А что, если он пойдет к принцу-регенту и скажет: «Ваше высочество, цель, с которой я принял этот титул, провалилась. Как насчет того, чтобы забрать его назад?»

С этой мыслью он провалился в сон.


II

Обычно Росс спал хорошо, но чутко. Если он решал, что нужно проспать пять-шесть часов, то с легкостью просыпался к назначенному времени. Но он не взял в расчет накопившуюся усталость последних дней и эффект от полутора бутылок вина.

Когда он проснулся, почти рассвело. Кто-то стучал в дверь.

Он встал, натянул штаны, накинул халат и пошел открывать.

В дверях стояли два жандарма, а позади них мужчина в гражданском платье.

— Сэр Росс Полдарк?— спросил мужчина.

— Да?

— Мы можем войти? — спросил он уже по-английски.

Росс молча посторонился. Он испугался, что с Демельзой что-то случилось. Они вошли.

Человек в штатском протянул ему документ.

— Вот ордер на ваш арест.

Еще один мужчина стоял на лестнице, но входить не спешил.

Росс выглянул в окно. День выдался погожий, даже выглянуло холодное солнце.

— На каком основании?

— За шпионаж в пользу Бурбонов.

— Это нелепость. Я английский военный, приписанный к посольству.

— Мы знаем, за кого вы себя выдаете, месье. Если мы ошиблись, то, несомненно, полностью загладим нашу вину. Судебный следователь во всем разберется.

Росс провел рукой по подбородку, не бритому уже два дня.

— Я прикомандирован к посольству. У меня дипломатический иммунитет.

— Месье, находись вы в посольстве, то могли бы на это сослаться. Но сейчас вы на французской земле.

Росс проклинал собственную слабость: не стоило вчера ночью поддаваться усталости. Но едва ли это станет серьезной проблемой. Какое-нибудь судебное заседание, и все разрешится.

— Разрешите мне одеться.

— Разумеется.

У двери снова послышались шаги. На пороге стоял четвертый человек, Жан-Ламберт Тальен. В утреннем свете его лицо, казалось, имело оттенок потертой гинеи. Он снял глазную повязку и уставился в пол поврежденным глазом.

— Доброе утро, сэр Росс.

— Месье Тальен.

— Сожалею, что вы оказались в подобном положении.

— Сожалею, что позабыл о вас, — отозвался Росс.

— Да уж, — кивнул Тальен. — Именно. Неразумно обо мне забывать.


Часть вторая



Глава первая


I

Апрель — месяц своенравный; очень часто всю зарождающуюся и расцветающую растительность уничтожают холодные и сильные ветра, но апрель 1815 года в Корнуолле выдался мягким и приятным, с дуновением легкого ветерка и редкими теплыми ливнями. Повсюду установилась благоприятная погода. Деревья в большинстве своем стояли голыми, не желая показывать листву, пока опасность не минует окончательно, но кустарники буйствовали. Корнуольская живая изгородь окружала новый дом Каррингтонов множеством разноцветных крохотных цветочков, а поля желтели чистотелом и одуванчиками.

Дом предполагалось построить из гранита, с крышей из сланца. Необычной формы, разработанной усилиями Клоуэнс, Стивена и мистера Джаго. Вход с торца, через крыльцо с гранитными столбами и сланцевой крышей, в длинный коридор с лестницами, ведущими в спальни. По левую сторону — дверь в гостиную, другая — в столовую; обе комнаты квадратные, с высокими потолками и эркерными окнами, обеспечивающими лучший вид на крутые склоны и вязы вокруг бухты Фалмута. Когда они смогут себе позволить, то построят террасу с балюстрадой, чтобы гулять чудесными вечерами и наблюдать за парящими чайками и маневрирующими парусниками.

В хорошую погоду Клоуэнс занималась попеременно то домом, который стал теперь высотой по пояс, то кораблями. Все три судна в эксплуатации, одно практически всегда стоит у причала, и приходилось заниматься погрузкой, разгрузкой, получать заказы, чинить мелкие поломки. В апреле Клоуэнс дважды вместе со Стивеном плавала на «Адольфусе» с грузом сланца в Дьеп, а с приближением лета с нетерпением ждала новых захватывающих путешествий. Как и мать, она никогда прежде не бывала во Франции, и тоже начала брать уроки французского. Куда веселей светской жизни в Пенрине и Флашинге за шитьем и рукоделием, с вечерами за картами или чтением позаимствованного экземпляра «Обозревателя».

Но события внезапно приняли дурной оборот. В середине марта Харриет показала ей передовицу «Таймс»: 

«Вчера рано утром мы получили из Дувра важные, но прискорбные известия о гражданской войне, разожженной во Франции негодяем Бонапартом, чью жизнь неразумно пощадили союзные державы. Теперь же складывается впечатление, что этот лицемерный злодей, который в ходе трусливого отречения стремился избежать кровопролития в гражданской войне, отсиживался на Эльбе и плел тайные и изменнические интриги, чтобы организовать побег и вернуть когда-то принадлежавшую ему империю».

Местные газеты вскоре стали печатать подробности, и Клоуэнс начала волноваться за семью. Она знала, что Энисы тоже уехали. И лишь в середине апреля наконец получила от матери письмо.

Дорогая Клоуэнс!

Увы, у меня печальные новости. Ты знаешь, что с 20 по 21 марта Наполеон занял Париж и большую часть Франции. Твой отец посещал военный лагерь в Осере и, по-видимому, французы взяли его в плен, хотя по какой причине, нам неизвестно. С огромной неохотой я покинула Париж из-за Беллы и Гарри. Меня подвезли на одном из последних экипажей. Все дамы покинули посольство неделю назад, лошадей почти невозможно было найти. Я уехала в карете мадемуазель де ла Блаш — помнишь, как мы говорили о Шарле де Сомбрее, так вот, когда-то они с ней были помолвлены. Я полагала, что она собирается в Кале, и решила дождаться твоего отца в Лондоне. Вместо этого, пережив многочисленные страхи и испытания, мы добрались до Брюсселя, откуда я тебе и пишу.