Немного подумав, Мелисса упрекнула себя за подобные мысли. Они не виделись с ним девятнадцать лет! Она же знает его теперешнего. Все эти годы Линкольн не давал ни малейшего повода считать его безумным! Все, что произошло тогда, вряд ли повторится. Скорее уж она сама спятит и станет крушить все вокруг! Неужели ее дядья этого не видят?

Но не она одна изменилась в лице. Впервые услышав кое-какие подробности, Дугал явно растерялся. Тогда, в детстве, защитники и близко не подпускали его к Линкольну!

— Почему же вы мне ничего не рассказывали? — выпалил он.

— Не хотели, чтобы ты его жалел и снова подружился, после того что он с тобой сделал. Ты слишком мягкосердечен, Дуги.

— Но он ничего мне не, сделал!

— Только нос сломал, — напомнил Уильям. — Из тебя кровь хлестала, как из зарезанной свиньи!

— В тот раз он не был сломан, просто крови было много. Ты ведь знаешь, какой у меня нос слабый. Чуть что — и я просто захлебываюсь кровью.

— Но он начал драку, хотя прекрасно знал, что ты не сможешь победить, потому что куда ниже ростом и слабее.

Дугал бессильно скорчился в кресле и едва слышно пробормотал:

— А по-моему, драку начал я.

— Черта с два, — бросил Каллум. — Забываешь, что я там тоже был! И слышал, что он сказал.

— Да, Линк оскорбил меня, но скорее всего просто дразнил. Вы и сами смеялись. В другое время я тоже посмеялся бы, но Чарли и Малькольм как раз накануне издевались надо мной. Обзывали хлюпиком, твердили, что у меня не руки, а грабли и что я никогда не научусь драться как следует. Они показали бы мне, что почем, попытайся я им хоть словом ответить, но я знал, что Линкольн ни за что не изобьет меня по-настоящему, даже если мы подеремся.

— Хочешь сказать, что твой бедный нос недостаточная плата? — взвился Каллум.

— Повторяю, не он начал первым, и даже не бил меня по носу. Черт, ладно, придется выложить все начистоту. Я даже рад, что так вышло. Слишком долго стеснялся рассказать правду, ну а потом это уже не имело значения, тем более что Линка услали в Англию. Да он меня и пальцем не тронул, я сам расшиб нос о его кулак. — Дугал помолчал, чувствуя, как щеки наливаются ярким багрянцем. — Понимаете, я споткнулся и упал на него.

— И не подумал все объяснить Уильяму и Каллуму, прежде чем они на него набросились? — возмутился Адам.

— Не успел. Они уже били его. Хотя я пытался, — промямлил Дугал. — Но они были вне себя от злости. И не слушали меня.

— Иисусе, Дуги, — с отвращением протянул Уильям. — Совесть и без того не давала мне покоя все это время. Мало того что я избил мальчишку, так теперь ты еще заявляешь, будто мне вообще не следовало его трогать? У меня руки чешутся снова сломать тебе нос.

— Это ничего не меняет, — вмешался Йен Первый. — В то время поведение Линка никак нельзя было назвать нормальным. Его едва не убили, но он из последних сил пытался прорвать нашу оборону, чтобы добраться до Дуги.

— Возможно, для того, чтобы свернуть ему шею, — процедил Каллум, смерив беднягу брезгливым взглядом.

— Для того, чтобы извиниться, — пояснила Мелисса. — Простите, я обещала не вмешиваться, но это все, что было нужно Линкольну. Он отчаянно стремился помириться с ним, но никто из вас ему не позволил.

Дугал виновато опустил голову. Послышалась приглушенная ругань. Начались споры, быстро перешедшие в ссоры. Прежде чем дело дошло до драки, Локлан поспешно встал и поднял руки.

— Что за гнусная история! Ну и дела! Он, должно быть, в самом деле безумен, если, зная вас, все еще хочет войти в нашу семью!

— Тебе ведь известно, Локлан, что мы всегда защищаем своих, — оправдывался Адам.

— Да, качество, достойное восхищения, но на этот раз вы защищали друга от друга!

— Нам все казалось тогда в ином свете. Мы думали, что Линкольн изменил дружбе…

Еще один гневный взгляд в сторону Дугала. Локлан покачал головой:

— Меня заботит не столько то, кто виноват и кто начал первым, сколько то, что произошло потом и что может повториться еще раз. Я немедленно пошлю записку Линкольну Бернетту с просьбой прийти утром. Послушаем, что он может сказать в свое оправдание. Йен, мне хотелось бы, чтобы ты присутствовал при нашем разговоре, — потребовал он, обращаясь к Йену Первому. — Я хочу быть уверен, что не услышу того, что могло быть позже оспорено. Кстати, кто-то из вас подумал спросить у парня, почему он так упорно рвется поговорить с Дуги?

— Он был похож на фитиль, к которому поднесли огонь, — вставил Джонни. — В жизни не видел, чтобы кто-то так злился. Да и трудно говорить с кем-то, кто размахивает перед твоим носом окровавленными кулаками со сбитыми костяшками.

— Наверное, — вздохнул Локлан.

Глава 34

Линкольну еще в жизни не приходилось так нервничать. Он был как на иголках и никак не мог сосредоточиться. Еще на корабле, размышляя в долгие часы безделья, он осознал, что история повторяется. Макферсоны снова встали на его пути. Понял он и то, что Мелисса не только станет ему идеальной женой, не только придаст жизни новый смысл, просто без нее существование теряет всякий смысл. Она должна принадлежать ему. По-другому просто быть не может.

Но и тогда Дуги был неимоверно важен для него. Беда в том, что в тот раз он в самом деле обезумел, и провалы в памяти только это подтверждали. Между этими двумя событиями не случилось ничего такого, что могло бы вновь довести взрыв эмоций до такого предела…

Но Линкольн ничего не мог поделать с терзающим его страхом. Если у него отнимут Мелиссу, что тогда делать?!

Беда в том, что решение принимать не ему. Его будущее счастье зависит от Локлана Макгрегора, на которого, в свою очередь, влияют Макферсоны. И заверения Мелиссы в том, что мнение ее и матери будет принято в расчет, вовсе не казались ему убедительными. Как скажет отец, так и будет.

Его пригласили на десять утра. Он прибыл точно в назначенное время, и дворецкий немедленно проводил его в холл. Мелисса, слетев по ступенькам, подбежала к нему.

— Ты пришел! — выдохнула она.

— А ты не верила, что я приду?

— После того, что мои дяди сделали с тобой, я боялась, что ты больше меня не захочешь, — призналась она.

Линкольн нежно улыбнулся.

— Как ты могла так подумать? Твои родственники не смогли ничего со мной сделать… и не смогут, — добавил он многозначительно.

Мелисса восторженно воззрилась на него:

— Они ждут в гостиной.

— Они?

— Мама, ее старший брат и папа.

— Я чувствую себя так, словно иду на суд, — вздохнул Линкольн.

— Будь самим собой. Вот и все.

— Ты останешься здесь?

— Нет, я слышала их рассказ прошлой ночью. Па не разрешил мне присутствовать на сегодняшней встрече. Но я ничуть не волнуюсь, — заверила Мелисса.

— Врушка, — усмехнулся он.

Мелисса не ответила, только подтолкнула его к двери гостиной. Линкольн набрал в грудь побольше воздуха и шагнул вперед.

Йен Первый, казавшийся коротышкой рядом с Локланом, стоял перед остывшим камином. Мать Мелиссы восседала на диване, разливая чай. При виде гостя она улыбнулась. Линкольн представлял ее совсем другой. Оказалось, что Мелисса пошла в отца и ничуть не походит на высокую, русоволосую, зеленоглазую мать. Кимберли не была красавицей, но улыбка разительно меняла ее лицо, придавая ему некое сияние, столь поразительное, что казалось, прекраснее женщины нет на земле.

Линкольн обратился к Локлану и стал излагать очевидное:

— Я хочу жениться на вашей дочери. Вы и без того это знаете. Со времени моего приезда в Лондон мои намерения остались прежними, несмотря на то, кем именно оказались ее родственники.

Последние слова Линкольн явно обратил к Йену. Но тот ответил стоическим взглядом, очевидно, ничуть не задетый оскорблением.

Локлан сухо откашлялся:

— Возникли кое-какие вопросы.

— Да, знаю, — отозвался Линкольн. — Никогда не думал, что старое изречение насчет того, что призраки прошлого возвращаются, чтобы преследовать тебя, окажется настолько правдивым.

— Братья моей жены кое-что рассказали мне об этом самом прошлом, — неизвестно почему пояснил Локлан. — Я бы хотел выслушать и тебя, если не возражаешь.

Линкольн кивнул. Собственно, чего еще он ожидал? От него непременно потребуют выложить всю подноготную. Никто не подумает оставить человека на растерзание его собственным личным демонам, если этот самый человек собирается жениться на вашей дочери.

Спокойно, не щадя себя, ничего не утаивая, он изложил все. Все, что помнил. Все, что уже успел сказать Мелиссе. Говорил он почти час, потому что время от времени его перебивали вопросами. Даже Йен задал несколько.

— Все, что случилось тогда, — закончил Линкольн, — было вызвано многими странными обстоятельствами. Некоторые даже имели отношение к смерти моего отца. Я не скорбел о нем как полагается. Подобно большинству мальчишек такого возраста, я считал, что плакать не по-мужски. Вместо этого во мне копился гнев на то, что он ушел, бросив меня. А вслед за ним у меня отняли мать… нет, она жива, просто я почти не видел ее после смерти отца. Итак, я потерял их обоих, и некому было заполнить пустоту. У меня не было ни братьев, ни сестер, ни товарищей по играм. Именно тогда я встретил Макферсонов, а Дуги стал тем самым братом, которого у меня никогда не было. И, потеряв его из-за сущей глупости, я действительно взбесился.

— Он не признавался в том, что ударился о твой кулак, когда падал, — вмешался Йен. — Только прошлой ночью набрался мужества сказать правду. Говорит, что в то время слишком стыдился и к тому же не знал, что ты пытаешься помириться с ним, поскольку мы не пускали тебя к нему.

— Но сейчас это уже не так важно и не имеет связи с нынешней ситуацией, как я полагаю?

— Нет, твой гнев вполне понятен, учитывая то, что мы теперь знаем, ко именно он сводит тебя с ума. Трудно найти другие слова для описания мальчишки, избитого до того, что едва держится на ногах, и по-прежнему рвущегося в бой. Тебя просили уйти, забыть обо всем, и не только все братья, но и я сам, в тот раз, когда ты пытался оттолкнуть меня. Помнишь?