Уилла Кэсер - Погибшая леди

Случилось это вот почему — впрочем, трудно даже сказать, будто что-то случилось, сущий пустяк, но для Нила он решил все. Однажды летним вечером он поднялся на холм, чтобы проведать миссис Форрестер, и на минуту задержался у окна столовой, залюбовавшись кустом жимолости. Дверь из столовой в кухню была открыта, миссис Форрестер, стоя у кухонного стола, возилась с тестом. За ее спиной в кухне появился Айви Петерс, он подошел к миссис Форрестер и преспокойно обнял ее — его руки сошлись у нее на груди. Она не пошевелилась, не подняла глаз и продолжала как ни в чем не бывало раскатывать тесто.

Нил поспешил вниз с холма. «Больше не приду, — твердил он себе, переходя в сумерках мост, — ноги моей здесь не будет!» И сдержал слово — больше он ни разу не прошел по аллее, обсаженной тополями. Он пожертвовал ради миссис Форрестер годом своей жизни, а она пренебрегла его жертвой. Он старался облегчить капитану последние дни, а оказалось, он присутствовал при кончине того, кто воплощал в себе живую душу дома. Нил всегда думал, что дом на холме отличается от всех других благодаря миссис Форрестер, но, едва капитан умер, в этом доме перестали принимать старых друзей, таких, как дядюшка Нила, их предали и отринули. Здесь обосновались люди пустые и вульгарные, почуявшие в хозяйке родственную душу.

«Не будь я по натуре так похож на спаниеля, мне хватило бы и одного раза, — твердил себе Нил, — больше я бы в этот дом не сунулся. Но нет, для полного излечения мне надо было получить вторую пилюлю! Ну что ж, я ее получил! Что бы ни случилось с миссис Форрестер, я туда никогда не вернусь!»

Пока был жив судья Помрой, Нил время от времени узнавал кое-что о вдове капитана. «Имя миссис Форрестер теперь всегда связывают с именем Айви Петерса, — писал дядюшка. — Она не кажется счастливой, и, боюсь, у нее неважно со здоровьем, но она сама поставила себя в такое положение, что друзья ее мужа не могут ей помочь».

И в другом письме: «Лучшей новостью о миссис Форрестер было бы отсутствие новостей. На нее грустно смотреть, так она изменилась».

После смерти дяди Нил узнал, что Айви Петерс в конце концов купил дом Форрестеров и привез в него жену из Вайоминга. Миссис Форрестер куда-то уехала, предполагали, что в Калифорнию.

Прошли годы, прежде чем Нил стал вспоминать о ней без горечи. Но постепенно, после того, как миссис Форрестер — вдова капитана исчезла из его поля зрения, и Нил даже не знал, жива она или умерла, в его душе начали воскресать яркие, ничем не замутненные воспоминания о миссис Форрестер — жене капитана.

Теперь он радовался, что ему посчастливилось быть знакомым с ней, что она приложила руку к тому, чтобы он пробился в жизни. С тех пор он встречал много красивых и умных женщин, но ни одна из них не была такой, как миссис Форрестер в ее лучшие годы. Ведь когда ее смеющиеся глаза на мгновенье заглядывали в ваши, вы читали в них обещание неземного блаженства, блаженства, которого он, Нил, в своей жизни так и не изведал. «Я знаю, как его обрести, — казалось, говорили они. — Я покажу тебе!» Как бы ему хотелось, подобно Аэндорской волшебнице, вызывавшей тень пророка Самуила[15], призвать тень миссис Форрестер и выспросить, выпытать у нее секрет ее очарования, узнать, правда ли ей была знакома эта вечно цветущая, вечно сияющая, вечно манящая радость или она просто хорошо играла свою роль. Быть может, она знала не больше, чем другие, но обладала даром сулить что-то еще более прекрасное, чем она сама, как иногда аромат одного цветка вызывает в памяти всю прелесть весны.

Нилу довелось еще раз услышать о своей давно пропавшей леди. Как-то вечером, когда он направлялся в ресторан чикагской гостиницы, к нему подошел широкоплечий мужчина с открытым загорелым лицом, и оказалось, что он — один из тех мальчишек, с кем Нил водил компанию в Суит-Уотере.

— Я — Эд Элиот. Я тебя сразу узнал. Неужто, думаю, Нил? Может, пообедаем вместе? Я обещал одному твоему старому другу передать тебе весточку, если когда-нибудь нам доведется свидеться. Помнишь миссис Форрестер? Ну так вот, я встретил ее в Буэнос-Айресе через двенадцать лет после того, как она уехала из Суит-Уотера.

Они сели за столик и заказали обед.

— Понимаешь, я ездил в Южную Америку по делам. Я теперь горный инженер. Ну и прожил некоторое время в Буэнос-Айресе. Раз вечером в одном из тамошних шикарных отелей устраивали не то банкет, не то что-то в этом роде, и я как раз вышел из бара в холл, где собирались гости, а к подъезду подкатила машина. Я поначалу ни на кого внимания не обратил, а потом услышал, как одна леди засмеялась, и узнал миссис Форрестер — смех у нее ни капли не изменился. Она была вся в мехах, а на голове шарф, но когда я увидел ее глаза, больше уже не сомневался. Подошел к ней и заговорил. По-моему, она обрадовалась, узнала меня, заставила вернуться в отель, и мы с ней разговаривали до тех пор, пока муж не пришел звать ее к столу. Да, да, она снова вышла замуж за богатого чудака-англичанина по имени Генри Коллинз. Он родился в Южной Америке, сказала она, но встретились они в Калифорнии. Она рассказала, что они живут на большом ранчо и приехали оттуда на этот банкет на собственной машине. Потом я навел справки и выяснил, что ее муж — старик с характером. До нее был женат дважды, один раз на бразильянке. Говорили, что он богат, но неуживчив и довольно скуп. Хотя, похоже, у нее недостатка ни в чем не было. Они разъезжали в шикарном французском автомобиле, с ней всегда горничная, с ним — лакей. Нет, не думай, она вовсе не так уж изменилась. Конечно, она была сильно накрашена, там все женщины красятся, напудрена, да и нарумянена, по-моему. Волосы у нее были совсем черные, чернее, чем мне помнилось, видно, она их подкрашивала. Она пригласила меня в гости к ним на ранчо, и муж, когда пришел за ней, тоже звал приезжать. Она про всех наших расспросила, а потом и говорит: «Если увидишь когда-нибудь Нила Герберта, передай ему привет от меня и скажи, что я часто его вспоминаю». И добавила еще: «Скажи ему, что у меня все сложилось удачно. Мистер Коллинз — добрейший из мужей». На обратном пути я зашел в твою контору в Нью-Йорке, но ты был где-то в Европе. Прямо чудеса, как миссис Форрестер снова воспряла, ведь когда она уезжала из Суит-Уотера, она казалась человеком конченым.

— Как ты думаешь, — спросил Нил, — она еще жива? Я бы съездил к ней повидаться.

— Нет, она умерла года три назад. Я это знаю наверняка. Когда она уехала из Суит-Уотера, то, где бы ни была, каждый год присылала чек, чтобы в день памяти павших положили цветы на могилу капитана Форрестера. А три года назад пришел перевод и письмо от ее англичанина с просьбой ухаживать за могилой капитана «в память о моей покойной жене Мариан Форрестер Коллинз».

— Значит, можно не сомневаться, что о ней до самого конца заботились и пеклись. Слава Богу! — сказал Нил.

— Я так и знал, что ты порадуешься за нее, — отозвался Эд Элиот, и лицо его потеплело. — И я был рад.