Ей хотелось увидеть, как живет Лили, своими глазами. Много лет опекая младших кузена и кузину, Элли неплохо разбиралась в том, что нужно детям. Кроме того, надо признать, она сразу ощутила симпатию к этой девочке. Да и можно ли не полюбить с первого взгляда такого прелестного ребенка?

Но Демиан не пригласил Элли подняться наверх. И ясно дал понять, что не хочет никаких близких отношений между ней и своей дочерью.

Он говорил, что оберегать и защищать Лили для него важнее всего на свете. Так что, естественно, не хочет, чтобы девочка страдала, когда новая мачеха навсегда ее покинет.

* * *

Экономка вела Элли по коридору второго этажа; толстый ковер заглушал их шаги. Дойдя почти до конца коридора, миссис Томкинз открыла дверь.

– Вот и пришли, миссис Берк! Надеюсь, вам здесь все понравится. Хоть мы и не были предупреждены о вашем приезде, не опасайтесь: все, что вы только пожелаете, немедленно будет к вашим услугам!

– Прошу вас, не беспокойтесь обо мне, – быстро ответила Элли. – Уверена, мне не понадобится ничего особенного.

Она вошла в полутемную спальню – больше всех спален в Пеннингтон-Хаусе, включая и комнату дядюшки! В полумраке виднелась изящная мебель: кровать с пологом, письменный стол у окна, стулья, покрытые толстым слоем пыли. Экономка направилась прямо к окнам и отдернула одну за другой тяжелые шторы. Солнечный свет хлынул в окна – и словно окрасил чернильный рисунок акварелью.

В изумлении и восторге Элли оглядывалась вокруг себя. Травянисто-зеленый и лимонно-желтый узор на обоях создавал ощущение, что она стоит посреди какого-то сказочного сада. Восхищало здесь все: от уютных кресел у белого мраморного камина до ковра с причудливым узором из желтых роз и высокого потолка с лепниной. Никогда Элли и подумать не могла, что будет жить в такой прекрасной комнате!

Хотя… чего она ждала? По дороге в Лондон она едва ли задумывалась о том, каким окажется дом Демиана. И все же теперь с досадой понимала, что подсознательно ожидала увидеть что-то вроде роскошного борделя, с тяжеловесной мебелью темного дерева, красными бархатными портьерами и вездесущей позолотой.

Как она ошибалась! Судя по тому, что успела увидеть Элли по дороге наверх, весь дом был светлым, уютным, обставленным с отменным вкусом.

– Из этих окон открывается прекрасный вид на наш сад! – говорила миссис Томкинз, поправляя зеленые шторы. – А скоро распустятся тюльпаны и нарциссы, и… да вы сами увидите, какая это красота!

Элли понимала, что, скорее всего, уедет отсюда прежде, чем зацветут цветы в саду. Однако подошла и выглянула в окно.

– Ах, какая прелесть! – вырвалось у нее.

Сад за окном был разбит не в традиционном французском стиле. Скорее, он создавал впечатление вольного дикого леса, по которому среди зелени вились здесь и там мощеные дорожки. Кое-где виднелись скамейки: должно быть, на них так удобно сидеть и делать наброски тихими летними вечерами!

Но Элли поспешно отогнала эту мысль. К лету у нее будет свой сад, а с ним и собственный домик, где ничто не отвлечет ее от работы над книгой. Разве не этого она всегда хотела?

Экономка суетилась в спальне, вытирая пыль со стульев, кресел и стола.

– С вашего позволения, миссис Берк, как же славно, что в этой спальне наконец снова появится хозяйка! – проговорила она, прищелкнув языком. – Я-то боялась – все мы боялись, – что, пережив такую трагедию, хозяин ни за что не решится жениться во второй раз!

Пораженная внезапной и неприятной мыслью, Элли повернулась к экономке, вгляделась в ее простодушное лицо с добрыми карими глазами.

– Так это была ее спальня? Его первой жены?

– Нет-нет, мэм! Хозяин купил этот дом и сам его обставил вскоре после ее прискорбной кончины. – Губы ее тронула ласковая улыбка. – Мисс Лили тогда была еще в колыбели, и он хотел, чтобы дочка его жила в счастливом доме, не омраченном никакими горестями.

Элли вдруг поняла: это в самом деле счастливый дом. В нем чувствовался покой и уют, какого она никогда не ощущала в доме дядюшки. Разумеется, там ей приходилось жить в каморке под крышей и без огня, мерзнуть зимой, задыхаться от жары и духоты летом. И там она была немногим более чем простая служанка, всегда готовая бегать по поручениям Беатрис или бабушки.

Вошла горничная в белоснежном чепце и переднике со стопкой белья в руках. Увидев Элли, девушка присела перед ней в реверансе, а затем немедленно принялась застилать постель и взбивать подушки.

– Это Харриет, – представила ее экономка. – Она будет вам прислуживать, пока мы не наймем специальную горничную для леди.

Мысль о собственной служанке – которой, к тому же, придется через несколько недель дать расчет – неприятно поразила Элли.

– Мне много не нужно. Уверена, мне хватит одной Харриет.

Миссис Томкинз по пути в гардеробную бросила на нее какой-то странный взгляд. Вновь появившись оттуда со стопкой полотенец, она сказала:

– Осмелюсь заметить, мэм, после путешествия вы, должно быть, хотите освежиться. Я взяла на себя смелость приказать наполнить для вас ванну. Она будет готова через несколько минут. Или, может быть, предпочтете сначала выпить чаю?

– Ванна – это отлично! – ответила Элли.

Странное это чувство – когда о тебе заботятся, тебе прислуживают. Дома, чтобы попить чаю, ей пришлось бы спуститься на кухню и самой его приготовить. А здесь она хозяйка и госпожа. Почему же чувствует себя так, словно ничего этого не заслужила?

Элли рассеянно бродила по спальне, разглядывая изящные фарфоровые фигурки на столике, позолоченные бронзовые часы на каминной полке, изящный письменный стол с чернильницей и очиненными перьями, и не могла избавиться от ощущения, что она здесь чужая. Это не ее комната, не ее вещи. Все здесь предназначено для хозяйки дома. Для жены Демиана.

«Но ведь я и есть жена Демиана!» – напомнила себе Элли.

В самом деле?

Они поженились по необходимости, чтобы заставить умолкнуть сплетников, набросив на похищение Элли флер респектабельности. По обоюдному соглашению жить будут раздельно – как только закончится ее недолгое пребывание здесь. И никогда им не стать мужем и женой в истинном смысле этих слов.

Быть женой означает любить мужа и быть ему преданной. Но такого Элли представить не могла. Как возможно отдать сердце Демиану – игроку, распутнику, темному дельцу, заслужившему славу Принца-Демона недобрыми делами?

Однако он нежно любит свою дочь. И слуги его любят и уважают. А та единственная ночь, что провела Элли в его объятиях, казалась такой правильной, безупречной, совершенной, как сбывшаяся мечта…

Желание полыхало в ней и сейчас. Как хотелось, чтобы Демиан прижал ее к себе, чтобы ласкал ее тело, осыпал поцелуями, разделил с ней постель! За четыре дня, прошедшие с их венчания, он к ней не приближался. Но, может быть, просто выполнял условие, поставленное ею самой?

«Ты не будешь настаивать на своих супружеских правах, пока я не дам на это согласия. И прямо сейчас я не расположена соглашаться».

Не слишком-то гостеприимные слова! Быть может, он решил, что проще держаться от нее подальше.

И возможно, он прав. Чем сильнее она привыкнет заниматься с ним любовью каждую ночь – тем более размягчится ее сердце и тем труднее будет уйти.

А он? Станет ли искать утешения в других местах, быть может, в тайном романе с другой женщиной? При этой мысли Элли стиснула зубы, а затем несколько раз глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Пришлось напомнить себе: она не имеет никакого права претендовать на его верность.

Элли решительно направилась в гардеробную, где экономка приготовила для нее ванну. Демиан имеет право жить, как считает нужным – как и она сама. Таковы условия заключенной ими сделки. И нет смысла тосковать о том, чему никогда не бывать.

* * *

Демиан слышал плеск воды в ванне за соседней дверью.

Обнаженный до пояса, он стоял перед умывальником и взбивал пену для бритья. Он убедился, что Лили всем довольна, а вечером собирался в клуб – выяснить, как идут дела и не произошло ли чего-то непредвиденного за время его долгого отсутствия, а также взглянуть на бухгалтерские книги.

Но взгляд его снова и снова скользил к двери, отражающейся в овальном зеркале.

Двери, соединяющей его гардеробную с гардеробной Элли.

От плеска воды кровь закипала в жилах. Он представлял себе, как Элли, нагая, сидит в воде, быть может, намыливает губкой свои восхитительные груди. Волосы у нее распущенные, мокрые, губы влажны, на щеках розовеет румянец. Вот она намыливает руку и опускает в воду, чтобы хорошенько вымыть укромное местечко между ног…

Пробормотав себе под нос какое-то проклятие, Демиан взял кисточку для бритья, нанес на щеки взбитую пену. Затем длинной ручной бритвой тщательно выбрил одну щеку. Приступил к другой, глядя на себя в зеркало и изо всех сил стараясь не вслушиваться в соблазнительные звуки из соседней комнаты.

Но это оказалось совершенно невозможно. Он просто не привык, что в этой комнате кто-то есть. Нет, не «кто-то». Элли. Его жена.

Жена, очень неохотно вышедшая замуж. Элли ясно дала понять, что никакой муж ей не нужен. Оба они вступили в брак по необходимости: она – чтобы избежать скандала, грозящего разрушить ее писательскую карьеру, он – чтобы защитить будущее Лили. Они заключили сделку.

«Ты не будешь настаивать на своих супружеских правах, пока я не дам на это согласия. И прямо сейчас я не расположена соглашаться».

Вместе с плеском воды из-за стены донеслось неразборчивое пение вполголоса. Похоже, Элли довольна и счастлива! А вот он все сильнее злился. Ее, как видно, вполне устраивает, что они не живут друг с другом как муж и жена. Не следовало позволять ей ставить условия – по крайней мере в этой части их соглашения. Слишком уж она помешана на своей независимости!

Одна ночь, проведенная вместе, лишь усилила его голод. Не только плотский голод. Нет! Он тосковал по близости, по чувству единства, по той связи, что ощущал, когда делился с ней своими заветными тайнами. Он хотел, чтобы Элли полюбила его, несмотря на всю тьму, таящуюся в его прошлом.