, сама еще не знаешь, что тебе понадобится. Вот увидишь, с детьми совсем не так просто нянчиться, как тебе кажется.

Она-то знала наверняка, что с детьми проще, чем кажется ему, но сказать не могла. В восемнадцать лет у нее родился ребенок, с которым она управлялась без всяких помощников.

Мисс Гриффин начала с того, что заявила, будто головные боли Мариэллы являются признаком того, что организм матери серьезно ослаблен. Похоже было, что она хочет пристыдить самую боль, но голова болела слишком сильно, Мариэллу в такие минуты могли вылечить только темная комната и тишина. Для возникновения ее головных болей могли найтись тысячи причин. Напряжение, беспокойство, спор с Малкольмом, грубость горничной, простуда, инфекция, просто вечерняя усталость, жирная пища, даже стакан вина. Головные боли были настоящей пыткой для Мариэллы, ей постоянно приходилось извиняться, как будто бы они в самом деле были лишь ее капризом, как намекнула мисс Гриффин.

Только один человек из прислуги был добр к Мариэлле — Хейверфорд, старый дворецкий, англичанин. Он никогда не был назойлив, но держался неизменно любезно. Мариэлла любила его общество. В отличие от него мисс Гриффин с первых же дней постаралась завоевать особое доверие Малкольма, который нанял ее сам. И вскоре для нее, как и для прочих, Мариэлла стала нежеланной гостьей в собственном доме. Англичанка стала относиться к Мариэлле как к необходимому, но малоприятному устройству для производства детей. В конце концов Мариэлла начала не на шутку бояться мисс Гриффин. Ей хотелось, чтобы сейчас с ней были люди, которые любят ее, и она невольно вспоминала недели перед рождением Андре, когда рядом с ней был Чарльз. Часто она ложилась спать в слезах. Малкольм замечал это и каждый раз бывал удивлен и огорчен.

— Ты сейчас слишком чувствительна. Постарайся не принимать все так близко к сердцу, — попытался успокоить ее Малкольм. Но, поговорив с мисс Гриффин, он решил, что Мариэлла просто не в себе. Похоже было, ей постоянно хотелось плакать. Особенно сильно Мариэлла расстроилась в тот день, когда пришла в офис и встретила Бригитту. Она показалась себе такой толстой и уродливой по сравнению с секретаршей, что три дня подряд наотрез отказывалась сопровождать Малкольма на прием. Однако он был всегда терпелив и честно старался ее понять. Он видел, что к концу беременности Мариэлла была далеко не в лучшей форме. Она боялась, едва держала себя в руках. Малкольм старался помочь ей, как мог. Мисс Гриффин объяснила ему, что некоторые женщины настолько боятся болевого шока при родах, что теряют голову при одной мысли о том, что им придется испытать. Эти слова подтверждали первоначальную теорию няньки, что молодой матери не хватает силы воли, более того, ей не хватает мужества.

Мариэлла хотела, чтобы ребенок с самых первых часов своей жизни находился дома, но Малкольм твердо стоял на том, что он должен появиться на свет в больнице, где на случай непредвиденных осложнений есть самое современное оборудование. Мариэлла чувствовала, что ей будет спокойнее, если ребенок родится дома, она боялась, что ребенка могут украсть или подменить, и даже призналась в этом Малкольму. В сентябре арестовали Бруно Ричарда Хауптмана за похищение сына Линдбергов, и сейчас похищение ребенка вновь сделалось навязчивой идеей Мариэллы. Но Малкольм решил, что у нее просто расходились нервы, так как она была на седьмом месяце беременности. Для нее настали трудные времена, а истинной причины ее страхов не знал никто. Только ее лечащий врач догадывался, и при каждой встрече он пытался ее успокоить и убедить, что на этот раз все будет хорошо.