— Нехорошо обманывать лучшую подругу, — покачала головой Светка. — Повторюсь, проблемами со зрением не страдаю.

— Зато можешь начать ими страдать, — сунула ей под нос кулак. — Еще хоть слово о Максе, и я клянусь, два месяца с тобой разговаривать не буду.

— Почему два? — скосив взгляд на мой весомый аргумент из пяти скрюченных пальцев, пробормотала девчонка.

— Потому что, — процедила, как и многие в подобной ситуации. Вроде и на вопрос ответила и оставила «легкую» недосказанность.

— Машунь, ну прекрати, — елейным голоском произнесла эта зараза. — Я просто пытаюсь во всем разобраться.

— Как же, — я убрала руку от ее лица.

Мы вышли на улицу, и я заторопилась в сторону метро. Светка, несмотря на все мои уговоры, идти обратно на вокзал не собиралась. Бедный Максик, родная сестра заставляет его так долго топтаться на одном месте. Хотя… там же топчется и барби. Это в свою очередь означает, что минуты ожидания у парня скрашиваются лицезрением будущей телогрей. в смысле, постельной грелки.

— Дальше я сама, — остановившись у входа в подземку, наконец-то смогла высвободить свою руку из ослабевшей хватки. Если бы Света продолжала меня удерживать с прежним энтузиазмом, пришлось бы уже мне тащить ее на буксире.

— Эх. — притворно опечалилась девушка. — Жестокая ты, Машка. А я ведь как лучше хочу.

— Слушай, — догадка мерзким червячком добралась до сердца, заставляя его от страха стучать быстрее. — А ты точно сюда ради парня приехала?

— Слово даю! — выпалила на одном дыхании.

— И любовь у вас взаимная? — продолжила допрос.

— Ага, — кивок.

— А какой он? Если фото показать не готова, то опиши.

Я пыталась уловить в ее поведении фальшь. Подруга должна была проколоться. Не умеет она из себя актрису строить. Но, увы, на первый взгляд Света была передо мной честна. И парня описала. Сказала, чем-то на Макса похож. Высокий, русоволосый, сероглазый. Мечта любой девчонки.

Грешным делом подумала, что она своего воздыхателя придумала, чтобы я лишний раз не заподозрила ее в хитропопости. Не станет же пытаться свести меня со своим братом? Не видела в этом смысла.

— Довольна? — окончив краткий рассказ о большой и чистой интернетовской любви, спросила Света.

— Не совсем, — протянула, в задумчивости смотря на проход в подземку. — По-прежнему не понимаю, почему ты не желаешь его показать. Познакомить с родителями хотя бы. Они, как выходит, и знать не знают о твоей любви.

— Миша стеснительный.

— И смог тебя окрутить?

— Этим и окрутил, — хохотнула девушка. — Он такой непосредственный. Необычный. Вроде и взрослый, сильный, красивый. А стесняется.

— И как он тебе в любви умудрился признаться?

— Я умею быть убедительной, — хитро прищурилась блондинка.

На этом наш разговор плавно сошел на нет. Пожелав подруге удачи на любовном фронте, помахала ей рукой и пошла в подземку. До дома минут тридцать. Не так много. Слава богу, старший Меркулов не стал предлагать подвезти меня до дома. Даже если и было такое желание, оно, скорее всего, разбилось о мое хмурое лицо.

Паршиво это, когда ты становишься для тех, кто для тебя важен, пустым местом. Я честно старалась не думать о Меркулове. Иногда, приходя ближе к ночи домой, сил не было ни на что. Бывало, специально себя изматывала, чтобы не возвращаться лишний раз в воспоминания.

В квартире никого не оказалось. Если не считать вечно голодного и жадного до ласки Степанидзе. Этот упитанный кот не мог не воспользоваться ситуацией. Крутился рядом, жалобно мяукал, намекая чтобы его покормили.

— Я тебя уже кормила, — пробормотала, входя в ванную комнату.

Кот замер на пороге, в задумчивости смотря на потолок. Сообразил-таки, что обмануть меня не получится. Забыл небось, что это я ему в миску корм клала, а не мама.

Остаток дня провела за учебниками. Родители пришли вечером. Они знали, куда я должна была поехать днем и, поужинав, сразу приступили к расспросам. Они не знали о моих чувствах к Максу. Когда вернулась, не до того было, чтобы травить сердце матери еще и своими проблемами. Я считала, что в состоянии справиться с ними сама. Считала… и просчиталась. Мне было по-прежнему больно и тяжело. Увидев его сегодня поняла, что все это время обманывала себя. Наивности мне не занимать. Сама периодически порывалась написать ему. Потом старалась прогнать его образ из головы. Женское непостоянство во всей красе. То мы отталкиваем тех, кого любим от себя, то потом мучаемся, потому что поступили столь опрометчиво. Или пытаемся забыть человека и одновременно с этим — написать, поддержать, надеясь, что ему это важно.

Родители так же были не в курсе отношения Марины Федоровны ко мне. Еще со школы решила, что не буду на нее никому жаловаться. Не хватало еще, чтобы близкие пошли разбираться. У Меркуловых связи. Если Александр Владимирович не стал бы вредить моим родителям, то в пакостном характере его супруги я не сомневалась. В ее сторону смотреть было опасно для жизни и нервных клеток. Чего уж говорить об открытом проявлении неприязни.

Вечером, когда уже нежилась в теплой кровати и слушала, пытаясь заснуть, идущий за окном дождь, мне пришло сообщение от Светки. Недовольно хмурясь, смотрела в расплывающиеся перед глазами строчки. Сон почти сморил, и тут, по закону подлости, про меня решили вспомнить. Конечно. Кому-то завтра не вставать ни свет ни заря и не бежать в институт, а оттуда сразу на работу.

Только с третьего раза до меня дошел смысл ее послания. Девушка предлагала пойти с ней в клуб. Не сказала бы, что у меня было на это желание. Зная свою подругу, могла с уверенностью в семьдесят процентов сказать, что Макс тоже там будет. С другой стороны, мое отсутствие он мог принять за страх, не желание с ним видеться по определенным причинам.

«Если не придешь в субботу в семь в клуб «Соулах», пеняй на себя. Возьму за шкирку и приволоку» — Прилетело вдогонку еще одно сообщение.

Зная свою неугомонную подругу ни на секунду не засомневалась: приедет, схватит и потащит. Ее бы не смутило, на работе я нахожусь или нет. Если эта неугомонная решила — не переубедишь.

«Ладно», — нехотя напечатала и отправила ответное эсэмэс.

Специально не стала спрашивать по поводу Макса. Одно неосторожное слово и блондинка снова заподозрит неладное. В смысле, найдет еще одно подтверждение своим догадкам. Клуб так клуб. Подобное времяпрепровождение я не очень любила. Шумной толпе и громкой музыке предпочитала спокойный вечер дома с книгой. Светка в этом плане была полной моей противоположностью. Ей нравилось ловить на себе заинтересованные взгляды парней, что вились вокруг. Девушка любила электронную музыку, в которой из слов встречалось только «Да, детка», «Малышка-крышка», «Амфетамишка» и еще тьма своеобразных вывертов.

«Я еще напишу. Или позвоню»

Вот на это отвечать не стала. Точно напишет и еще раз пять для верности позвонит.

Положив телефон на тумбочку, что стояла в изголовье кровати, как следует взбила подушку и уткнулась в нее лицом. Волосы разметались по спине, плечам и наволочке. Застонала и с силой сжала пальцами края несчастного пухового изделия. Звук получился приглушенный. На то и был расчет. Незачем родителям слышать, как я тут предаюсь душевным терзаниям. Накипело.

Стукнула кулаком по несчастной подушке и отлепила от нее лицо. Шмыгнула носом. Не хватало еще плакать из-за этого…. Он же сюда не на совсем приехал? Побудет неделю, ну, может, две и вернется обратно в Москву. У него там гонки, институт, в котором нужно восстановиться, толпа жаждущих его теплых и горячих объятий девушек.

Надо успокоиться и ложиться спать. Вставать рано, а я тут опять страдать начинаю. Ни к чему хорошему это не приведет. Или мне нравится себя так изощренно мучить? Представлять его в объятиях другой. Наверное, это было связано с тем, что я знала наверняка — он зря время не теряет. Верность? Он не знает, что это такое. Любовь. в нее тоже не верит. Чего уж, единственные, к кому он привязан, это родители и Светка. Для других в его сердце места нет. Мимолетный интерес, вызванный желанием удовлетворить естественные потребности, которые часто ударяют этому парню в голову, вот и все.

Макс

Твою мать, какого х***я я согласился на эту авантюру? Смотреть на постоянно грызущихся родителей было не очень приятно. Еще и Хомячок со своей депрессией заставила внутри все перевернуться от презрения. к себе. Она так похудела и осунулась, что мне захотелось сгрести ее в охапку и увезти к себе и хорошенько откормить. Помнится, ей нравилась моя стряпня. Взгляд девчонки так и горел от восторга, когда ела хорошо прожаренную свинину и отварной картофель. Но что произошло теперь? Почему она стала относиться к себе еще хуже?

Пока сестра всеми силами старалась смягчить гнев подруги, я флиртовал с вызывающе разодетой девчонкой, которой, судя по всему, пришелся по вкусу кошелек моих родителей. Мать всегда одевалась стильно и покупала себе все самое дорогое и эксклюзивное. По ней сразу было видно, сколько зарабатывает отец. Который, кстати сказать, был одет не менее дорого, чем она сама. Чего я хотел добиться очередными показушными переглядками с размалеванной куклой на ходулях? Ревности от Машки! Я хотел разбудить в ней огонь, который пылал в ней год назад. Да и при родителях было нельзя показывать свою слабость. Неизвестно как отреагируют предки, завидев, как их сын первым делом кидается обниматься с той, которая не вписывалась в круг общения нашего «высокородного семейства», как иногда надменно замечала мать. Батя был намного проще и даже публично выказывал радость по поводу того, что Маша и Света до сих пор являются лучшими подругами.

В глазах красотки читался неподдельный интерес. Я мог поспорить на что угодно, что она вот-вот не выдержит и подойдет к нашей шумной компании. Как жаль, что в мои планы больше не входило кувырканье в постели с одной из девушек, которая бы считалась очередной моей победой на любовном поприще. Собственно, я решил отказаться от родительской квартиры не потому, что хотел водить к себе всех и вся. Дело в том, что выбранный мной отель находился на соседней улице с той, на которой проживал Хомячок. И если в поезде я еще сомневался по поводу столь скоро принятого решения, то сейчас был уверен — поступил правильно. Нам с Машей надо поговорить. И сделать это лучше без свидетелей. Выяснить отношения, расспросить о родных, учебе и личной жизни.