Комната наполнялась светом, стали вырисовываться контуры отдельных предметов. Через ту же щель в шторах, сквозь которую проникал утренний свет, ворвался луч солнца; он упал на вазу с гвоздиками, стоявшую у постели Ди. Она взглянула на цветы. Они стояли на том же самом месте, что и вчера, но тогда с нею был Гюг… Он прикасался к цветам, вдыхал их аромат. Горячие слезы снова полились из ее глаз. Горько рыдая, Ди спрятала лицо в букет белых гвоздик.

ГЛАВА X

Признание

Гюг шел домой. В бессильной злобе он проклинал и презирал себя. И в то же время в глубине его души светилась радость, радость, в которой он боялся признаться даже самому себе.

В этот день он был приглашен на обед, но сейчас испытывал ко всем людям сильнейшее отвращение, ему хотелось быть одному. Он приказал Тому говорить всем, что его неожиданно вызвали из города.

Расслабляющий зной, заливающий переполненные людьми улицы, казался чем-то осязаемым. Он повис над утомленными пешеходами, над беспрерывно движущимся потоком экипажей и автомобилей. Гюг открыл дверь квартиры английским ключом и бесшумно вошел в гостиную.

Мужская фигура поднялась с кресла ему навстречу: то был Виндльсгэм.

Гюг почувствовал досаду — ему так хотелось быть одному.

— Алло, — сказал он, стараясь придать своему голосу достаточно дружеский оттенок.

— Алло, — повторил Виндльсгэм. В голосе его не слышалось обычной бесшабашности. — Я знаю, что вы должны уйти, — сказал он, — но не задержу вас надолго. Мне очень нужен ваш совет.

Виндльсгэм был младшим товарищем Гюга по Итону. Между ними была разница в шесть лет.

— Я сейчас в большом затруднении, — продолжал он отрывисто. — Я хочу нарушить свою помолвку с Сесиль, но у меня не хватает мужества. Может быть, вы сочтете меня подлецом, но, по-моему, большая подлость отказаться от девушки, которую ты любишь и которая, ты знаешь, любит тебя, чем порвать с девушкой, на которой обещал жениться, но которую не любишь. Скажите мне откровенно ваше мнение.

Гюг мрачно взглянул на него.

— Кто та, другая девушка? — спросил он.

Краска залила лицо Виндльсгэма.

— Она всего лишь гувернантка, служит у Гортонов. Там я с ней и познакомился, она помогала хозяйке дома разливать чай.

Гюг усмехнулся.

— Чему вы улыбаетесь? — сердито спросил Виндльсгэм.

— Я смеюсь не над вами, — отвечал Гюг, — а над условностями нашей жизни. Как раз сегодня вы обращаетесь ко мне за советом! Это и смешно, и трогательно…

— Что же случилось сегодня?. Что вы хотите этим сказать? — спросил Виндльсгэм испуганно.

Гюг почувствовал внезапно желание открыть все о себе.

— Тэдди, помните вы мисс Лестер, девушку, которую мы встретили в Эгхэм Крессент? — сказал он быстро. — Это она помогла мне выбраться оттуда и спасти свое доброе тля. Она была в соседней комнате, когда вы в то утро на рассвете пришли ко мне. Я рассмеялся тому, что вы обратились сейчас ко мне за советом — ведь ваше положение аналогично моему собственному. Вы любите одну женщину и должны принадлежать другой. И если не считать того счастливого обстоятельства, что вы еще не связаны с ней, — это повторение моей собственной истории. Я люблю Диану Лестер, а Гермиона, как вы прекрасно знаете, никогда не согласится добровольно вернуть мне свободу.

Виндльсгэм сидел, опустив глаза. Наконец, он поднял голову.

— Но я по-настоящему люблю свою маленькую девочку, — сказал он недовольно.

— А вы считаете, что мое отношение к Диане совсем иного порядка? — спросил Гюг едва слышно. Он коротко рассмеялся, затем подошел к окну.

— Я не хотел уколоть вас, — сказал Виндльсгэм, — но Диана — ведь она, Гюг, еще совсем ребенок, и потом — весной у вас была эта Цинтия Ревель, полная ее противоположность…

Он сконфуженно замолчал. Гюг стоял, отвернувшись к окну.

— Я знаю, что могу показаться вам неделикатным, — сказал Тэдди с отчаянием в голосе, — но вы должны согласиться, Гюг…

Гюг быстро обернулся к нему.

— Да, я, конечно, должен согласиться, что в моей жизни были другие женщины, кроме Дианы. Вы думаете, я забыл об этом? Может быть, и хотел бы забыть, но это ведь не в нашей власти. Вы не думаете, что я по-настоящему люблю Диану, и намекаете на ту пропасть, которая лежит между ней и Цинтией Ревель. Да, между ними лежит глубокая пропасть, и я бесконечно рад этому. Мне все равно, верите вы мне или нет, но я хочу сказать, что до тех пор, пока я не встретил Диану, я никогда не любил, даже не знал истинного значения этого слова. Я лгал, когда употреблял его по отношению к другим женщинам. Любовь для меня была символом обладания, символом бурной страсти, на смену которой быстро приходили усталость и скука.

Вот к чему привели меня все те женщины, что клялись мне в любви. Гермиона вышла за меня замуж из-за денег, а когда увидела, что их меньше, чем она рассчитывала, то решила, что ее обманули. Меня же покорила ее прекрасная наружность. И когда я убедился, что ее холодность не исходит от темперамента, а является результатом сухой расчетливости, я тоже отошел от нее: мы оба заключили невыгодную сделку и оба раскаялись в этом. С тех пор все женщины, которые входили в мою жизнь, заключали со мной сделки в том или ином отношении. Бескорыстно они не давали ничего.

И вот я встретил Диану. Она с первой же минуты проявила свое полное бескорыстие, она не ждала награды за свои поступки. Даже тогда, когда я встретил ее в магазине, больную, измученную, даже и тогда она не хотела принять от меня услугу без того, чтобы чем-нибудь не отплатить мне за нее. Клянусь вам, Тэдди, я боролся с этим чувством так, что едва не сошел с ума. Вы упомянули о молодости Дианы, как об аргументе, говорящем против моей любви к ней. Вы думаете, я хоть на одну минуту забыл о разнице лет, лежащей между нами? Думаете, я не твердил себе тысячу раз, что, когда она будет еще молода, я буду уже стариком? Повторяю вам, я боролся, старался преодолеть свое чувство, но оно победило меня. Теперь я уезжаю…

— Но ваше будущее — пост в министерстве! — воскликнул горячо Виндльсгэм.

Гюг снова рассмеялся.

— Что значит власть, могущество, богатство, если любимая женщина тебе недоступна!

Гюг стоял у стола. Свет лампы ярко освещал его лицо.

— Теперь я уезжаю, — продолжал он очень тихо. — Но прежде хочу позаботиться о будущем Дианы; я думаю, Виолетта поможет мне в этом. Мне кажется, она догадывается обо всем и жалеет меня. Как только я это устрою, я уеду.

Виндльсгэм пристально посмотрел на Гюга.

— У вас очень измученный вид, — сказал Он сочувственно и не мог не прибавить: — Но несмотря на это, вы очень красивы.

Тэдди казалось, что он видит перед собой нового Гюга: с его лица исчезло выражение скуки, глаза больше не светились насмешкой; несмотря на бледность и усталость, Гюг выглядел очень молодым.

— Я хочу попросить вас об одной вещи, — сказал вдруг Картон. — Навещайте по временам Диану и пишите мне о ней.

— Обещаю вам это, — искренне ответил Виндльсгэм.

— Что же касается ваших невзгод, — продолжал Гюг, — то, заклинаю вас — не связывайте себя. Вы не имеете права так поступить ни по отношению к себе, ни по отношению к женщине, которую любите. Как бы вас сейчас ни осуждали за то, что вы нарушите свое слово, — не обращайте внимания. Лучше подвергнуться осуждению толпы, чем переносить презрение одной женщины, любящей и обманутой вами. Скажите откровенно всю правду Сесили, затем женитесь на девушке, которую любите, и будьте с ней счастливы, дружище.

Виндльсгэм встал.

— Я хотел бы, чтобы и вы были счастливы, — сказал он.

— Я совершил непоправимую ошибку, — ответил Гюг, — и получил по заслугам, как тот игрок, который начал игру с фальшивыми деньгами. В глубине души каждого мужчины живет вера, что он встретит в своей жизни единственную женщину, назначенную ему судьбой. Но если он, устав от ожидания, или по иной, еще более неосновательной причине, задушит в себе эту веру, он понесет впоследствии заслуженное наказание, — голос Гюга упал. — Но когда от этого страдает и другой человек, когда и он должен участвовать в расплате, — вот тогда становится непереносимо тяжело.

Виндльсгэм подошел к Гюгу.

— Мне очень жаль вас, Гюг, — сказал он тихо. — Обидно, что расплачиваться приходится именно вам. Я… на меня это подействовало бы не так сильно. Но я тоже изменился с тех пор, как встретил Дорис. Я оставил карты и пьянство. Она повлияла на меня тем, что никогда ни в чем меня не упрекала и во всем доверяла мне. Как это ни странно, я встретил ее на следующий день после истории в игорном доме. Теперь, Гюг, я ухожу. Я, конечно, исполню вашу просьбу относительно Дианы и буду писать вам о ней. Но надеюсь, что еще увижу вас до отъезда. Вы должны дать мне знать, когда окончательно соберетесь ехать. А теперь покойной ночи, Гюг.

Гюг услышал, как Тэдди спускался по лестнице. Захлопнулась входная дверь — он был один. Он оглядел комнату, показавшуюся ему какой-то чужой. Конечно, перемена произошла не в комнате, а в нем самом. В этой самой комнате несколько месяцев тому назад он сидел рядом с Дианой; она была тогда для него одной из многих женщин, одной из тех, которыми легко овладеть. При этой мысли кровь прилила к его лицу; какая низость думать подобным образом о той, которую он вознес неизмеримо высоко…

Острой болью пронзило его воспоминание об ее прямоте, об ее невинности и глубокой вере в него. Гюг понял, наконец, правду жизни. Он разбил стену, воздвигнутую его эгоизмом и циничным взглядом на вещи, и это помогло ему открыть истину. Сейчас он глубоко презирал себя за свое прежнее отношение к жизни, за свою слабость. Он хотел в последний раз увидеть Диану, так как считал себя достаточно сильным, чтобы не показать ей своих чувств. Но при первом же шаге с ее стороны он рассеял по ветру все свои принципы, забыл все обещания, данные самому себе, и потерял веру в собственные силы.