А когда он целовал Элли… быть может, и тогда думал о своей жене? А она, Элли, служила ему только заменой покойной возлюбленной?

Но Элли сказала себе, что не время сейчас об этом думать. Верх эгоизма – слушая рассказ о чужой трагедии, беспокоиться о себе!

– Демиан, мне так жаль! Я не знала…

– Никто не знал. Я скрыл ее самоубийство.

Он резко встал с кресла, прошелся вдоль закругленных стен спальни, остановился у окна, спиной к ней. Запустил руку в растрепанные волосы, приглаживая взъерошенные черные пряди. В позе, во всем облике его читалась такая душевная мука, что у Элли разрывалось сердце. Сострадание влекло ее к нему, но рассудок подсказывал, что сейчас Демиан не примет утешения, и лучше оставить его наедине с горем.

Подождав несколько мгновений, пока он успокоится, Элли спросила тихо:

– А как вы это скрыли?

Демиан медленно повернулся к ней. Он уже овладел собой; лицо его было спокойным и отрешенным.

– Финн услышал, как я зову ее по имени, и прибежал почти одновременно со мной. Но Вероника была уже мертва. Погибла мгновенно. Мы ничем не могли ей помочь. Финн сказал: люди начнут шептаться, что это я ее убил – сбросил с крыши. Меня могут даже официально обвинить в убийстве. Предложил инсценировать смерть от несчастного случая, под копытами лошади. А я был в таком состоянии, что согласился на все. – Теперь голос его звучал глухо. – Убедил себя, что делаю это ради нее – чтобы защитить ее доброе имя. Люди все равно шептались о том, что я ее убил; но, думаю, учитывая обстоятельства нашего вынужденного брака, это было совершенно естественно. Однако большинство людей отнеслись ко мне с должным уважением, как к скорбящему вдовцу. Прошло несколько недель, и я понял, что защищал не ее, а себя. От обвинений – пусть не в убийстве, но в том, что сломал ей жизнь. Вероника впала в отчаяние и не захотела жить дальше – из-за меня; но в этом меня так никто и не обвинил.

Элли понимала, что в этом есть горькая правда. Брак их с начала и до конца был сплошным несчастьем; и, если бы не недостойное поведение Демиана, всего этого бы не произошло. Но он это уже понимает – и что толку в упреках? Сможет ли она бичевать его словами сильнее, чем он бичует себя сам?

Невольно задумывалась она и о том, что повергло Веронику в такую пучину отчаяния. Для робкой и чувствительной девушки, какой описал ее Демиан, скандал и вынужденный брак должны были стать тяжким потрясением – и все же это не причина терять волю к жизни. Почему было не найти себе какое-нибудь занятие, которое вернуло бы ее жизни смысл и цель? Можно же шить для бедных, или навещать больных, или… Сама Элли на ее месте, несомненно, нашла бы утешение в рисовании. И уж конечно, отыскала бы способ заставить Демиана не убегать от нее и не проводить вечера в попойках!

От долгого сидения в непривычной позе у нее заболела пострадавшая лодыжка. Элли хотела встать, опираясь рукой о стул, но Демиан тут же оказался рядом и помог ей подняться на ноги.

– Обопритесь на меня! – приказал он. – Напрасно я позволил вам так долго сидеть на полу. Вы должны лежать в кровати, положив ногу на подушку.

Пока он, обняв Элли за талию, сопровождал ее к кровати, она украдкой всматривалась в его резкое, жесткое лицо. Нет, хоть этот человек и изображает себя злодеем – не верится, что он мог быть намеренно жесток к жене!

– Я согласна с Финном, – заметила она. – Если бы свет узнал правду, всем стало бы только хуже.

Они остановились у кровати.

– Вы не понимаете, – нахмурившись, ответил Демиан. – Я должен был быть с ней. Если бы я не ушел из дома в тот вечер, быть может…

Но Элли приложила палец к его губам.

– Демиан, мне кажется, вы уже достаточно наказали себя. Того, что случилось, не исправишь. Никто из нас не в силах изменить прошлое. Мы можем лишь учиться на своих ошибках.

Усаживая ее на кровать, он бросил на нее мрачный взгляд.

– Но я ничему не научился. Погубил жизнь Вероники, а теперь гублю вашу.

Пока он подсовывал ей под ногу подушку, Элли вдруг осенило. Вот он, ее шанс! Самое время представить ему свой план – и надеяться, что он согласится. Теперь или никогда!

– Кстати, раз уж вы об этом упомянули, – заговорила она, – вы ведь в самом деле губите мою жизнь! Очень сомневаюсь, что смогу теперь вернуться домой. Вряд ли родные с радостью меня примут после того, как я больше недели пропадала где-то вместе с человеком самой дурной репутации.

Демиан замер, склонившись над ее ногой. Затем бросил на нее взгляд, полный недоверия и гнева:

– К чему вы клоните? Хотите сказать, теперь я должен на вас жениться?

Элли едва не подскочила на кровати. Разумеется, ничего подобного ей и в голову не приходило!

– Еще чего! Конечно, нет! Я имела в виду совсем другое. Вы похитили меня и теперь должны мне это возместить!

– Возместить? – Он бросил на нее тяжелый взгляд, а затем матрас в изножье кровати прогнулся под его тяжестью. – Объяснитесь, будьте так любезны.

Она глубоко вздохнула и принялась нервно теребить оборку шали, собираясь с духом. Настало время раскрыть то, что она не открывала еще ни единой живой душе.

– Уже некоторое время я планировала покинуть дом дядюшки. Для этого и работала над книгой – надеялась продать ее издателю. Я не могу больше оставаться там, мне нужен собственный источник дохода и возможность жить независимо.

– Почему? Это из-за Уолта? Он делал вам какие-то… недостойные предложения?

И снова Элли была поражена, на сей раз его проницательностью. Демиану неоткуда было узнать, что рядом со старшим кузеном ей не по себе, что она старается не оставаться с ним наедине!

– Иногда он смотрит на меня… определенным образом. Но еще ни разу не пытался склонить или принудить к чему-то непристойному, если вы это имеете в виду.

– Значит, с вами дурно обращается кто-то другой в этом доме?

Элли поколебалась: жаловаться на родных казалось ей чем-то вроде предательства.

– Не то чтобы дурно. У меня есть еда и крыша над головой. Когда я осиротела, мне было всего четырнадцать, и граф был так добр, что взял меня к себе и…

– …И превратил в бесплатную служанку. Не спорьте, Элли. Старик Пеннингтон – скряга, готовый удавиться за пенни, это всем известно. Да и достаточно взглянуть, в какие тряпки он вас одевал! Держу пари, на вас легла вся работа по дому, а он ни разу и фартинга не заплатил за ваш труд!

Элли закусила губу. Неужели все так очевидно?

– Это мой долг – помогать семье. И потом, работать мне нравится. Просто не хочется всю жизнь провести, выполняя чужие поручения.

– А может быть, расскажете, как именно вы проводили жизнь в доме Пеннингтонов?

При этом вопросе он начал осторожно массировать ее ногу в чулке, и Элли пришлось сделать усилие над собой, чтобы сосредоточиться на ответе.

– По большей части была гувернанткой для младших кузена и кузины. Сейчас Седрик в Итоне, и я сопровождаю повсюду Беатрис, помогаю ей подготовиться к предстоящему сезону. Еще каждый день читаю леди Анне и выполняю разные поручения для графини.

– Ах да, старая леди Пеннингтон! – цинично усмехнувшись, проговорил Демиан. – Помню эту каргу, бессменную владычицу и законодательницу мод в нашем дамском обществе. Она ведь, кажется, приходится вам бабкой?

– Да, мой отец был младшим братом графа.

– Тогда почему, черт возьми, она не обеспечила вас нормальным гардеробом, подходящим для вашего возраста и положения? Вы хотя бы выходили в свет? У вас был шанс выйти замуж?

Она покачала головой.

– Нет. Видите ли, мой покойный отец был игроком и наделал огромные долги. Выплачивать их пришлось дядюшке. По его словам, на обеспечение меня приданым и устройство моего выхода в свет ничего не осталось.

– Старый скряга! – отрезал Демиан. – Элли, вы не виноваты в долгах вашего отца. А Пеннингтон – богатый человек. Денег на собственную племянницу ему бы точно хватило!

Сильное чувство, звучащее в его словах, согрело сердце Элли. Слегка улыбнувшись, она заметила:

– Знаете, не обязательно с такой силой тереть мне ногу.

С покаянным видом он немедленно разжал руки.

– Простите. Представил, как сворачиваю шею вашему дядюшке.

Элли сама не могла определить, что чувствует: радость от того, что Демиан готов за нее кому-то свернуть шею, или сожаление, что он больше к ней не прикасается.

– Что ж, в любом случае, сейчас это уже неважно. Мне двадцать шесть, и положение старой девы меня вполне устраивает. Будь у меня возможность выйти замуж в восемнадцать, быть может, я никогда не решилась бы написать книгу.

Он присел на кровать с ней рядом, и сердце Элли забилось быстрее от блеска его серо-зеленых глаз.

– И еще, – закончил он, – тогда вы не оказались бы здесь. Со мной.

Эти слова глубоко ее тронули. Вновь пришел на память тот поцелуй и ошеломительное наслаждение от руки, ласкающей ее грудь. Выходит, он тоже об этом помнит? Но Элли приказала себе об этом не думать. Только не сейчас – когда перед ней уникальная возможность, которую грех потерять!

– Верно, я не попала бы в такую переделку, – согласилась она. – Но раз уж вы привезли меня сюда против воли, будет справедливо, если вы компенсируете ущерб, нанесенный моему доброму имени.

Лицо его отвердело.

– Вы уверены, что граф выкинет вас на улицу без гроша? Неужели во всем этом проклятом доме нет ни одного человека, которому вы не безразличны?

Задумавшись о своих родных, Элли ощутила укол в сердце. Дядюшка, бабушка, Беатрис, Уолт… нет, ни на кого из них надеяться не стоит.

– Леди Анна. Да, ей не все равно. Но она, как и я, живет у дяди из милости и получает от него деньги только на булавки.

– Леди Анна?

– Сестра покойной жены графа. Она так и не вышла замуж. Мы с ней не кровные родственницы, но со мной она всегда была добра и ласкова, и так радуется, когда я читаю ей вслух за шитьем… – Элли воинственно взглянула на Демиана. – Я не стану просить у нее помощи – у нее самой почти ничего нет!