Тара Сивек - Подвешенный чулок

— Это «в любом месте, в любое время», заткнись, — бормочет она, используя отговорку, которой воспользовалась ранее в рождественском доме, когда поцеловала меня в щёку.

Из моего горла вырывается сдавленный стон, когда она накрывает головку члена своими горячими, влажными губами.

— Чёрт возьми, святая матерь Божья, — выпаливаю я, когда она полностью заглатывает член, пока он не упирается ей в горло.

Моя голова падает на красный вельветовый трон, но я заставляю глаза открыться и смотрю на неё вместо того, чтобы закрыть их от удовольствия, пока её рот движется вверх и вниз по поему члену, посасывая головку и кружа языком.

Прямо как во сне, который я видел этим утром, только лучше. Чертовски лучше. Лаская мой член своим волшебным ртом, она снова начинает водить рукой по стволу. Звуки, которые слетают с моих губ, это бессвязная тарабарщина, но мне плевать на всё, кроме ощущения её горячего рта и знающего языка, как никогда работающих на моём члене. Я так сильно хватаюсь за ручки стула, что боюсь сломать эту проклятую штуку, поскольку Ноэл ускоряет движение и сосёт интенсивнее. Грустно, что яйца так быстро наполняются и оргазм нагоняет меня. Это так, но я просто списываю вину на то, что я был в военной зоне восемнадцать месяцев и пользовался только рукой. Вообще-то я уверен, что всё дело в Ноэл. Я чувствую, что она может сделать мне сотню минетов, и я кончал бы так же быстро, потому что ЭТО хорошо.

Святое дерьмо, её рот должен быть запрещён законом.

Чмокающие звуки минета наполняют комнату, заставляет оргазм подступать так быстро, что даже осознание того, что я сейчас кончу там, где дети сидят на коленях у Санты не может остановить его.

— Чёрт, дерьмо, Ноэл… я сейчас кончу, малышка, — предупреждаю её, моё освобождение берёт небольшую паузу на слове малышка.

Я не хочу быть одним из тех типичных идиотов, которые называют женщину «малышкой» просто из-за того, что её рот на его члене. Оно вырвалось и я чувствую, что это правильно и не просто потому, что её рот действительно на моём члене. Она сосёт всё быстрее и быстрее, её щёки втянуты от усердия пока она продолжает глубоко заглатывать меня.

Другой рукой она присоединяется к веселью, массируя мои яйца теплыми пальцами и вот оно. Игра окончена. Я пропал.

— Дерьмо! Чёрт! Я кончаю, — я снова предупреждаю её, не желая извергнуться ей в рот и вызвать отвращение, если вдруг она не любительница подобного.

Ноэл даже не останавливается, полностью взяв мой член в рот, мои бёдра толкаются вперёд, и я кончаю интенсивнее, чем когда-либо в жизни, рукой она всё ещё ласкает мои яйца, пока я кричу и ругаюсь в своём освобождении. Она проглатывает каждую каплю моей спермы, и я становлюсь одним из тех типичных парней. Я должен прикусить язык, пока не сказал что-то глупое, типа признания в любви, между рыданиями от удовольствия.

Она медленно двигает губами вверх вниз по члену, мои бёдра продолжают судорожно дёргаться, пока оргазм, наконец, не стихает и мой зад падает обратно на стул.

— Святой, мать его, Иисус, — бормочу я, когда она отрывается от моего члена, напоследок целует головку и откидывается на пятки.

Проведя тыльной стороной ладони по губам, она быстро поднимается, я засовываю член в боксеры, встаю на трясущихся ногах, чтобы натянуть джинсы и застёгиваю их.

— Ты только что сделала мне минет на троне Санты, — тупо говорю я, когда застёгиваю джинсы и поправляю рубашку.

Я должен благодарить её, говорить, как она хороша, упасть на колени, разорвать на ней штаны и отблагодарить её, но всё, что я могу делать, это стоять в мастерской Санты и говорить очевидное.

Я отупел от оргазма.

— Надеюсь, ты просил Санту об этом, иначе будет странно, если ты просил только велосипед, — улыбаясь, поддразнивает она, поднимает пальто с пола и надевает его.

Я хихикаю, пока она наклоняется и выключает камин, мой член снова шевелится в штанах, от вида её задницы в этих узких джинсах.

— Ну, я хотел «красный рейдер», карабин, двести выстрелов из пневматической винтовки, но полагаю это тоже хорошо, — говорю я, беру её руку и тяну к себе, пока её тело не прижимается к моему.

— Оууууу, ты процитировал «Рождественскую историю», — она смотрит мне в глаза. Несмотря на то, что это я должен улыбаться после произошедшего, но мне нравится снова видеть её весёлой после чепухи, которую ранее наговорили её родители.

— Ты не должна была это делать, — напоминаю я ей, прижимая её ближе и интересуясь, почему она так идеально подходит мне, словно она была создана только для меня.

— Никто раньше не говорил обо мне так. Никогда, — шепчет она. — И не важно, если ты просто играл. Я поняла это, но всё в порядке. Просто… спасибо. Спасибо, что защищаешь меня, даже если ты не имел это в виду.

Она поднимается на носочках, прижимается своими губами к моим и обхватывает моё лицо ладонями. Без языка, без жара, мягкое прикосновение губ к губам и снова появляется боль в груди, которая перехватывает дыхание. Она отрывается и смотрит мне в глаза, и я не могу остановить слова, слетающие с языка, даже если хочу.

— Что если я говорил всерьёз каждое слово? — мягко спрашиваю я.

Она моргает, и я задерживаю дыхание, ожидая, что она назовёт меня безумцем или даже посмеётся за сказанную глупость.

Момент разрушает стук в дверь и Ноэл громко вздыхает, когда раздаётся голос Николаса.

— Каждый раз, когда вы трахаетесь в мастерской Санты, Бог убивает котёнка! Ужин готов, вы шлюшки, идите в дом!

Я убираю руки от Ноэл, и мы слышим скрип ботинок её брата по снегу, он возвращается в дом.

— Веселье закончено, — информирует меня Ноэл и, взяв за руку, толкает к двери. — Мама сделала ветчину, картошку с сыром и яблочный пирог, это должно всё улучшить.

Мой живот громко урчит и Ноэл смеётся. Выйдя на улицу, мы снова проходим через Рождественское освещение и в этот раз я могу всё рассмотреть, она указывает на декорации, которые я не заметил в первый раз.

Я определённо привязываюсь к этой девушке и её семье. Как, чёрт возьми, я смогу уйти через пару дней?

Здравствуйте, меня зовут Ноэл, и я сексуально озабоченная.

Я хочу выругаться на Сэма, пока он стоит в нескольких футах от меня, осматривая стойку со свитерами в «Macy’s», но это не его вина, я чувствую, что мне нужно на встречу анонимных сексоголиков. После космического минета — если можно так сказать — который я сделала ему в мастерской Санты, мы двадцать минут спорили в моей спальне о том, что он снова будет спать на полу. Он хотел отплатить мне оргазмом, а я не хотела, чтобы он чувствовал себя обязанным делать это. Я сосала его член не для того, чтобы отплатить ему за то, что он говорит все эти хорошие вещи обо мне. Ладно, может быть я и утащила его по этой причине, но как только я расстегнула его штаны и увидела «прекрасный подарочек» внутри, я очень, очень хотела прикоснуться к нему ртом. Забудьте прозвище Сокс. Отныне и навсегда он будет называться Ханг[9] . Я чувствовала, что было бы безопаснее, если он снова поспит на полу, вместо того, чтобы засыпать на моей двуспальной кровати в объятиях горячего, сексуального, соблазнительного, великолепного мужчины. Я ни за что не смогу сопротивляться сексу с ним, если он будет рядом со мной в кровати.

Не знаю, что, черт возьми, со мной не так. То я грущу о том, что он уедет после Рождества, то я всего лишь хочу заняться с ним сексом и потом, в другое мгновение, я снова хочу, чтобы он остался навсегда. Для секса.

Ладно, хорошо, и из-за него тоже. Он просто такой… идеальный. Мой мозг дымится от постоянного возбуждения, каждый раз, когда я смотрю на него, без возможности умерить свой пыл. Еще раз, во всем виновата я. Он был более чем готов, заняться этим прошлой ночью, а я отшила его. Сказала ему, что это нормально и было только для него, что я не ожидала ничего взамен, бла, бла, бла, я облажалась.

— Что думаешь насчет этого? Твоя тетя Бобби любит голубой? — Сэм спрашивает, держа светло голубой свитер с маленькими сверкающими кристаллами, украшающими вырез.

— Сэм, я уже говорила тебе, ты не должен покупать подарки моей семье, — я настаиваю в десятый раз с тех пор, как мы приехали в торговый центр.

Сегодня день семейных покупок. Мы всегда приезжаем в торговый центр «Грэйт Нортерн» за два дня до Рождества, чтобы сделать покупки в последнюю минуту, носимся от одного конца торгового центра к другому, а потом встречаемся все вместе, чтобы пообедать в фуд-корте[10] . Спасибо, Господи, за то, что я купила большинство подарков до того, как потеряла работу, и привезла их с собой. Я должна сохранить мизерный сберегательный счет, до тех пор пока, не найду новую работу и получу первую зарплату. И мне нужно будет оплатить вперед за первый и последний месяцы аренды новой квартиры, когда я вернусь в Сиэтл.

Черт, даже мысль о возвращении в Сиэтл расстраивает меня. Я люблю Сиэтл, я люблю друзей, которые у меня там появились, и нет ни одной оправданной причины, почему мысль о возвращении в Сиэтл огорчает меня.

— Они пустили меня в свой дом, и они кормят меня. Конечно, я куплю им подарки, — Сэм говорит мне, убирая голубой свитер подмышку и двигаясь к следующей стойке, на которой, по совпадению, стоят предметы с тематикой «Рождественской истории».

Ага, вот оно. Первая причина того, почему возвращение в Сиэтл, заставляет меня чувствовать себя как подросток эмо.

Сэм берет вязаную шапочку с лицом Ральфи и надписью на ней «Ты выбьешь себе глаз!», Сэм смеется, и кладет ее подмышку к свитеру.