— Благодарю вас, — холодно сказала я. — Стеннинги уезжают в конце недели, не так ли?

Он улыбнулся мне:

— Хай-Тор настолько заполнил ваши мысли, что не осталось места ни для чего иного.

— Вынуждена сознаться в этом.

— Сейчас жизнь представляется вам в романтическом ореоле.

— Откуда вы знаете?

— Потому что я знаю, что такое быть молодым и влюбленным. Счастливчик Патрик!

— Мне кажется, мы оба счастливчики.

— Я считаю счастливчиком его.

Его глаза загорелись огнем. Я подумала, что он флиртует с любой женщиной, несмотря на то, что она собирается выходить замуж. Оказавшись с ним наедине, я чувствовала бы себя неловко. Но сейчас я была в безопасности, потому что в соседней комнате находились хозяин с хозяйкой.

Он поставил кружку на стол и наклонился ко мне:

— Скажите, у вас не было любовника до этого достойного молодого человека?

Мои щеки вспыхнули:

— Что вы имеете в виду?

Он развел руками и пожал плечами. Как большинство его соотечественников (то же самое я замечала у его сестры Селесты), в разговоре он постоянно жестикулировал.

— Я имею в виду, был ли Патрик первым? — Он вдруг рассмеялся. — Сейчас вы собираетесь сказать, что я нахал.

— Вы прочитали мои мысли.

Я поднялась со стула, но он протянул руку и задержал меня:

— Прошу вас, сядьте, пожалуйста. Вы очень молоды, мадемуазель Ребекка, и именно по этой причине закрываете глаза на многие вещи. В этом нет ничего хорошего. Вступая в брак, нужно многое узнать…

— Я думала, что мы будем разговаривать о доме.

В самом деле, я не хочу…

— Понимаю. Вы не хотите смотреть в глаза реальности. Вы хотите рисовать идиллические картины, прикрывать ими правду, вводить себя в заблуждение.

Есть люди, которые пребывают в таком состоянии всю жизнь. Вы намереваетесь поступить так же?

— Возможно, именно поэтому такие люди счастливы.

— Счастливы? Можно ли быть по-настоящему счастливым, закрывая глаза на правду?

— Я не знаю, что вы пытаетесь мне внушить, но вряд ли есть смысл продолжать этот разговор.

— Вы ведете себя несколько… по-детски, не так ли?

— В таком случае вас должно утомлять мое общество, и мне пора распрощаться с вами. Вам нет необходимости уходить отсюда. Возможно, я веду себя по-детски, но добраться домой самостоятельно я способна.

— Когда вы сердитесь, то становитесь очень хорошенькой.

Я тут же отвернулась.

— Вы боитесь слушать меня, — упрекнул он.

— Отчего бы мне бояться?

— Оттого, что вы опасаетесь услышать правду.

— Я не боюсь, уверяю вас, но нахожу ваши вопросы оскорбительными.

— Относительно любовника? Прошу простить меня.

Я знаю, что вы девственница и предпочитаете оставаться ею вплоть до первой брачной ночи. Это, конечно, очаровательно. Я всего лишь намекал на то, что некоторый добрачный опыт может оказаться полезным.

— Не понимаю, почему вы находите возможным говорить со мной таким образом?

Он изменил тон, став чуть ли не смиренным.

— Я веду себя глупо, — сказал он, — И знаю, почему. Наверное, я немного завидую месье Патрику.

Я постаралась придать своим словам некоторый сарказм:

— Итак, мы вновь вернулись к хорошо знакомым методам. Вы жалуетесь на то, что я стараюсь прикрыть жизненную правду романтизмом, а я отвечаю, что не верю ни единому вашему слову. Вы пользуетесь теми же самыми словами, выражая те же самые чувства, обращаясь к любой женщине, встретившейся на вашем пути. Они ничего не значат. Мы ведем совершенно бесполезный разговор.

— Вы правы. Но в данном случае я говорю правду.

— Значит, вы признаете, что частенько лжете, хотя и предпочитаете правду, стремясь открыть ее всем?

Жан-Паскаль вновь пожал плечами и развел руками:

— Во Франции отец молодого человека сам подбирает ему любовницу. Обычно это уже немолодая, очаровательная, опытная женщина. Она обучает его известным вещам, чтобы, женившись, он не был неловок. Вы понимаете?

— Я слышала об этом, но мы живем не во Франции и у нас иные взгляды на мораль.

— Я сомневаюсь в том, что все англичане высокоморальны, а французы насквозь растленны.

— Неужели теперь мы будем выяснять национальный вопрос?

— Ни в коем случае. Я очень многое здесь люблю, но иногда ваши соотечественники проявляют некоторое лицемерие, выставляя себя образцом добродетели. Я думаю, некоторый добрачный опыт никому не повредит, поскольку, вступая в брак, мы уже умеем улаживать мелкие кризисы, неизбежно возникающие при самых удачных союзах. Во всяком случае, опыт никогда не помешает.

— Вы намекаете на то, что мне следует попробовать обогатиться этим опытом?

— Я бы ни за что не решился предложить вам такое. Напротив, я приношу искренние извинения за то, что вообще завел разговор на эту тему.

— Я принимаю ваши извинения, и давайте оставим эту тему.

— Позвольте, я налью вам?

— Нет, спасибо. Теперь я поеду. Мне действительно пора. Дома еще полно дел.

Он опустил голову:

— Вначале я хочу удостовериться в том, что я действительно прощен.

— Вы принесли извинения, и я приняла их.

— Я вел себя очень глупо.

— А я считала, что вы очень умны благодаря вашему жизненному опыту, который, я уверена, исключительно богат.

Жан-Паскаль обратил ко мне такой потерянный взгляд, что я невольно рассмеялась.

— Так-то лучше! — воскликнул он, — Теперь я верю в то, что воистину прощен. Видите ли, я всегда восхищался вами. Вашей свежестью, красотой, вашим отношением к жизни. Не думайте, что меня оставила равнодушным ваша невинность, эта чистота…

— Ах, пожалуйста, не заходите слишком далеко.

Быть может, я нахожусь в неведении относительно многих вещей, в которых вы столь многоопытны, но уж отличить лесть я вполне могу. А вы, расхваливая меня, явно хватили через край.

— Значит, я все-таки веду себя глупо?

— Я понимаю, что вас очень интересуют женщины, и вы ищете случая соблазнить первую попавшуюся из них. Некоторые могут сказать, что это естественно для молодого человека. Меня это не касается, за исключением тех случаев, когда такие оценивающие взгляды останавливаются на мне.

Жан-Паскаль немного виновато улыбнулся.

— Я справедливо наказан, — сказал он, — Я вижу, что и в самом деле был глуп.

— Такое со всеми случается.

— Значит, мы опять добрые друзья?

— Разумеется. Только, прошу вас, больше не заговаривайте со мной в той же манере.

Он решительно покачал головой;

— А теперь выпьем еще по кружке за наше примирение?

— Благодарю, мне уже достаточно.

— Хотя бы глоток, иначе я не поверю в то, что вы меня простили.

Принесли сидра, и мы подняли свои кружки.

— Итак, мы, снова друзья, — произнес Жан-Паскаль. — Давайте поговорим про Хай-Тор. Когда Стеннинги уедут, я покажу вам все, что только вы пожелаете увидеть.

— Благодарю вас. Именно этого мы и хотим.

Мы поговорили про Хай-Тор, а затем он рассказал мне о королевском дворе в Чизлхерсте, о представителях французской аристократии, время от времени посещавших там императрицу. Он умел быть очень забавным и владел даром подражания, что выглядело особенно любопытно, когда он брался передразнивать своих церемонных соотечественников.

Я много смеялась, и он остался доволен. Я никак не могла понять, что заставило его так разговаривать со мной вначале. Тем не менее, кажется, я добилась того, что он осознал свою ошибку.

В конце концов, день оказался неплохим.

* * *

Стеннинги покинули Хай-Тор. В четверг утром Жан-Паскаль прислал мне письмо.

Он сообщал, что пригласил мистера Пенкаррона приехать в три часа дня для выяснения некоторых вопросов. Не хочу ли я заехать и присоединиться к ним.

Я передала с посыльным, что приеду с удовольствием. Девочки присутствовали при этом и пожелали выяснить, в чем дело.

— Это от месье Бурдона, — сказала я.

— Из Хай-Тора? — спросила Белинда.

— Да.

— Ты поедешь туда сегодня?

— Да.

— Я тоже хочу, — сказала Люси.

— Возможно, как-нибудь в другой раз. Если мы купим этот дом, вы станете часто бывать там. Будет очень интересно заниматься делами по дому.

— Здорово, — согласилась Люси.

Мне хотелось поскорее отправиться туда, и после полудня я выехала в Хай-Тор.

Когда я приехала туда, нигде не было видно конюхов, поэтому я сама отвела лошадей на конюшню, подошла к дому и позвонила. Звон колокольчика в пустом помещении казался особенно громким. Дверь открыл Жан-Паскаль.

— Очень рад видеть вас, — сказал он.

— Мистер Пенкаррон здесь?

— Нет еще. Входите же.

Мы прошли в холл.

— Без мебели здесь гораздо просторнее, — сказала я.

— Так вам будет легче прикинуть, куда ставить свою мебель.

— А этот стол? — спросила я. — Вы увезете его или продадите? Или он входит в стоимость дома?

— Посмотрим. Здесь есть еще кое-какая мебель.

Посмотрите и решите, что хотите оставить. Может быть, посмотрим сейчас?

— На какое время вы договорились с мистером Пенкарроном?

— Он не знал точно. Он сказал, что все будет Зависеть от того, как сложатся дела в шахте. — Заметив мой озабоченный взгляд, Жан-Паскаль подошел к двери и распахнул ее. — Я оставлю ее открытой, так что он сможет войти. Давайте поднимемся на второй этаж, и я покажу вам вазу.

На лестничной площадке мы остановились, чтобы осмотреть вазу:

— Весьма хороша, не правда ли?

— Да, ваза чудесная.

Мы прошли в галерею.

— Вам придется собирать картины, — сказал он.