Оливия Дрейк - Похищенная принцем

– Но леди Милфорд знает.

– Черт бы побрал эту женщину! Она из тех, кто вечно держат нос по ветру и знают обо всем на свете! Но я не позволю ей вмешиваться в мою жизнь! И не позволю использовать мою дочь как оружие против меня.

Искреннее и пламенное чувство, звучащее в его голосе, невольно заставило Элли смягчиться. Не было сомнений, что Демиан действительно любит дочь.

По крайней мере, настолько, насколько вообще способен любить человек вроде него. Игрок, повеса, донжуан, человек, безвозвратно погибший.

– Думаю, леди Милфорд запугивает нас обоих, – заметила она, подойдя к нему ближе. – Рисует будущее самыми мрачными красками, чтобы внушить нам чувство вины и сделать покорными ее воле. Представь, по ее мнению, я должна чувствовать себя ответственной за неприятности, которые принесет скандал моим родным!

– Это Уолт оклеветал тебя и разнес о тебе грязную сплетню. Мерзавца стоило бы выпороть кнутом! Да и меня тоже, – с невеселым смешком добавил он, – за то, что впутал тебя в эту историю. Поверь, я проклинаю день, когда мне пришла в голову безумная идея похитить его сестру!

Элли вдруг вспомнилось, как Демиан, в черном плаще и шляпе, надвинутой на глаза, следил за тем, как леди Беатрис кокетничала с лордом Роландом. «Больше флиртовать с симпатичными молодыми людьми ей не придется – по крайней мере, в ближайшее время», – подумала Элли и, против воли, ощутила укол сострадания к кузине.

– Что ж, – заговорила она решительно, стараясь подавить это непрошеное чувство, – не моя вина, если дебют Беатрис отложат на следующий год. Или даже если ей с семьей придется уехать в деревню, пока не утихнут разговоры.

– Вот именно. Ты в этом точно не виновата.

Они вместе дошли до арки и, словно по молчаливому соглашению, повернули обратно. Демиан продолжал вполголоса:

– Пройдет какой-нибудь год, и о скандале уже никто не вспомнит. Если это так для твоей кузины, не вижу, почему должно быть иначе для Лили. Господи боже, ей всего шесть лет! О ее дебюте мне предстоит думать не раньше, чем лет через десять!

Элли, идущая рядом, с удивлением подняла на него глаза.

– Так ты хочешь, чтобы она однажды вышла в свет? Чтобы бывала на балах и вышла замуж за дворянина?

Демиан бросил на нее осторожный взгляд, затем кивнул.

– Я поддерживаю дружеские связи с несколькими джентльменами, членами моего клуба. Время от времени меня куда-то приглашают, чаще всего на карточные вечера. Надеюсь поддерживать такие отношения и дальше. Не ради себя – ради Лили. – И, помолчав, добавил угрюмо: – Если теперь это получится.

В первый раз Элли задумалась о том, что скандал действительно может ударить и по нему. Как отнесутся к Демиану в обществе, когда станет известно, что он растлил племянницу графа Пеннингтона? Что, если дядя позаботится, чтобы его – а вместе с ним и Лили – не приняли больше ни в одном порядочном доме?

Она тряхнула головой, отгоняя эти неприятные мысли.

– Через десять лет все давным-давно перемелется! – бодро заверила она. – Никто и не вспомнит, как звали ту гувернантку, которую ты сбил с пути истинного!

Демиан вдруг остановился, и она с ним вместе. Он нахмурился, словно пораженный какой-то неожиданной и неприятной мыслью, затем снова повернулся к ней.

– Но… подожди-ка… разве ты не собираешься стать знаменитой писательницей?

– Ну, не то чтобы знаменитой, – попыталась рассмеяться она, – но кое-какой известности надеюсь достичь.

– Элли! – Руки его тяжело легли ей на плечи. – Послушай, я только что сообразил. Я опозорил тебя в глазах всего общества. Что, если ни один издатель детской литературы не захочет покупать рукописи у дамы, имевшей скандальную связь?

По позвоночнику пробежал холодок, но Элли решительно замотала головой.

– Значит, буду писать под псевдонимом. Никто не узнает, кто я на самом деле.

– Но от издателя скрыть свое настоящее имя ты не сможешь. Ему необходимо будет знать, кто ты – чтобы вести деловую переписку, заключать контракты, переводить гонорары на твой банковский счет. – Взгляд его становился все тревожнее. – Элли, я знаю, как мыслят деловые люди. Ни один издатель в Англии не станет вкладывать деньги в проект, который может не принести прибыли. А какой же добропорядочный родитель купит своему ребенку книгу, написанную и проиллюстрированную падшей женщиной?

Элли ощутила, как растет в желудке холодный склизкий ком.

– Нет! Не может все быть так безнадежно! Просто не может быть! Ты же сам говорил… и я говорю… эта шумиха скоро уляжется!

– А если нет? Что тогда?

Его серо-зеленые глаза вглядывались ей в самую душу. Резко отвернувшись, он снова взъерошил волосы рукой.

– Господи, Элли! Я не только погубил твое доброе имя. Я разрушил дело твоей жизни! А может быть, и будущее Лили.

Запрокинув голову и прижавшись затылком к стене, Элли пыталась сопротивляться вторжению безжалостной реальности. Но ледяная дрожь сотрясала ее до самых костей. Все, о чем говорил Демиан, было вполне возможно. Пугающе возможно. Даже, пожалуй, очень вероятно. Неужели погибли все ее надежды, все мечты? Она, конечно, сможет рисовать и дальше – но только для себя. Никогда не увидит свои рисунки напечатанными. Не узнает, каково зарабатывать на жизнь своим трудом. Не будет радоваться тому, что ее сказки читают дети по всей Англии, а может быть, и в других странах…

Она прижала ладони к ледяной стене у себя за спиной. Голой, мрачной, безнадежно холодной стене – такой же, как ее нынешнее положение. Ах, если бы жизнь была книгой – рукописью, из которой можно вырвать и переписать заново неудачные страницы! Она бы вымарала день, когда отправилась к модистке вместо Беатрис. Безжалостно вычеркнула бы и отправила в мусорную корзину и само это безумное похищение, и все, что за ним последовало. И сейчас перед ней не стоял бы мрачный выбор: проститься со всеми своими мечтами – или… отправляться под венец!

Но сделанного не воротишь. Реальность – не строка из книги, ее не вымараешь и не перечеркнешь. Глупо отрицать: судьба загнала ее в угол.

Вновь взглянув на Демиана, Элли заметила, что он не сводит с нее глаз. Губы по-прежнему плотно сжаты, но в серо-зеленых глазах читается стоическая покорность судьбе. Он тоже понимает, что иного выхода нет.

– Я не хочу выходить замуж! – свирепо глядя ему в глаза, отчеканила Элли.

Он ответил ей таким же свирепым взглядом.

– А я поклялся никогда больше не жениться!

И оба замолчали, глядя друг на друга. Стало очень тихо; только где-то в дальнем конце коридора капала вода. Демиан, нависший над Элли, казался ей огромным и пугающим, как никогда. Что она вообще о нем знает? Он – игрок, как ее отец; вдруг и он, как папа, разорится, погрязнет в долгах, опустится, начнет пить, чтобы забыть о своих ошибках? Одна мысль об этом породила в ней панический страх.

Нет, нельзя связывать с ним жизнь! Как нельзя и становиться послушной женушкой, обслуживающей мужа в ущерб своему творчеству, своим надеждам и мечтам. Обстоятельства принуждают ее к браку, этого не избежать; но в брак она вступит на своих условиях.

Она скрестила руки на груди и вздернула голову.

– Брак будет чисто номинальным. Я хочу сохранить свою независимость. И получить дом в деревне, как мы условились.

Он поднял бровь.

– Значит, хочешь, чтобы мы жили раздельно? Отлично. Это меня вполне устраивает. Но вот мое условие: время от времени мы будем делить постель.

Несмотря на все смятение Элли, при этих словах что-то в ней словно растаяло, и по телу растекся предательский жар. Снова с поразительной ясностью ощутила она и дрожь во всех чувствительных местечках, которые ласкал ночью Демиан, и сладкую боль между ног, где побывал он трижды за ночь – и каждый раз возносил ее на вершину блаженства.

Он не спускал с нее глаз, и Элли показалось, что в углу его сурово сжатых губ на миг мелькнул проблеск улыбки.

То, что даже сейчас мысль о ночах с Демианом так ее искушает, и разозлило Элли, и напугало. Не так она представляла свою дальнейшую жизнь! Элли боялась, что если подчинится этому его требованию – ей будет сложнее остаться к нему равнодушной. Как можно, отдав мужчине самое интимное свое достояние, не отдать и сердце?

И все же решительно отказать ей не хватило духу.

– Ты не будешь настаивать на своих супружеских правах, пока я не дам на это согласия, – холодно ответила она. – И прямо сейчас я не расположена соглашаться.

Он слегка нахмурился. Еще одно долгое мгновение вглядывался в ее лицо и наконец кивнул:

– Как пожелаешь. Итак, мы заключили сделку.

Выйдя с помощью Демиана из наемного экипажа, Элли подняла взгляд на каменный особняк – и на миг застыла в изумлении. Дом впечатлял и своими внушительными размерами, и строгой симметрией крыльца в виде античного портика с колоннами и окон по сторонам от него. Свет послеполуденного солнца золотил черепичную крышу и играл на многочисленных каминных трубах. Новый дом Элли – временный дом, напомнила она себе – располагался на просторном участке земли и был окружен высокой каменной оградой. На клумбах перед домом цвели белые и желтые крокусы. На деревьях кругом еще только набухали почки – стояло начало марта; но нетрудно было представить, какая безмятежная красота царит здесь весной и летом, когда все вокруг дома в зелени и в цвету.

Особняк располагался в пригороде Кенсингтон, на дальней стороне Гайд-парка. Элли обнаружила, что этот тихий уголок нравится ей куда больше шумных улиц и тесно расположенных домов Мейфэра. Здесь легко было представить, что живешь в деревне: однако от Лондона с его мириадами удобств и развлечений, от магазинов, театров и музеев тебя отделяла лишь короткая поездка в экипаже.

Не то чтобы Элли собиралась болтаться по городу. Вовсе нет! Планы ее были очень просты: сосредоточиться на работе над иллюстрациями к книге, пока Демиан подыскивает для нее обещанный домик в деревне. Он заверил ее, что слуги в доме вышколены на совесть и не потребуют надзора. Она будет сама себе хозяйкой и сможет заниматься всем, чем пожелает.