– Я не знаю, почему это срабатывает, – сказал Гэйб, – но это так, и это совершенно безболезненно. Видите? И мазь действует – один вдох, и пиявки отваливаются.

– Поверю вам на слово.

Наступило непродолжительное молчание.

– Итак, – через минуту или две произнес Гэбриэл, – пока мы сидим здесь в ожидании, когда  эти существа закончат свой пикник, может, расскажете мне: как девушка, родившаяся в Англии, стала принцессой Зиндарии?

– Мой отец был англичанином, а мама – принцессой. Отец был весьма честолюбив. Он унаследовал солидное состояние, но его происхождение было просто благородным, поэтому он и женился на принцессе…

– Вот как? И как же он это устроил? – спросил Гэйб. – У меня есть друг, который хотел бы жениться на наследнице.

– Ох, мама не была наследницей, она всего лишь принадлежала к королевскому роду. Она была младшей дочерью дома Бленстин – потомственных правителей крошечного и очень бедного княжества Бленстин до того, как оно было поглощено Австрийской империей. Но она была принцессой, и именно это и имело значение для отца.

– И вы родились здесь.

– Да, в Кенте.

– И каким же образом вы вышли замуж за принца Зиндарии? – спросил он, добавив: – Пиявки уже закончили, они отваливаются, вдоволь насосавшись крови. Можете обернуться.

Калли осторожно обернулась:

– О, господи!

Опухший глаз больше не был таковым. Гэйб почти нормально мог им видеть, а синяк значительно посветлел. В тех местах, где были пиявки, осталось по два маленьких кровавых пятнышка.

– Это поразительно, не правда ли, – согласился Гэйб. –  Вся эта дурная кровь сейчас внутри них, – сказал он, протягивая руку. На его ладони лежали две раздувшихся пиявки, каждая  размером с гигантского слизня.

– Кровопийцы, – Калли отвела взгляд и дождалась, пока он опустил всех пиявок обратно в банку.

– На самом деле нет никакой необходимости в том, чтобы вы сопровождали меня, – сказала она. – Если мы быстро уедем отсюда, то граф Антон ничего не узнает. Мы с Ники вполне способны позаботиться о себе сами. Вам известно, что я безо всякой помощи провезла его через всю Европу.

– Известно, и это поразительно. И, тем не менее, я буду сопровождать вас. Не нужно делать вид, что вы не одобряете дополнительную охрану для сына.

Она и не могла. Калли была бы счастлива заполучить какую-либо охрану. Она просто не хотела, чтобы этим защитником был он. Гэйб нарушил её душевное спокойствие. То, как он смотрел на неё, поддразнивал, обращался с нею как – с чем-то хрупким и драгоценным. Тогда как самой ей было известно, что она вовсе не была  хрупкой. И никто никогда не думал о ней, как о чём-то драгоценном.

Было очень соблазнительно, когда с тобой обращались подобным образом, но у Калли не было желания быть соблазненной в любом смысле этого слова.

Раньше она уже попадала в такую ловушку. Сгорел на обмане – стыдится пусть лжец. Попался вторично – лей слёзы глупец. 

Было достаточно сложно сопротивляться поцелуям на конюшне, и проживи она хоть сто лет, ей не удастся забыть тот поцелуй, которым Гэйб одарил её, когда уходил, чтобы спасти Тибби.

Требовательный. Собственнический. Страстный.

Ей не хотелось многочасового пребывания в тесном экипаже с мужчиной, которому ничего не стоило поцеловать женщину, которую он едва знал. С мужчиной,  чьи поцелуи заставили Калли ощутить слабость в коленках и растерять всю свою решимость.

Кроме того, он был властным. Очень властным. Всю её жизнь ею командовали мужчины, её желания игнорировались, её мнение с презрением отвергалось. Наконец-то она обрела свободу. В качестве вдовы она не обязана была подчиняться ни одному мужчине.

И ни один мужчина никогда больше не лишит её свободы. Даже этот голубоглазый дьявол, чьи поцелуи сводят женщину с ума.

Но нельзя было забывать о сыне. Габриэль также предложил защитить и Ники. Калли знала, что он защитит её и Ники, даже если это будет стоить ему жизни. Никто бы не мог просить о большем.

Но она не считала возможным просить  об этом мужчину, особенно когда ничего не предлагаешь ему взамен.

– Вы не можете рисковать безопасностью своего сына только лишь потому, что сердитесь на меня, – тихо сказал Гэбриэл.

В удивлении Калли взглянула на него. Этот мужчина умел читать мысли? Но он был прав. Несмотря на все её сомнения он был сильным и благородным воином. И было бы преступно и глупо отказаться от предложенной им защиты.

– Я принимаю вашу охрану, спасибо, – сказала принцесса.

Гэбриэл защитит её сына от графа Антона.

А она защитит себя от Гэбриэла.

– Отлично. Ну а теперь займемся мазью.

Гэйб поднял чистую ткань  и прикоснулся к маленьким кровавым отметинам от укусов пиявок. Багровые следы ушибов по всему телу посветлели и казались менее воспалёнными. Заметив, что Калли наблюдает за ним, он предложил:

– Может, перейдём в гостиную? В дневное время она залита солнечным светом, и полагаю,  что Барроу уже  разожёг там огонь. Таким образом, в ней должно быть приятно и тепло, и вы сможете наложить мне мазь в приватной обстановке.

Калли ненадолго задумалась:  почему это Габриэлю столь внезапно понадобилась приватность? Особенно после того, как он  так долго, бесстыдный и непринужденный, сидел обнажённым по пояс перед нею и Тибби. Но он уже вышел, прихватив с собой мазь и большую зелёную жестянку. Она последовала за ним.

В зелёной жестянке оказались пирожки с вареньем, которые Габриэль жевал, стоя посреди комнаты в лучах солнечного света, струившихся сквозь эркерное окно. Его тело было крепким, хотя и не таким мускулистым, как у Руперта.

Оно было гибким, ухоженным и сильным… Гэйб был похож на греческую статую, освещенную лучами солнца, с той лишь разницей, что он был тёплым,  из плоти и крови.

Взглянув ему в лицо, Калли  обнаружила, что Гэйб наблюдает, как она разглядывает его  обнаженный торс, и почувствовала, что жар прилил к щекам.

– Я просто смотрела: куда необходимо наложить мазь, – пробормотала Калли. – Повернитесь.

– Вам понадобится это, – тихо произнёс Гэйб и протянул ей горшочек с мазью. Калли взяла его, и он опять повернулся к ней спиной.

Прежде у Калли никогда не было возможности по-настоящему разглядеть обнаженную мужскую спину на таком близком расстоянии. Руперт был единственным мужчиной, которого она видела хотя бы частично раздетого. Но Руперту была свойственна некая телесная скромность, поэтому он никогда не снимал перед нею своей ночной рубашки.

Это было … необычно. Широкая и мощная  спина с гладкой золотистой кожей, словно он часто снимал рубашку на солнце. Недавние царапины и кровоподтеки  располагались поверх других более старых шрамов: отметины от клинка, круглого морщинистого рубца от пули. Свидетельства его участия в многочисленных битвах. Закалённый, опытный воин.

«Я буду  защищать вас», – сказал он.

Калли откупорила горшочек с мазью и осторожно принюхалась. Запах был резким, но приятным. Вязкое непрозрачное вещество зелёного цвета. Ей удалось распознать запахи мяты, камфары, ноготков  и возможно, – горечь мяты болотной, а также и другие травы. Она принюхалась ещё раз. Возможно, мирра тоже.

– Из чего она состоит, вам известно?

Гэйб пожал плечами:

– Я не вполне уверен, но думаю, что там присутствуют гидрастис, подорожник и зверобой, а также корень окопника. Миссис Барроу имела обыкновение посылать нас собирать травы, когда я был мальчиком. Эти знания очень пригодились мне во время войны.

Осторожно и нежно она смазывала  мазью  ободранную кожу. Прохладная мазь, нагревавшаяся под ладонью Калли, впитывалась в его тело, растекаясь по неровностям спины.

– Расскажите мне о Тибби, – через некоторое время сказал Гэбриэл. – Полагаю, что у вас с нею более близкие взаимоотношения, чем бывает у большинства женщин с их старыми гувернантками.

– Да, Тибби – замечательный человек. Во многих отношениях она была для меня матерью. Мой папа был очень… он очень привередливо относился к моему образованию. Он вынашивал планы о блестящем браке для меня.

– И он в этом преуспел.

– Да.

Калли окунула палец в горшочек и зачерпнула ещё мази. Она отказывалась думать о своем удачном блестящем замужестве. Она испытывала необъяснимый комфорт, массируя и растирая крепкое тёплое тело.

– Как же это случилось?

– Первоначальный план отца состоял в том, чтобы я вышла замуж за принца-регента. Но тот женился на принцессе Каролине Брансвик, когда я была ещё маленькой девочкой, поэтому папá был вынужден обратить свой взор на европейские дворы в поисках подходящего для меня мужа. Он отправился в турне к различным европейским дворам, оставив меня в Англии с Тибби – расти и получать образование.

– Он оставил вас? Почему? И что вы почувствовали при этом?

Калли задумалась, продолжая растирать крепкие мускулы его спины:

– Полагаю, он думал, что заранее сможет договориться о лучшем для меня браке.

То, какой она стала, явилось сокрушительным ударом для ее папá. Он не делал тайны из своего разочарования от того, что внешностью Калли пошла в его родственников, а не в высоких спокойных блондинок, какими были женщины в роду её матери. Будь Калли красавицей, она могла бы выйти замуж за представителя одной из великих королевских династий, а не за принца небольшого малоизвестного княжества.

– Я не возражала против того, чтобы остаться, – сказала она. – В некотором смысле, это было облегчением.

– О боже, но почему?

– Мне никогда не удавалось сделать что-то, что доставило бы радость моему папе. Я была источником его постоянного раздражения. В самом деле – во мне не видно ни капли королевской крови. Я невысокая, полная, моё лицо слишком круглое с непримечательным курносым носом. И в моём характере тоже слишком много изъянов.