Несколько успокоив меня, Шульман рассказал о некоем вареве, которое можно купить в магазине здоровой пищи, уверил, что оно поможет, обещал вернуть деньги за процедуру. На несколько дней я сказалась больной и не ходила на работу, придумав какую-то историю о том, что играла с одним из племянников, а тот, дескать, разбушевался и случайно ткнул меня в глаз карандашом. Я рассказала начальнице, что мне пришлось пережить небольшую глазную операцию, а потом две недели носила темные очки, пока не зажили все следы якобы операционного вмешательства.

Вы могли бы предположить, что подобное фиаско заставит меня откреститься от ботокса навеки. Но я лишь сменила врача, что и без того собиралась сделать, потому что хотела держаться подальше от всех тех джоджтаунских сучек, толпящихся в приемной доктора Шульмана. Я всегда была единственной «латина» в очереди, и только я приходила сюда в обеденный перерыв с настоящей работы. Все остальные — мамаши-домоседки, по крайней мере, они так называли себя: сиди-дома-мамочками. Но разве может считаться матерью та, у которой в доме живет нянька, день и ночь приглядывающая за детьми? Эти чики для заботы о детях обзавелись гувернантками, для уборки дома — горничными, сами же нигде не работали. Чем же они, черт подери, весь день напролет-то занимаются? Колются ботоксом, наверное…

— Готова к следующему? — спрашивает доктор Брок, занеся руку со шприцем.

— Всегда готова, — отвечаю я, собрав остатки храбрости перед очередным уколом.

Когда он вводит иглу под кожу, глаза мои наполняются слезами, а из носа течет. В этот раз я кривлюсь уже не так сильно, но ненависть к процедуре ни на секунду не отпускает меня. Зато, о боже, старость может покурить в сторонке! На следующей неделе мне стукнет сорок, и эти уколы ботокса — только начало войны за то, чтобы как можно дольше выглядеть молодой. Иногда я сожалею о своей склонности к соблюдениям всех этих новомодных условностей. Мне даже сны об этом снились. В этих снах мне плевать, как я выгляжу: я ем все подряд, забываю дорогу в спортзал и экономлю огромные суммы, которые обычно уходят на стилистов, косметологов, визажистов, маникюр, одежду, косметику, книги о том, как сбросить лишний вес, и прочее и прочее. Во снах я переживаю моменты счастья, словно с плеч упал огромный груз. «Не отдавай своего сердца преходящему», — конечно, избавление от тщеты освободило бы меня, но, понятное дело, наяву никогда ничего подобного не произойдет.

Быть красоткой так здорово. Мне всегда нравилось отлично выглядеть, и без боя я не сдам позиций победительницы, которые позволила мне занять красота. Думаю, интерес к моей персоне я ценю в людях больше, чем что-либо другое. Я выросла среди пятерых братьев и сестер, так что можете себе представить, сколько отеческой и материнской чуткости доставалось каждому из нас. Предки работали, заботились о шестерых детях, а я вечно жаждала, чтобы на меня пролилась хоть капля безраздельной родительской ласки. Вообще-то, я могу вспомнить лишь несколько дней своего детства, когда родительское тепло доставалось исключительно мне. Мама с папой были внимательны к каждому из нас в наши дни рождения, но, в основном, каждый из детей получал частицу родительской ласки мимоходом — по пути к следующему ребенку. На то, чтобы вникнуть в детские проблемы, подробно разобраться в них, у родителей не было ни сил, ни времени. Особенно хорошо помню один свой день рождения — тот, когда я, подхватив лихорадку прихорашивания, по-настоящему захотела быть привлекательной. Мне исполнилось пятнадцать, одновременно праздновали мою quinceanera. Quinceanera — это старинный католический ритуал, своеобразное признание того, что ребенок повзрослел, с этого дня пуэрториканская девочка выходит в свет. Множество маленьких пуэрториканок в США вместо quinceanera стали праздновать американский праздник «милые шестнадцать»[6], но ни я, ни мои сестры не желали ждать еще год до «своего» дня. Во многом quinceanera походит на свадьбу… только без жениха. Мои родители были небогаты, но в отличие от стереотипа, согласно которому принято считать, что нью-йоркские пуэрториканцы — это frijoles[7], живущие на пособие, трудились на достойной работе. Papi руководил огромным штатом обслуживающего персонала высотного здания в Манхеттене, a Mami работала секретаршей в юридической фирме на Мэдисон-авеню. Несмотря на то, что с деньгами, при шести-то детях, бывало туго, они смогли устроить относительно пышные празднества для меня и двух моих сестер на наши quinceaneras. Мне пришлось довольствоваться тиарой сестры, зато платье мама купила новое. Это был прекрасный белый наряд с вкраплениями светло-голубых тонов, который гармонировал с одеждой моей свиты. И сегодня я помню этот день так, словно он был вчера. С утра до ночи меня обласкивали все и каждый. Прическу мне соорудили у «Сабио», а чтобы наложить макияж, на дом была приглашена специалистка по визажу (я же не знала, что в действительности это была представительница «Эйвон», у которой отоваривалась моя мать). Помню, как после завершения всех работ по совершенствованию моей внешности я посмотрела в зеркало и поразилась новым ощущениям: я вдруг поняла, что при определенных усилиях могу подчинить себе целый мир.

Церемония была назначена на два часа, но все, кроме «англос», которые действительно появились ровно в два, знали, что праздник начнется «по пуэрториканскому времени», это означает, что было почти три пополудни, когда я появилась в проходе между рядами сидений в церкви. И, черт подери, я прошла по дорожке — точнее, прошествовала, наслаждаясь каждой секундой собственного триумфа. Взгляды окружающих были прикованы ко мне. Все улыбались, по рядам носился шепоток, и я различала: «такая красотка», «muy bonita»[8] и «toda una senorita»[9]. С того момента я заразилась тщеславием и, однажды почувствовав себя всесильной, уверовала, что красота — это власть.

После церемонии, во время которой я согласно традиции дала обет оставаться девственницей до свадьбы (клятва была нарушена примерно через год, когда, работая в бруклинском магазине «Гэп», я встретила симпатичного белого парня по имени Алекс), в небольшом бальном зале в гостинице «Рамада Инн» в Квинсе был организован прием. Нам подавали arroz con polio[10], жареные овощи и бананы. Диджей веселил толпу, и я с друзьями протанцевала несколько часов напролет. Это был действительно мой день, я наслаждалась тем, что была в центре внимания. Так это было восхитительно, и так хотелось, чтобы праздник никогда не закончился, что и сегодня, вот она — я, спустя двадцать пять лет все еще живу этими воспоминаниями…

— Ой! — невольно вскрикиваю я, потому что доктор попал иглой в довольно чувствительную точку на лице.

— Простите, — добавляю, извиняясь за то, что у меня вырвался возглас недовольства.

— Бывает, — успокаивающе улыбается врач.

Он симпатичный, однако. Интересно, считает ли он меня привлекательной? Бьюсь об заклад, что приди я сюда десять лет назад, он бы точно подумал об интрижке со мной. Теперь же я не настолько свежа для избалованного вниманием пациенток врача, к тому же у него на пальце обручальное кольцо и, скорее всего, супруга вдвое моложе своего мужа. Ненавижу это в мужчинах, особенно в богатых и успешных. Они всегда женятся на тех, кто гораздо моложе и свежее их самих. Впрочем, не мне судить. У меня самой на выходные назначено свидание с двадцатисемилетним инструктором по фитнесу. Он горяч, как адское пламя, и при этом не из тех, с кем следует заводить серьезные отношения. Мне нравится встречаться с самыми разными мужчинами, будучи в статусе незамужней дамы.

На свидания я начала бегать вскоре после quinceanera, привычка менять партнеров появилась тогда же. Я была красивой девчонкой: около ста шестидесяти пяти сантиметров ростом, весила не больше шестидесяти килограммов, каштановые волосы до плеч, выразительные карие глаза и уже тогда, извините за нескромность, довольно приличные формы. Так что в ухажерах у меня недостатка не было. По правде говоря, поклонников было так много, что иногда выбрать одного было крайне сложно. Даже если мне придет в голову остепениться, я уверена, что все равно буду держать ушки на макушке из опасения, что кто-то лучше других, кто-то недоступный в данную минуту, кто-то идеальный еще появится. Потому-то в привычку у меня вошло встречаться с множеством мужчин одновременно, и мне нравится такой стиль жизни. Врачи, конгрессмены, поэты, шеф-повара, безработные актеры, бухгалтеры — с кем я только не встречалась. На свидания меня приглашали и в лучшие рестораны города, и в самые что ни на есть обшарпанные забегаловки, какие только можно представить. Одни ухажеры летали на собственных самолетах, у других не было даже автомобиля. Я не встречаюсь с мужчинами ради того, чтобы заполучить спутника жизни, и не покушаюсь на их благосостояние. Я отправляюсь на свидание, чтобы хорошо провести время, и, надо отметить, не могу устоять перед обаянием, симпатичной мордашкой, ибо весьма падка на красивое мужское тело. Нет, сплю я не со всеми подряд. Не поймите меня неправильно, я не святая, это правда. Но самым сокровенным я не готова делиться, пока меня не сводят на свидание несколько раз и не продемонстрируют доброе ко мне отношение.

Все у меня хорошо, я ни капли не жалею о своей жизни, проходящей в череде свиданий, но приближение цифр 4 и 0, должна признаться, меня пугает. Сколько еще я буду привлекать внимание красавцев-мужчин? В своем возрасте я вполне свежа, но выглядеть на миллион баксов в сорок лет не так просто, как в двадцать, Я не готова отказаться от привычного образа жизни, и если для того, чтобы оставаться в игре, мне раз в несколько месяцев надо уколоться, пусть будет так.

Доктор Брок наконец-то завершает процедуру. Выхожу из кабинета, иду в приемную, выписываю чек на пятьсот долларов, отдаю его секретарю и покидаю клинику. По пути к лифту я начинаю делать упражнения для лица: крепко зажмуриваю глаза, открываю их, зажмуриваю снова… Морщу и расслабляю лоб, снова морщу. Я повторяю и повторяю эти гримасы. Упражнения способствуют проникновению в мышцы ботокса, который уже через несколько дней сотрет с моего лица все морщинки. Я открываю пудреницу и разглядываю себя в зеркальце — иногда уколы оставляют синяки, которые я маскирую при помощи макияжа, но в этот раз обошлось. Проверю, не появились ли кровоподтеки, еще раз позже.