Сара Уэстли - Поединок с тенью

– Вы не хотели бы обзавестись ловчей птичкой, миледи? – спросил Дженевру Сен-Обэн. Он улыбнулся. – Владелица Мерлинскрэга[6] непременно должна иметь своего кречета.

– О да, милорд. Мне всегда хотелось запускать свою птицу. А здесь можно устроить охоту на оленя?

– В Эксморе есть олени, миледи, а лорд Мерлинскрэга имеет право охотиться там.

Дженевра обратила к Сен-Обэну сияющее лицо:

– Значит, Каин и Авель тоже смогут потешиться!

– У нас в домике привратника есть охотничьи собаки, миледи. Они натасканы на лис, которые немало хлопот доставляют овцам.

Дженевра глубоко вдохнула свежий, пропитанный солью воздух и довольно вздохнула. Лошадь Сен-Обэна стояла возле ее Хлои. Она подвинула кобылку поближе и вытянула затянутую в перчатку руку. С удивлением Сен-Обэн взял ее.

– Кажется, вы довольны приданым жены, мой супруг!

Он слегка сжал ее пальцы, а потом отпустил ее руку.

– Лорд Нортемпстон не преувеличил ни привлекательности моей невесты, ни размеров поместья, которым она владеет.

«Такая прекрасная речь, да еще при свидетелях!» Дженевра покраснела, потом рассмеялась.

– Но вам еще предстоит познать красоты песчаного пляжа, что лежит под стенами замка! Может, мы спустимся туда после обеда?

– Спустимся? Неужели вы полагаете, что мы совершим эту экскурсию пешком?

– Да, именно так! Мое самое дорогое воспоминание детства – это как я сбегала вниз по песку прямо к морю, – сказала Дженевра. Тогда ей помогал спуститься с крутизны Мартин, теперь ее поведет по любимой тропинке муж.

Смутные воспоминания стали одолевать Дженевру сразу же за внешними стенами замка. Перед ними высилась небольшая башенка, защищающая замок с этой стороны. Довольно-таки неприлично задрав юбки, Дженевра почти без труда спускалась вниз, однако, когда ей нужна была помощь, руку ей протягивал Алан, и он же поворачивался затем, чтобы помочь Мег. Сен-Обэн скакал впереди всех вместе со своими псами, которые неистово лаяли, принюхиваясь к незнакомым запахам вокруг.

Роберт опять стал каким-то рассеянным. Дженевра, спрятав свое разочарование, не обращала на это внимания, решив, что пора бы уж и приспособиться к изменчивому нраву мужа.

Вдоль расщелины, проделанной ручьем, примостилась небольшая деревушка, и тропинка там расширялась, а затем круто сбегала вниз. «Домиков вроде бы стало больше, – подумала Дженевра, – в детстве склоны гор казались мне почти пустынными».

– Если случится шторм, эти домишки наверняка смоет, – заметила она. Алан и Мег спускались вслед за ней по стесненной скалами тропинке к берегу, где уже стоял Сен-Обэн. Она развязала свою юбку и расправила ее. – Это ведь новые домишки, да, Мег?

Мег также пыталась придать себе подобающий вид. Немного погодя она ответила:

– Думаю, да, миледи. Деревня разрослась. Лодок на берегу стало больше, чем я запомнила, да и людей, – она кивнула в сторону рыбаков, занятых утренним ловом, – по прибавилось. Однако мне кажется, что прилив раньше не поднимался так высоко.

Сен-Обэн, оценив положение домиков, заметил:

– Я думаю, там они в полной безопасности. Берег поднимается очень круто, и вода до них не добирается. Видите, сверху на скалах даже морская трава не растет.

Он огляделся по сторонам – на высокие горы, на полосу твердого золотого песка, открывшегося при отливе. Да, место чудесное. Роберт следил глазами за чайками, охотившимися и пронзительно кричавшими у них над головой.

– Итак, миледи, вот он, ваш любимый пляж. Нам надо было спустить сюда лошадей. Они бы с удовольствием порезвились в волнах.

– Завтра, милорд! Как только позволит прилив!

– Но песок, похоже, сухой. Давайте пройдем немного, а потом вернемся по тропинке, по которой ходят деревенские жители. Они ведь тоже ваши подданные, полагаю?

– Да, милорд, но они не слуги. Рыбаки – люди свободные и живут здесь, потому что им так нравится. Они платят нам ренту за свое жилье, большей частью рыбой. Надо с ними потолковать.

Они спускались по тропинке между домиками, и Дженевра, отвечая на приветствие молодой женщины, качавшей ребенка, запнулась об обломок скалы, валявшийся на земле. Колено ее подогнулось, и она упала бы прямо в грязь, если бы Сен-Обэн не подхватил ее. Она вцепилась в него, пытаясь удержаться на одной ноге, ибо, едва она поставила другую ногу на землю, колено ее пронзила острая боль.

Дженевре показалось, что, когда муж обнял ее, ее поразил разряд молнии, лишив последнего дыхания. Руки и ноги словно растаяли. Она подняла голову, и от того, что прочитала в глазах Роберта, у нее закружилась голова. Она закрыла глаза и выдохнула.

Он, продолжая держать ее, прорычал:

– Вы ушиблись?

Волны потрясения отпрянули, и она еще немного набрала воздуха в легкие.

– Нет, то есть не слишком… Колено… Она снова поставила ногу на землю и проверила колено. Боль слегка отпустила. К ней подбежала встревоженная Мег. Дженевра не замечала никого, кроме Сен-Обэна.

– Ничего страшного, я уже могу идти.

Он с шумом выдохнул и, вместо того чтобы отпустить, привлек ее поближе. Мег, заметив, что они заняты лишь собой, потянула Алана в сторону и зашагала по тропе.

– Святые угодники! – пробормотал Сен-Обэн. – Как же я хочу тебя, Дженевра!

Сердце Дженевры громко забилось.

– Завтра вечером я буду совсем здорова, – едва дыша, призналась она. И глаза ее обещали великий восторг любви.

Дженевра лежала на огромной постели и ждала. Дождь и ветер бились о ставни, врываясь в комнату сквозняком. Ночью погода изменилась, небо заволокли черные беспросветные тучи, находившие с моря.

Все утро Дженевра провела в беседе с Мартином и его женой. Она вознамерилась взять на себя надзор за всем хозяйством в замке и даже собиралась внести некоторые улучшения, но ненавязчиво, чтобы не обиделся Мартин. Его жена Эннис с восторгом приняла приглашение сделаться одной из камеристок. После совещания с управляющим Дженевра, вместе с Эннис и Мег, расчесывала и пряла шерсть, устроившись в большом зале.

– Подобные нитки получаются только из превосходной шерсти, – заметила Дженевра, положив шерсть так, чтобы компаньонки могли дотронуться до нее.

– Такой шерсти в Мерлинскрэге предостаточно, миледи, – улыбнулась Эннис, которая ловко пряла пряжу с помощью колеса. – Ведь наше главное занятие – это разведение овец.

– А потом шерсть отправляется в Барнстепль, – с улыбкой кивнула Дженевра. – Кроме той, что мы оставляем для себя.

Мег пряла столь же проворно, хотя и деревянной прялкой, которую держала под рукой.

– Но, прежде чем из нее получится одежда, все это нужно очистить, покрасить и соткать, – фыркнув, заметила она.

– Здесь есть люди, которые умеют отбеливать и красить шерсть, – заверила ее Эннис. – Что же касается ткачества, то в нашем хозяйстве имеется ткацкий станок, которым довольно часто пользуются. Сюда приходит заезжий ткач, он делает более тонкую ткань.

Поглощенные домашними делами, они провели тихий мирный день, лучше узнавая друг друга. А Сен-Обэн тем временем проверял лошадей, их амуницию, доспехи и оружие.

И вот тот миг, которого Дженевра ожидала весь день, наступил. Мег отправилась спать только после того, как помогла хозяйке вымыться с головы до ног ароматизированной водой и расчесала ей волосы до блеска. Замок постепенно затихал, и Дженевра в нетерпении смотрела на дверь. Наконец Сен-Обэн вошел в опочивальню, расправив позади себя кожаную портьеру.

Он разделся, взял свечу и, держа ее высоко в руке, подошел к кровати. От пламени камина волосы его казались золотистыми.

Дженевра затаила дыхание. Она не могла разобрать выражение его лица из-за пляшущих теней, однако мягкий свет падал на его великолепное мускулистое тело, ласкал широкие плечи, рельефную грудную клетку, узкие бедра и стройные сильные ноги. Мягкие вьющиеся волосы на груди казались немного темнее прямых волос на голове. Супруг, без сомнения, желал ее. Его вчерашнее признание явно не было плодом ее воображения.

Пронзившая ее ответная боль желания не удивила Дженевру. Это ощущение было ей знакомо еще с первой брачной ночи.

– Супруг мой, – хрипло прошептала она. И, воодушевившись вчерашним, отбросила одеяла приглашающим жестом. – Я жду вас, милорд.

– Я надеюсь на это. Вы же моя жена, – брюзгливо заметил он. – И ждете вы меня или нет, у меня есть право делить с вами постель.

Такого ответа Дженевра ждала от него меньше всего. Она покраснела от возмущения и резким тоном заметила:

– Может, вы предпочитаете, чтобы я не хотела вас милорд? Вам нравится, когда женщина сопротивляется?

Некоторое время он молчал с непроницаемым выражением лица, придвинув свечу поближе, чтобы лучше рассмотреть жену. Пламя взметнулось и оставило легкий дымок, заплясавший перед глазами Дженевры. Потом он протянул к ней свободную руку, намереваясь развязать ленты на ее ночной сорочке.

– Нет. – Голос его звучал напряженно. – От вас не требуется никаких выкрутасов.

Дженевра продолжала пылать от ярости, но, несмотря на растущее раздражение, не сопротивлялась, когда он снял с нее ночное одеяние и, взяв отставленную в сторону свечу, снова поднес ее к жене, чтобы полюбоваться линиями ее обнаженного тела, засиявшего при свете свечи, как алебастр. Дженевра сжала кулаки, едва удерживаясь от того, чтобы не свернуться в комочек и не спрятаться.

Взгляд Сен-Обэна задержался на прекрасной округлой груди Дженевры, на ее широких бедрах, которым сама природа велела вынашивать детей, на гибких и стройных ногах. Она слегка вздрогнула, едва он коснулся ее щеки, однако его рука, пробежавшая вниз по ее шее к плечу и задержавшаяся в ямочке меж грудей, была нежной. Дженевра не могла скрыть трепета, вызванного прикосновениями Роберта. Неясная улыбка – удовольствия, восхищения, предвкушения радости – коснулась его губ. Он отвернулся, чтобы поставить подсвечник, и задул пламя.