Марк Барроуклифф - Подружка №44

Главный из трех судей, средних лет добряк с манерами чувствительного педераста, снял забавные очки с полукруглыми стеклами – такие носят люди, которых беспокоит, что их не принимают всерьез, – и долгим взглядом посмотрел на Джерарда.

– То есть вы говорите, что лгали, когда выдвигали данные обвинения против ответчика? Так следует понимать ваши слова?

– М-м, – глухо промычал Джерард.

– Что?

– Да.

Он уже запустил обе руки под футболку и яростно расчесывал грудь.

Судья зашептался с двумя другими. Я стоял у своей скамьи, сдерживая эмоции. Если б я носил очки, то сейчас мог бы небрежно протирать их. Но я лишь вытянул губы трубочкой, будто для свиста, и подмигнул Джерарду.

Судья обратился к цивилизованному и остроумному полицейскому, который все же выглядел серьезнее, чем в тот день, когда конвоировал меня в участок:

– Констебль, арестуйте этого человека за трату вашего служебного времени. Нет, погодите, у меня есть идея получше.

И повернулся к Джерарду:

– Я решительно возражаю против той ерунды, с которой вы пришли в суд. Пустая трата денег налогоплательщиков. – Платить налоги не любит никто, но для представителя закона, как видно, это было особым мучением, сравнимым для нас разве что с каторжными работами. – Я обвиняю вас в неуважении к суду и, видимо, не имею иного выхода, чем в назидание прочим заключить вас под стражу.

– То есть в тюрьму, – шепнул я (вдруг Джерард не разобрался со словом «заключить»). Хотя, вообще-то, у него университетский диплом. Меня потрясло, что его решили посадить, и было немного страшно, как подействует на него тюрьма. Впрочем, наряду с этими благородными мыслями думалось и другое: «Победа, полная и окончательная».

Джерард топтался рядом с видом мальчика, объевшегося именинным пирогом. Я справился с искушением гаркнуть: «Подбери мыло, белый парень». Между тем судья принес мне извинения за беспокойство и напрасный вызов в суд.

– О, что вы, ваша честь, – возразил я, – мне было очень приятно. Честное слово.

Должен заметить: мало что в жизни доставило мне столько удовольствия, как визиты к Джерарду в тюрьму. Я не раз упрашивал Элис составить мне компанию, но она не соглашалась, мотивируя отказ тем, что сидеть ему всего две недели, и, если мы заявимся к нему вдвоем, это явно не сделает его счастливее.

– Подумай, – возражал я, – ведь это сделает меня счастливее вдвое!

Но Элис была тверда.

Брикстонская кутузка – приличных размеров тюрьма Викторианской эпохи, когда наказание считалось не в пример важнее исправления. Впрочем, в нынешних исправительных учреждениях важнее всего наличие свободного места для отбросов современного цивилизованного общества.

Таких, как Джерард, сюда обычно не отправляли – для мелких правонарушителей из среднего класса условия здесь неподходящие, – но, поскольку срок ему дали ничтожно малый, девать его было просто некуда. Так Джерард оказался в тюрьме по месту жительства, в компании уличных грабителей, наркоторговцев, квартирных воров, мальчиков по вызову и сутенеров. Когда я увидел его в большой комнате для свиданий (точь-в-точь как по телевизору), он держался просто замечательно, вот только волосы у него были грязноваты. Я забеспокоился, те ли средства по уходу выдают ему в тюремной парикмахерской, но он лишь поджал губы и буркнул:

– Две недели вполне можно обойтись без душа.

Странно: то ли дело в грязи, то ли ум Джерарда занимали какие-то важные мысли, но чесаться он, кажется, перестал.

– Ну что, – спросил я, – ночью тебя никто не согревает?

– Никто, – отрезал Джерард. – И вообще по сравнению с тобой мои сокамерники – люди прекрасно воспитанные.

– Знал бы, что ты будешь злиться, не пришел бы, – сказал я, имея в виду совершенно противоположное.

– Они опрятнее тебя, – продолжал он, пропустив мою колкость мимо ушей. – Я сижу с парнем, осужденным за вымогательство с угрозами, и с поджигателем, и они оба опрятнее, чем ты.

– Значит, с Элис ты не ужился бы, – проронил я. – Она тоже неряха.

– Уверен, я смогу ее изменить.

– Великолепная основа для прочных отношений, – заметил я.

– М-м-м, – тупо промычал Джерард, видимо, начиная понимать, что Элис он упустил. Теперь я носил в бумажнике ее фотографию – точнее, нашу с ней общую фотографию на вапоретто в Венеции.

Я огляделся. Несколько человек показались мне вполне нормальными, но в основном – опустившиеся придурки, которых я повидал достаточно, пока сидел без работы. Некоторые из них поражали странной телесной мощью – не гармоничной мускулатурой культуристов, но несоразмерностью, граничащей с уродством: мощная шея или непомерно широкие плечи при щуплой, чахлой грудной клетке. У одного мышцы бугрились только с одной стороны лица, придавая ему вид жертвы внезапного паралича. Но хуже всего в этой комнате был запах. Как будто что-то протухло; впрочем, по-моему, так оно и было.

– Наверное, за неуважение к суду здесь особого почета не дождешься? – спросил я.

– Будешь удивлен. Любой конфликт с судом или мусорами здесь приветствуется.

«Мусора», сказал он. Отсидел всего неделю, и уже «мусора». Обычное для Джерарда определение стражей порядка – «свиньи», как называют их все, кого они по соображениям политики или моды (что то же самое) сильно раздражают. «Мусора» или «легавые» – жаргон профессиональных преступников. Возможно, Джерард решил выйти из криминальной академии, именуемой тюрьмой, преступным авторитетом. Впрочем, вымогательство и поджоги, по-моему, все-таки не его кусок хлеба.

Тут я перехватил чей-то взгляд за два-три стола от нас. Там сидел жилистый, нервный тип с вытатуированной под глазом слезой. Ему определенно надоело общаться с женой и кучей детишек (полагаю, то была его жена; есть у криминальных элементов сентиментальная тяга к браку), и он решил прицепиться к Джерарду.

– Эй, принцесса, – крикнул он, – кто твой дружок?

У меня мелькнула мысль послать ему воздушный поцелуй, чтобы подтвердить его подозрения относительно Джерарда, но я испугался последствий, причем даже не для себя, а для Джерарда, что было куда серьезнее, ибо в отличие от меня скрыться ему было некуда.

– Принцесса? – переспросил я его. – Хорошее имечко.

– Катись-ка ты домой, Гарри, а? Отвали.

– Да, – согласился я. – Так и сделаю.

Безусловно, нам с Принцессой предстояло как-то восстановить добрососедские отношения. Поэтому предложение Лидии в качестве сюрприза устроить для него праздничный ужин в честь возвращения домой после двухнедельной отсидки очень мне понравилось. Это было особенно кстати, учитывая, что с Эриком мы так и не познакомились ввиду непредвиденного пребывания Принцессы на казенном обеспечении. Кроме того, я решил, что время для знакомства Принцессы с дизайнером Эриком, женихом Лидии, выбрано нами вполне удачно: в его присутствии мы вряд ли сцепимся всерьез.

Единственная загвоздка с сюрпризом оказалась в том, что Принцессу – с этого момента я снова буду называть его Джерардом – выпустили несколько раньше, чем мы рассчитывали, и в результате ужин готовил он сам. Расположение духа у него было самое счастливое; вероятно, сказывалось благотворное действие выхода на волю.

Встречаться с другом Лидии ни мне, ни Джерарду не горело: гораздо важнее было успеть наругаться всласть. Я чувствовал себя до странности подавленным. Утром пришло письмо от Эмили, которая закончила первый этап своих антарктических изысканий. Мое письмо она, вероятно, не получила, поскольку ни словом о нем не упомянула. В экспедиции она чудесно проводила время и спала с геологом по имени Джон. О намерении порвать со мною прямо не говорилось, но, читая между строк, я намек понял. И, несмотря на перспективу представить ей Элис, когда она вернется, мысль о том, что меня бросили ради какого-то камнетеса, не давала мне покоя. У него даже приличной работы в СМИ нет.

Джерард кинулся звонить Элис из автомата, как только вышел из тюрьмы. Это я знал, поскольку она тут же перезвонила мне, чтобы отчитаться и предупредить, что он уже едет домой. Ей он сказал, что на две недели уезжал в служебную командировку; она ответила, что знает, где он был. Почему-то она согласилась встретиться с ним, «чтобы решить пару вопросов».

– Надеюсь, его влечение к тебе вы обсуждать не будете? – спросил я без намека на юмор.

– Ну что ты, – заверила Элис, хотя, ясное дело, ради этого и назначена встреча, а иначе я и спрашивать не стал бы.

Ни на какие кулинарные изыски мы с Джерардом не отважились: он – поскольку после тюрьмы не было настроения, а я так вообще не умею, поэтому мы просто закупили в супермаркете гору готовой еды, несколько бутылок вина и сели за стол напиваться и ждать счастливую пару.

Знакомство с Эриком меня несколько волновало, однако я искренне радовался, что Лидия нашла себе нового друга, или, если угодно, жениха. Вдруг его появление ознаменует начало наших с нею новых отношений, честных и открытых, и мне уже не придется все время следить, что я говорю. Никаких особых секретов у меня нет, к проституткам не хожу; нет и тайных желаний (например, пойти к проституткам), реализовать которые не хватает смелости. Просто с Лидией я встречался по велению сердца и головы, но не органов размножения. Она невероятно умна, интересна, хороша собой (если знаешь, чего ищешь), и в чем-то мы с нею родственные души. Тут большего и желать не приходится. Мы любим одну и ту же музыку, фильмы, книги – да почти все. Но, увы, она меня не заводит, потому что внешне она не в моем вкусе. Появление Эрика убедит ее в собственной привлекательности, и я смогу быть честнее и раскованнее.

Удивительно, как мы сумели продержаться вместе целых два или три года – наверное, все же два, – пока он нас не разлучил.

Я не хотел порывать с Лидией, поскольку убедил себя, что при столь полном духовном родстве наша физическая несовместимость не важна. В пятьдесят все выглядят одинаково, а после пятидесяти можно прожить вместе еще полвека. Логика очевидна: было бы лучше остаться с женщиной, которую я так люблю, чем встречаться с кем-то, кто нравится сильнее, но понимает меньше. Не хочется обнаружить, что мне нечего сказать матери своих детей, когда они разлетятся кто куда и мы впервые за восемнадцать лет сядем обедать вдвоем. Вот какой фигней я забивал себе мозги почти двадцать четыре месяца.