По мнению Генриетты, учитывая бесхитростное повествование Джози о мокрых платьях и побоях, няня сама была сущей дьяволицей. И хуже всего, что малышка Аннабел мирно дремала на ее плече, невзирая на то что сама успела насквозь промокнуть. Дело может закончиться воспалением легких! Какое несчастье! Всем, кто прочел руководство Бартоломью Ватта «Правила и указания по надлежащему уходу и воспитанию детей», было яснее ясного, что няня может самым разительным образом повлиять на всю дальнейшую жизнь ребенка, и, следовательно, отец Аннабел проявил преступную беспечность, поручив столь грубой и невежественной особе заботу о детях.

— Заходите, леди Генриетта. Я немедленно принесу вам чашку чаю. Должно быть, нелегко было нести ребенка по всей улице.

— Огромное спасибо, мистер Гиффорд, — кивнула она, входя в комнату. — Довольно и стакана воды.

Комната оказалась пустой. Красивый голубой ковер тянулся до самых окон, выходивших на центральную площадь Лимпли-Стоук. Генриетта обернулась, желая осведомиться о местопребывании отца детей, но мистер Гиффорд уже кланялся входившему в дверь мужчине.

Глава 3

Муки скорби

Первой мыслью Генриетты было, что перед ней — настоящий греческий бог, не из тех надутых распущенных типов, которых так любят изображать художники, а нечто совершенно исключительное: строгое красивое лицо и светящиеся умом глаза. Но если он действительно бог, должно быть, считается на Олимпе покровителем портных, потому что более элегантного человека ей еще не приходилось видеть. Вместо темно-коричневого сюртука — какие обычно надевают джентльмены в дорогу, — на нем были двубортный сюртук с бежевыми лацканами и светло-желтые брюки. В сапоги можно было смотреться, как в зеркало, а верхи голенищ имели оригинальный вырез, подобного которому она еще не встречала. В довершение ко всему его галстук был обшит кружевом и завязан сложным узлом.

Его взгляд скользнул по ее измятому платью, и Генриетте показалось, что он сморщил нос. От нее, разумеется, несло рвотой и кислым молоком. Не мудрено, что его передернуло. Генриетту и саму тошнило.

Но он ничего не сказал. Просто перевел взгляд на Джози, чье свирепое личико было копией отцовской физиономии: те же золотисто-каштановые локоны и изогнутые брови. Похоже, его ничуть не волновало, что малышка оставляла грязные следы по всему полу. Впрочем, он счел нужным мягко осведомиться:

— Джози, ты так выпачкалась, играя во дворе?

И тут Генриетта не выдержала. Тлеющая в ней неприязнь вырвалась наконец наружу.

— Мне трудно поверить, сэр, что вы постоянно выказываете собственным детям такое же преступное равнодушие, как сегодня. Эти малышки не играли во дворе, они решили уйти из дома и были уже в конце Хай-стрит, успев при этом дважды перейти оживленные перекрестки. А поскольку сегодня в Лимпли-Стоук рыночный день, временами, переходя Хай-стрит, я сама опасаюсь за собственную жизнь.

Нужно отдать должное мистеру Дарби, речь Генриетты произвела на него впечатление.

— В таком случае я у вас в долгу, — признал он с поклоном. Но следующий вопрос сделал его в глазах Генриетты кем-то вроде дьявола: — Полагаю, вы держите на руках Аннабел?

Генриетта презрительно вскинула брови.

— Полагаю, с моей стороны слишком смело надеяться, что вы узнаете собственное дитя?

— Боюсь, для этого не требуется особенных усилий, — заметил он. — Характерный запах, исходящий от ребенка, явно указывает на Аннабел. Гиффорд, я и не думал, что вам так быстро удастся найти подходящую няню, даже если она и кажется… — он одарил Генриетту ленивой улыбкой, — чересчур взволнованной. Уверен, что вы сумеете держать эти создания в ежовых рукавицах, мисс. Мне будет позволено осведомиться о вашем прежнем месте работы?

— Я не… — начала Генриетта.

— Эта дама — не няня, — поспешил объяснить перепуганный Гиффорд. — Позвольте представить вам леди Генриетту Маклеллан, мистер Дарби. Дочь графа Холкема.

Генриетта молча наблюдала, как мистер Дарби склоняется в элегантном поклоне. Ее никогда не интересовали фатоватые щеголи, не узнающие собственных детей. Этот лощеный образец мужского пола так же беспомощен, как все остальные его представители.

Но сам он, похоже, об этом не подозревал.

— Насколько я понял, Аннабел со своей обычной грацией избавилась от ленча, — заметил он, снова наморщив скульптурно вылепленный нос. — Я искренне извиняюсь, леди Генриетта. И… — Как ни странно, но виду него действительно был почти искренний. — И крайне благодарен за то, что спасли этих маленьких бродяжек. Сегодня утром их няня была не в себе, и, пока билась в истерике, этой парочке удалось сбежать. Мистер Гиффорд, — добавил Дарби с очаровательной улыбкой, — не могли бы вы поручить служанке проводить нас в дом моей тетушки?

Гиффорд так спешил выполнить просьбу, что забыл закрыть дверь, поэтому Дарби сделал это сам. Генриетта отметила, что двигается он с некоей сдержанной грацией, как большой тигр, которого она видела в бродячем цирке. Генриетта раздраженно поджала губы. Повезло же некоторым родиться с идеальным телом и лицом, вплоть до стройных ног и длинных ресниц!

Она вдруг застыдилась растрепанных волос и грязного платья. Хуже, чем сегодня, она в жизни не выглядела. Но ребенок на руках напоминал о более важных проблемах. Перед ней грубый, равнодушный к бедным детям родитель, и ее долг— показать ему его заблуждения. К счастью, с тех пор как Генриетта открыла деревенскую школу, в ее библиотеке были все книги по вопросам детского воспитания.

— Служанка для этого не подходит, — провозгласила она. — Ваших детей должен растить человек образованный.

Дарби резко развернулся.

— Простите, вы, кажется, что-то сказали.

— Похоже, вы готовы бросить детей на любую женщину, которая войдет в эту комнату. Что, если служанка окажется столь же беспечной, как ваша предыдущая няня? Знаете ли вы, что эта женщина вынуждала крошку Аннабел носить мокрую одежду, воображая, будто это излечит ее от рвоты? Слышали вы об этом, сэр?

Дарби удивленно моргнул, словно в тихую мелодию его мыслей ворвался грубый барабанный бой.

— Нет. И согласен с вами, что это вряд ли решит проблему.

— Детей необходимо воспитывать, руководствуясь исключительно добрыми намерениями, — пояснила Генриетта, повторяя любимую фразу из книги «Правила и указания по надлежащему уходу и воспитанию детей». — Видите ли, мистер Батт, признанный эксперт по детскому воспитанию, считает, что…

Но мистер Дарби уже не обращал на нее внимания.

— Джози, будь добра, не цепляйся за мою ногу. Мне очень не понравится, если вся грязь, в которой ты успела вываляться, окажется на моих брюках.

Если только Генриетта не ошибалась, на личике Джози появилось дьявольски коварное выражение. Так оно и есть! Малышка принялась усердно тереться щекой о светло-желтые брюки отца.

— Джозефина Дарби, немедленно прекрати! — резко, как и следовало ожидать, приказал он. Генриетта мысленно покачала головой. Мистер Батт рекомендовал относиться к детям с уважением. Чересчур грубое обращение только озлобляло их.

И Джози явилась идеальным подтверждением теории Ватта. Очевидно, отец не раз ругал ее в прошлом, и, как следствие, девочка превратилась в маленькую мегеру. Отстранившись, она подбоченилась и грозно уставилась на отца, как генерал на параде.

— Ты повысил на меня голос!

— И еще раз повышу, если будешь плохо себя вести!

— Ты не должен кричать на меня! Я маленькая осиротевшая девочка!

— О, ради Бога, только не начинай эту проповедь сначала, — бессердечно бросил он. — Я уже наслышан о том, что ты лишилась матери. Если не замолчишь, отдам тебя трактирной служанке!

Бесчеловечен! Он абсолютно бесчеловечен!

Джози, должно быть, согласилась с Генриеттой, потому что рухнула на пол и принялась энергично брыкаться, вопя громче паровозного гудка.

Мистер Дарби выглядел расстроенным, но не удивленным. И не проявил ни малейшего желания исправить ситуацию.

— Сделайте же что-нибудь! — прошипела Генриетта. Дарби вскинул брови.

— Вы имеете в виду какое-то определенное действие? — спросил он, почти перекрикивая визг Джози.

— Поднимите ее с пола!

— И что это даст? У нее истерика. Вы не удивляйтесь столь поспешному уходу няни, это, кажется, уже четырнадцатый подобный эпизод за последние три дня, с тех пор как мы покинули Лондон.

Знакомая боль пронзила правую ногу Генриетты. Под тяжестью Аннабел она пошатнулась. Похоже, бедро все же не вынесло таких зверских нагрузок.

— Возьмите, — бросила она, сунув ребенка в отцовские руки. Лицо Дарби приняло растерянное выражение. Генриетте вдруг показалось, что он вообще впервые держал собственную дочь!

— Послушайте! — возмутилась она, с каждой секундой раздражаясь все больше: пронзительный визг Джози, казалось, сверлил уши. — Что вы обычно предпринимаете в подобной ситуации?

— Жду, пока она успокоится, — вежливо объяснил Дарби. — Поскольку это моя первая и последняя поездка с детьми, мой опыт ограничен этими тремя днями.

Генриетта повысила голос:

— Хотите сказать, что Джози ведет себя таким образом исключительно во время этого путешествия?

— Собственно говоря, я узнал от няни, что это ее обычное поведение. И в сочетании со слабым желудком Аннабел положение становится невыносимым. Поэтому няня решила отказаться от места, и, откровенно говоря, я не могу ее винить.

— Ребенок, похоже, истерзан горем, — заметила Генриетта, наблюдая, как Джози катается по полу. Но несмотря на вполне естественное сочувствие, непрекращающиеся вопли «бедной сиротки» страшно действовали ей на нервы. Вероятно, причиной всему — полное равнодушие отца. — Возможно, вам следует меньше заботиться об одежде и куда больше — о дочери, — посоветовала Генриетта, бросив взгляд на бархатные лацканы сюртука Дарби.

Он надменно прищурился.

— Если бы я покупал одежду в Лимпли-Стоук, несомненно, придерживался бы того же мнения.