– Элис, – заговорил я, вздрогнув, когда крупная градина проскочила сквозь навес прямо мне за шиворот, – надеюсь, тебя не рассердит то, что я сейчас скажу, но сегодня, когда ты попросила меня достать из рюкзака твое белье…

– Ты почувствовал странное возбуждение? – округлив свои колдовские зеленые глаза, перебила Элис.

– Возможно, – продолжал я, – но, главное, я нашел в твоем рюкзаке очень интересную книгу.

– Вот как? – Элис резко выпрямилась, и лицо ее посуровело.

– Я только подумал, не увлекаешься ли ты такими вещами? Ну, ты понимаешь…

– И что же? – надменно проронила она, глядя на меня сверху вниз.

– Наверное, увлекаешься, и хорошо. Понимаешь, я и сам… Эти сцены…

О каких сценах я говорил, сам не знаю. Почему соврал, что увлекаюсь неизвестно чем, – тоже. Звучало это так, будто почти все свое свободное время я радостно сижу в клетке под замком, страдающая бешенством матки домохозяйка из Чингфорда кормит меня сушеными каракатицами, а я подобострастно киваю и лепечу: «Спасибо, спасибо». Хотя нет, я знаю, почему я так сказал. Меня подтолкнуло то, что я просто не могу смириться, если чего-нибудь не знаю. То же самое происходило, когда я читал Лидии лекцию о курганах Стоунхенджа, а мой дядя Дэйв рвался учить Лоуренса Оливье основам актерского мастерства. Если Элис много знала о садомазохизме, внутренний голос ревниво шептал мне, что я должен знать еще больше. Даже сдавшись, мне все равно надо быть на высоте…

Официантка опять стала упрашивать нас зайти под крышу. Я взглянул в лицо Элис, но никаких признаков радости по поводу своих признаний не обнаружил. Мы вошли в зал, нашли столик у окна, чтобы видеть канал. Град обрушивался на тротуар, будто никакого навеса над ним не было и в помине; тяжелые ледяные горошины отскакивали от столика, за которым только что сидели мы. Принеся нам пасту, официантка показала рукой на окно и засмеялась, будто хотела сказать: «Вот видите».

– Что тебе нравится? – спросил я у Элис, надеясь, что никаких дополнительных приспособлений ей не потребуется.

– Что всем, – отрезала она и опять выставила кончик языка между зубами, отчего у меня по спине пробежала дрожь.

И закурила, не обращая никакого внимания на еду.

– Как в книжке? – уточнил я. Насколько я помнил по расказам Лидии, Жюстина, героиня романа де Сада, до конца повествования дожила.

– Разве не ты должен мне сказать?

Град со всей силы лупил по столикам, гром, казалось, гремел прямо над нами. Две официантки зачарованно смотрели в темноту за окном. Должно быть, видеть такое им доводилось нечасто.

Элис глубоко затянулась сигаретой, похожая на героиню французского Сопротивления, но только не настоящую, грубую и простую, отчаянно смелую, наводившую ужас на оккупантов, а киношную, голливудскую. Не забыть написать что-нибудь на эту тему, когда разберусь с Эмили.

Обалдев от ее красоты и от бури, я не сразу понял, что она имела в виду.

– А ты сам не скажешь?

– Ладно. А ты кто?

– Как?

– Ведущая или ведомая? Госпожа или рабыня?

Оставалось только надеяться, что подобная дерзость сойдет мне с рук.

– Не госпожа, – тихо ответила она.

Значит, мне не придется лаять по-собачьи, визжать, как свинья, и издавать другие неестественные для человеческого существа звуки.

– А ты?

– О, я – да, – заявил я с такой готовностью, будто убеждал чиновника паспортного контроля, что паспорт у меня есть.

– Значит, у нас есть кое-что общее.

Посмотрев мне прямо в глаза, она ущипнула меня за руку. Я ответил тем же, но сильнее. Она охнула, заерзала, но руку не убрала, а только прошептала:

– Надеюсь, ты заставишь меня очень пожалеть, что приехала сюда с тобой.

– Об этом не беспокойся, – сказал я, ущипнув ее еще раз. – Сиди здесь.

И встал, чтобы пойти в туалет.

По моему мнению, властные самцы должны изъясняться именно так.

Возвращаясь обратно, я заметил в нише телефон-автомат. Меня слегка тревожило, как там Джерард, и я решил набрать наш домашний номер, чтобы только услышать голос и сразу повесить трубку.

– Prego, – сказал в трубке голос Джерарда. Значит, совершенствуется в итальянском. Меня охватило смешанное со злорадством облегчение.

– Джерард, привет, это я, Гарри.

Да, я собирался повесить трубку, но передумал.

– Si? – сказал Джерард.

– Я звоню проверить, как ты там.

На таком уровне Джерард явно не владел итальянским, ибо ответил на родном языке.

– Нормально, – весело сказал он. – А что мне сделается?

Даже если Джерард искренне радовался, в голосе его звучала мировая скорбь.

– Все нормально. Даже очень хорошо. Эта история с Элис привела меня в порядок. Сплю как младенец.

Я беззвучно захихикал.

– А с Элис не встречаешься?

– Нет, – отозвался он все так же победоносно, явно провоцируя меня на расспросы.

– Так что, она тебя послала?

Я все же сумел задать вопрос, а не констатировать факт.

– Нет, перенесла встречу на следующую субботу.

Это мне понравилось уже меньше, но, может, она просто не хочет обижать его немедленным отказом?

– И куда вы пойдете?

– Желаешь знать подробности? Мало того что она хочет видеть меня, а не тебя? Давно по носу не щелкали?

До сего момента я был просто образцом сдержанности, честное слово!

– Так куда же вы идете?

– Я пригласил ее в «Бел Свами» и сказал, что она может не заказывать шведский стол, если не захочет.

После такого заявления мне стало… ну, скажем, во всех отношениях лучше, чем Джерарду.

– Желаю удачи, – сказал я, увы, не в силах сдержать безумного смеха.

– Попробуй только мне помешать! Это лучшее, что случалось со мною за много лет.

Джерард понимал, что при необходимости я тоже могу нарисоваться в субботу вечером в «Бел Свами»: «Ух ты, какая встреча, ничего, если мы к вам присоединимся – я и наша дружная футбольная команда?»

– Здорово.

Теперь голос у меня был, будто у десятилетнего школьника, который видит, что учитель вот-вот наступит в собачью кучку.

– А ты сегодня вечером что делаешь? – с подозрением спросил Джерард.

Гордость и самообладание подсказывали мне, что шутить больше нельзя. Как друг, как порядочный человек, я обязан открыть ему глаза на правду.

– Трахаюсь с Элис в Венеции, – скромно признался я, показывая аппарату букву V.

– Ха – пошел ты – ха!

– Спокойной ночи, – сказал я и повесил трубку. Тот парень, что жил в нашей квартире раньше, был помешан на технике. Он оставил нам на память телефонный аппарат с кнопкой определителя номера – причем любого номера в любой точке земного шара. Я знал, Джерард не удержится от искушения нажать ее, и улыбнулся, представив себе, как он листает телефонный справочник и с ужасом находит в нем код Венеции.

– Заставляешь ждать себя? – спросила Элис, когда я вернулся за столик с довольным лицом папаши, только что видевшего, как несимпатичный ему приятель дочери угодил под автобус.

Мне хотелось поцеловать ее, сказать, что люблю, что буду любить вечно – по крайней мере, ближайшие лет десять, – но, чтобы раззадорить ее, я решил до конца вечера вести себя властно и грубо.

– Что ты со мной сделаешь, когда приведешь обратно в номер?

– Не скажу. Придется тебе самой подумать, – усмехнулся я, сжав ее руку и втайне жалея, что не сообразил заглянуть в книжку. Хоть понятие имел бы, как управляться с розгами бездарному любителю.

К нашему столику подошла официантка. Я думал – чтобы забрать тарелки, но надежды мои, как выяснилось, были беспочвенны и напрасны.

– Элис МакНейс? – с хорошим английским произношением спросила она.

– Да, – откликнулась Элис удивленно.

– Вас просят к телефону.

– Не ходи, – сказал я.

– Интересно, кто бы это мог быть?

– Кто угодно. Абсолютно кто угодно.

Элис удивленно выпятила нижнюю губку.

– Как интересно.

И поднялась из-за стола.

– Я тебе запрещаю, – заявил я, решив сыграть на своем амплуа повелителя.

Как будто не услышав, она аккуратно задвинула стул и пошла к телефону.

– Ты очень плохая девочка! – с надеждой крикнул я вслед, здраво рассудив, что могу извлечь из этой игры некую выгоду.

Град за окном прекратился, но над каналом время от времени рокотал гром. О том, что Джерард, при всей своей несообразительности, может перезвонить сюда, я как-то не подумал.

Прошло полчаса. Я допил до дна свой бокал, затем остатки вина из кувшина, затем осушил бокал Элис и заказал еще кувшин. Мозг молчал, но для издерганных нервов и это было слишком громко. Когда мозг очнулся, то мысли приобрели форму газетных заголовков: «Мужчина лет тридцати найден задушенным в Большом канале», «Спасаясь от нападения своей подружки, английский турист совершает смертельный прыжок в канал», «Вскрытие подтверждает: смерть наступила от удушения». Меня поразила зловещая догадка: может, моя смерть на воде станет второй на совести Элис?

Из-за грозы и своей внутренней борьбы я не услышал, как вернулась Элис. Не иначе снова приплыла по воздуху.

– Он назвал меня подлой изменницей.

– Значит, не так уж сердится, – вяло заметил я. – Тебе было приятно? Тебе ведь нравится, когда тебя обзывают блудливой сукой, верно?

Памятуя, о чем мы говорили, я не знал, как действуют на нее оскорбления.

– Ни черта мне не приятно, – отрезала она. – Ты не сказал мне, что позвонил ему.

– Он был нездоров, и я хотел проверить, все ли у него в порядке.

– И поэтому разболтал, где ты и с кем?

– Упомянул вскользь.

– Как, по-твоему, он это воспринял – плохо?

– Сказал, что сожжет всю мою одежду и убьет меня, когда я вернусь, так что лучше, чем я предполагал.

Удобно дружить с Джерардом: даже когда его нет рядом, можно врать о нем, что в голову взбредет.